Если вы уловите это, то постараетесь убежать. Но как ни бегите, он все равно вас настигнет, ведь основой паники, ведущей к неконтролируемому бегству, является полубог Пан, а Пан – субформа Диониса. Так что, как от Диониса ни беги, все равно тебя поймают.
Я пишу все это через силу; я так устал, что едва не падаю со стула. То, что случилось в Джонстауне, было массовым паническим бегством, внушенным сумасшедшим богом.
[17]
Паникой, ведущей к смерти – логический итог одержимости безумным богом.
Для них просто не существовало иного пути. Чтобы понять это, нужно стать одержимым сумасшедшим богом. Понять, что когда такое случается, другого выхода нет, потому что безумный бог везде.
Трудно увидеть здравый смысл в том, как девять сотен человек договариваются о собственной смерти и смерти своих детей. Однако безумный бог не обладает логикой, во всяком случае – в нашем ее понимании.
Дом Лэмптонов – величавую фермерскую усадьбу – окружали виноградники. Как-никак, винодельческий край.
Мне тут же пришла мысль, что Дионис – бог виноделия.
– А тут хорошо пахнет, – сказал Кевин, вылезая из «фольксвагена».
– Воздух не всегда такой чистый, – заметил Эрик. – Даже здесь.
Внутри дом оказался теплым и весьма симпатичным. Повсюду в рамках под стеклом, не дающим бликов, висели плакаты с изображениями Эрика и Линды, придавая старому деревянному дому современный вид.
Линда с улыбкой сообщила:
– Мы тут сами делаем вино. Из собственного винограда.
Ясное дело, подумал я.
У одной из стен громоздился гигантский комплекс стереооборудования, весьма напоминающий «миксер» Николаса Брейди. Сразу стало понятно, откуда взялся этот образ.
– Сейчас поставлю одну из наших последних записей, – сказал Эрик, подходя к аудиокрепости и щелкая тумблерами. – Музыка Мини, слова мои. Я здесь пою, но мы не собираемся выпускать запись в свет – это просто эксперимент.
Как только мы расселись по местам, в гостиной, отражаясь от стен, загрохотали несусветные децибелы.
Я хочу увидеть тебя,
Хочу увидеть поскорей.
Дай мне свою руку, эй!
Не за кого уцепиться мне,
Я стар, ужасно стар, йе-е-е!
Что ж ты не посмотришь на меня?
Не дрейфь, это всего лишь я.
Раньше или позже
Я к тебе приду.
Так или иначе я тебя найду!
Господи, подумал я, слушая слова. Мы попали именно туда, куда нужно, нет сомнений. Получили что хотели. Кевин может сколько угодно развлекаться, разбирая слова песни, но они не нуждаются в анализе. Лучше обратить внимание на электронные шумы Мини.
Линда приблизила губы к моему уху и прокричала:
– Эти резонансы открывают высшие чакры.
Я кивнул.
Когда песня закончилась, мы наперебой стали говорить, какая она классная, даже Дэвид. Дэвид словно пребывал в трансе, глаза его затуманились. С ним так случается всякий раз, когда он сталкивается с чем-то, что ему трудно выносить. Церковь научила его отключаться на время, пока не пройдет стрессовая ситуация.
– Хотите познакомиться с Мини? – спросила Линда Лэмптон.
– Да! – воскликнул Кевин.
– Он, наверное, спит наверху. – Эрик Лэмптон направился к выходу из гостиной. – Линда, принеси из погреба «каберне-совиньон» семьдесят второго года.
– Хорошо. – Линда кивнула и направилась к другой двери. – Будьте как дома, – бросила она через плечо. – Я скоро.
Кевин в полном восторге разглядывал стереоаппаратуру.
Ко мне подошел Дэвид – руки в карманах, на лице странное выражение.
– Они…
– Они психи, – сказал я.
– Но в машине мне показалось, что ты…
– Психи, – повторил я.
– В хорошем смысле? – Дэвид придвинулся ко мне, словно ища защиты. – Или… по-другому?
– Не знаю, – честно ответил я.
Жирный стоял рядом, внимательно слушая, очень серьезный и молчаливый. Кевин продолжал разглядывать стереосистему.
– Думаю, нам следует… – начал Дэвид, однако тут в гостиную вошла Линда Лэмптон, неся серебряный поднос с шестью бокалами и запечатанной бутылкой.
– Не откроет ли кто-нибудь из вас вино? – попросила Линда. – У меня всегда пробка проталкивается внутрь, даже не знаю почему.
Без Эрика она сделалась застенчивой, совсем непохожей на женщину, которую сыграла в «ВАЛИСе».
Кевин взял бутылку.
– Штопор где-то на кухне, – сказала Линда.
Над нашими головами послышался скрежет, как будто по полу тянули что-то тяжелое.
Линда пояснила:
– У Мини – мне следовало вас предупредить – обширная миелома, он передвигается в инвалидной коляске.
Кевин в ужасе проговорил:
– Клеточная миелома – неизлечимая болезнь!
– Можно протянуть около двух лет, – сказала Линда. – Диагноз поставили совсем недавно. На следующей неделе Мини ложится в больницу. Мне очень жаль.
Жирный спросил:
– Разве ВАЛИС не в силах исцелить его?
– Кому суждено исцелиться – исцелится, – сказала Линда Лэмптон. – Кому суждено погибнуть – погибнет. Но время нереально – ничто не погибает. Все это лишь иллюзия.
Мы с Дэвидом переглянулись.
Бум! Бум! Что-то огромное и неуклюжее начало спускаться по ступенькам. Мы застыли в ожидании, и наконец в гостиную вкатилась инвалидная коляска, из которой нам с любовью и теплом узнавания улыбнулось что-то маленькое и бесформенное. Из обоих ушей свисали проводки. Мини, создатель синхронической музыки, был почти глух.
По очереди подойдя к Мини, мы пожали его дрожащую руку и представились – не в качестве «Рипидонова общества», а лично.
– Ваша музыка имеет огромное значение, – сказал Кевин.
– Верно, – кивнул Мини.
Было видно, что он испытывает сильную боль. Не оставалось сомнений: Мини долго не протянет. Однако, несмотря на страдания, мы сразу почувствовали, что в нем нет злобы по отношению к миру – Мини ничуть не походил на Шерри. Я посмотрел на Жирного и понял, что, глядя на развалину в инвалидной коляске, он тоже вспоминает Шерри. Забраться в такую даль, подумал я, и вновь столкнуться с тем, от чего бежал.
Что ж, как я уже говорил, не важно, какое направление вы выберете: если вы бежите, бог бежит вместе с вами, поскольку он везде – и внутри, и вне вас.
– С вами контактировал ВАЛИС? – спросил Мини. – Со всеми четырьмя? Вы поэтому здесь?
