Точно потерялась
Это было высокое белое здание, — или бывшее когда-то белым — украшенное гипсовыми фигурами, разнообразными, но унылыми. С боков выдавались два крыла, заключавшие в центре темный и сырой двор. На уровне крыши их соединяла нелепо высокая, словно вход для гиганта, кирпичная арка.
Сильвия подняла взгляд на эту чудовищную причуду и быстро отвела глаза. Высокие здания вызывали у нее дрожь, она не любила смотреть на их фасады. Вступила во двор, где недавний дождь оставил лужи, маслянистая поверхность которых отливала всеми цветами радуги. Где искать нужную комнату под номером 001, было непонятно. Ставни старой привратницкой как будто оставались плотно закрытыми уже не один год; тем не менее, Сильвия подошла и тронула заржавевший колокольчик (если эта штука действует, то я тогда…).
Закруглить предположение ей не удалось, поскольку, едва она поднесла руку к черному боку колокольчика, ставенка в привратницкой отворилась, открывая взгляду верхушку головы — длинный нос, небольшие глазки, лысая макушка.
— Привет, не скажете ли… — начала Сильвия, но, не дав ей продолжить, обитатель привратницкой сморщил веки в улыбке или гримасе и поднял ладонь. Длинный палец указал Налево, потом Вниз, и ставня с шумом захлопнулась.
Сильвия рассмеялась. За что только ему платят? За это? Указания привели ее не к центральному входу, со ступенями и стеклянной дверью, а через сварную железную решетку к лесенке, по которой шел спуск в низкий дворик с дверью в полуподвал. В пространство, зажатое между высокими башнями, не попадали солнечные лучи. Вниз, вниз и вниз, на гулкое, пахнувшее пещерой дно, где в стене виднелась дверца. Не просто маленькая, а очень, но другого пути не было. «Меня явно не туда занесло, — заключила она, поправляя невероятный пакет (который, мало что менял очертания, сделался к тому же очень тяжелым). — Точно потерялась». Тем не менее она отворила дверцу.
Перед ней оказался узкий и низенький коридор. В дальнем конце кто-то стоял перед дверью и что-то делал — красил ее? У него была кисть и банка с краской. Управляющий или помощник управляющего? Сильвия решила обратиться к нему за дальнейшими инструкциями, но едва она его окликнула, как незнакомец, испуганно оглянувшись, исчез за той самой дверью, над которой работал. Она все же двинулась туда и достигла двери раньше, чем рассчитывала: то ли коридор был короче, чем казался, то ли казался более длинным, чем был на самом деле, что, впрочем, все равно. Дверь на его конце была еще меньше прежней, уличной. «Если так пойдет дальше, — подумала Сильвия, — мне в конце концов придется встать на четвереньки…» На двери свежей белой краской были выведены цифры в старинном стиле: «001».
Немного посмеиваясь, но одновременно и побаиваясь, не вполне уверенная, что с ней не сыграли какую-то изощренную шутку, Сильвия постучала в дверцу.
— «Крылатый гонец»! — выкрикнула она.
Дверь приоткрылась. Изнутри в коридор проник странный солнечно-золотистый свет, словно бы с улицы. На дверь легла, чтобы открыть ее шире, очень длинная и очень узловатая рука, а потом показалось лицо с широкой ухмылкой.
— «Крылатый гонец»? — полувопросительно повторила Сильвия.
— Да? А что это такое? Чем мы можем вам помочь? — Это был мужчина, красивший дверь, или кто-то на него похожий, или человек, направивший ее сюда. Или кто-то, похожий на него.
— Вам пакет, — проговорила она.
— Ага, — отозвался маленький человечек. Все с той же ухмылкой он открыл дверь шире, чтобы Сильвия могла, наклонившись, войти. — Тогда пожалуйте.
— Вы уверены, что мне сюда? — Сильвия заглянула внутрь.
— О, безусловно.
— Ой! Здесь все такое маленькое.
— Верно. Входите же, будьте любезны.
Дикий Лес
Вечером на тех же майских улицах, наслаждаясь новоиспеченной весной, Оберон неспешно брел к Ферме и думал о славе, удаче и любви. Он возвращался из офиса продюсерской компании, которая выпускала «Мир Где-то Еще» и несколько других сериалов, менее успешных. Там он отдал в наманикюренные руки поразительно дружелюбного, но несколько рассеянного сотрудника (немногим старше его самого) два сочиненных им эпизода к их знаменитой мыльной опере. Его заставили выпить кофе, и молодой человек (судя по всему, не чрезмерно загруженный работой), перескакивая с темы на тему, принялся болтать о телевидении, сценариях, съемках. Упоминались огромные денежные суммы, затрагивались и тайны бизнеса. Оберон вовсю старался скрывать, как удивлен первыми, и с мудрым видом кивать при упоминании вторых, хотя мало что понимал. Потом его проводили к выходу, приглашая заглядывать в любое время, две секретарши (та из них, что сидела в приемной, отличалась поистине несказанной красотой).
Поразительно и изумительно. Обширные перспективы открылись перед Обероном на запруженной толпой улице. Сценарии, плод их с Сильвией сотрудничества в долгие и веселые вечера, были увлекательны, хорошо слажены, хотя, напечатанные на старой машинке Джорджа, изысканным оформлением не блистали. Не важно, не важно: в будущем его ждут дорогое офисное оборудование, долгие ланчи, самые высокопрофессиональные секретарши и трудная работа за большое вознаграждение. Он выхватит золотое сокровище прямо из пасти Дракона, который охраняет его в Диком Лесу.
Дикий Лес. Да. Оберон знал: было время, — скажем, при Фридрихе Барбароссе, императоре Запада, — когда лес начинался прямо за бревенчатыми стенами крохотных городков, по краям вспаханных земель. Лес, где обитали волки, медведи, ведьмы в избушках, способных исчезать, драконы, великаны. В городках жизнь шла организованно и обыкновенно; там были безопасность, собратья, огонь, еда и все удобства. Скучно, наверное, скорее разумно, чем увлекательно, но при том безопасно. И только по ту сторону, в Диком Лесу, могло произойти всякое, в том числе любое приключение. Там твоя жизнь была в твоих руках.
Но теперь все перевернулось. Все стало иначе. В Эджвуде, за пределами большого города, ночь не таит в себе ужасов, леса там прирученные, улыбающиеся, удобные. Оберон не знал, остался ли в многочисленных дверях Эджвуда хоть один работающий замок. Во всяком случае, ему не приходилось видеть там запертую дверь. Душными ночами он часто спал на открытых верандах или даже в лесу, внимая природным звукам и тишине. Нет, только на городских улицах можно видеть волков, настоящих и воображаемых; только здесь приходится баррикадировать двери, чтобы не вторглось в дом то страшное, что бродит Снаружи, — так прежде запирались на засовы жители леса. Здесь случались приключения, выпадала удача, здесь ты мог заблудиться, пропасть без следа в пасти зверя, здесь ты учишься жить с дрожью в коленках и хватать сокровище; здесь и только здесь находится нынче Дикий Лес, и Оберон был здешним — лесным — жителем.
Да! Стремление овладеть сокровищем породило в нем бесстрашие, а бесстрашие — сделало сильным. Вооруженным странником шагал он сквозь толпу. Это слабых пожрут звери, не его. Он подумал о Сильвии, мудрой как лисица, воспитанной в лесу, хотя и рожденной в относительно благополучном и безопасном месте, в джунглях на острове. Она знает это место и не меньше Оберона (больше, много больше) стремится овладеть сокровищем, и ее хитрость не уступает алчности. Что за команда! И подумать только: всего какой-нибудь месяц-другой назад они словно застряли в буреломе, потеряли друг друга в дебрях, еще немного — и сдались бы, расстались. Расстались. Бог мой, как вовремя ей выпал шанс! Как удачно они выпутались из беды!
