— Это посол? — спросил Траян, усомнившись. — Он больше похож на жреца.
— По-моему, он несколько опоздал, — заметил Лициний Сура.
— Приехал посол на муле и упал, — засмеялся Ликорма, запуская гулять по миру анекдот, который наверняка понравится в Риме.
Хотя посол ни с какого мула не падал и прискакал на лошади в сопровождении нескольких всадников, а на муле ехал его слуга со странным посланием.
— Прочитай! — приказал Траян переводчику.
— Это латынь, — сообщил тот, пробежав первые слова, вырезанные на трутовике. — Начертано очень коряво.
— Читай, — кивнул, хмурясь, Траян.
— «Император Траян Нерва Август…» — начал переводчик.
— Титулатура неверна! — раздраженно прервал его Траян.
— Варвары! — пожал плечам Ликорма. — Чего от них ждать, если у них нет пергамента для послания, и они шлют письмо на грибах.
Подобострастно-самодовольная улыбка мелькнула на его лице. Сказал он это достаточно громко, чтобы слышали даки.
— Это письмо не для пергамента! — Седой дак надменно выпятил подбородок. Белые космы растрепал ветер. Говорил он на латыни, но с акцентом.
— Кажется, у него акцент все же сильнее, чем у нашего Адриана! — хмыкнул Сура.
В последние годы Адриан старательно выправлял произношение, но анекдот про ужасную варварскую латынь племянника уже сделался достоянием гласности, и теперь спасти репутацию молодого человека уже не могли никакие уроки ораторского искусства. Можно подумать, латынь Траяна лучше!
— Ну, всегда можно чем-то оправдать свое невежество, — сказал, глядя в глаза послу, Ликорма.
Как бывший раб, он знал толк в унижении.
— Продолжай! — Траян небрежно махнул рукой переводчику.
— «…ты нарушил заключенные договоры, — переводчик решил не перечитывать заново так разозливший Траяна титул, — заключенный от имени римского Сената и народа…» — Читавший замолчал и уставился на Траяна, видимо, опять ожидая гневной реплики.
— Продолжай, — бесстрастно кивнул Траян.
— «Децебал предлагает тебе подтвердить мирные соглашения и покинуть пределы Дакии, — видимо, все же чтец кое-что опустил в „грибном“ послании, — а взамен царь Дакии обязуется возместить тебе средства, потраченные на подготовку данного похода…»
Послание было грубым не только в начертании. Надо же так написать — возместить расходы! Как будто Децебал слал письмо к затрапезному соседу и намекал на бедность противника, который явился сюда с одной-единственной целью — поживиться. А ведь он попал точнехонько в цель. Именно так — не покарать, не наказать, не предотвратить. Нет и нет! Римляне явились сюда за добычей. Наверное, это было обиднее, чем выбранный для надписи гриб, чем язвительные шуточки Ликормы в адрес посла.
Траян почувствовал, как краска заливает ему лицо. Уже много-много лет он не краснел. Кажется, со школьных дней. Но тут кровь ударила ему в лицо.
— Он заплатит, — голос императора задрожал от ярости, — но не сейчас, а после моей победы. В десять раз больше, нежели я потратил! Передай своему царю: мои войска только что захватили его сестру и племянников. Надеюсь, это немного остудит пыл Децебала?
— Или его разъярит, — пробормотал Адриан.
Глава VI
Битва при Тапае
Лето — осень 854 года от основания Рима
[140]
Дакия
В августе армия Траяна и армия Лаберия Максима встретились в том месте, где вытекающая из ущелья Бистра вливалась в текущий с юга Тибуск. По заранее разработанному плану Траян должен был выйти на левый берег Тибуска, а наместник Лаберий Максим — на правый, в этом была вся изящность штабной задумки. Но, как всегда, планы разошлись с делом, и обе армии встретились на левом берегу. Здесь заложили крепость и начали оборудовать переправу, когда посланные на ту сторону галльские всадники донесли, что, похоже, в ущелье римлян поджидают. Значит, Децебал все же решился дать сражение. Наконец-то! Вопрос теперь был в том, что царь намерен делать — выйти в долину, где Теттий Юлиан семь лет назад сумел разбить дакийскую армию, или попытаться запереться в ущелье, чтобы не пропустить римлян через долину Бистры, не дать им прорваться к Сармизегетузе.
Приближался сентябрь. Времени для наступления просто не оставалось. Римляне не знали, когда в Дакийских горах выпадает снег, но Декстр, приглашенный на совет Адрианом, заявил, что если армия до октября не доберется до стен Децебаловой столицы, то в диких горах, где расположена столица даков, им попросту нечего делать.
Впереди — справа и слева к реке Бистре — подступали горы. Пройти дальше, чтобы подобраться к Сармизегетузе, можно было, если миновать узкий проход в горах, переправиться через верховья реки Стрей и залезть в горы, где пряталась эта самая Сармизегетуза. Таков был замысел, который казался вполне логичным в Риме или в Виминации, но здесь, в Дакийских горах, выглядел почти недостижимым. Было ясно, что римлян Децебал намерен задержать. Теперь каждый день, проведенный на месте, был в пользу Децебала, но против римлян.
— Надо было идти вдоль Алуты, — в который раз напомнил о своем мнении Адриан.
— Главное — выиграть сражение. Тогда Децебал сразу запросит мира, — заявил Траян.
Адриан с сомнением покачал головой…
Римляне все лето добирались сюда, к Бистре, так что одолеть остаток пути прежде, чем выпадет снег, они никак не успевали. Если у Децебала хватит ума (а с этим, кажется, у него все в порядке), дакийский правитель не станет кидаться в сражение, а попросту не позволит римлянам подняться к Сармизегетузе до холодов, и тогда непрошеные гости уйдут сами. Не будет даже намека на успех. Ни одной крупной битвы, ни одной победы, о которой можно кричать на Форуме и в Сенате, ни одного золотого в качестве контрибуции, ни добычи, ни повода для переговоров. Траян хмурился — видимо, и сам этого опасался, понимал: Децебал переиграл императора. А то немногое, что удалось захватить в качестве добычи, никогда не покроет фантастических затрат на кампанию.
— Он будет драться! — заверил дядюшку Адриан. — Не только тебе нужно предъявить победу, как показывают друзьям шкуру убитого льва. Децебал обязан показать ненадежным союзникам и сомнительным друзьям, кто владеет этими горами. Если я что-нибудь понимаю в политике, он вот-вот устроит нам кровавую потеху.
Адриан не ошибся. Он вообще ошибался редко.
* * *
Адриан подошел к построенной в ряд центурии Валенса.
Други! Не может ли кто-либо сам на свое положиться
Смелое сердце и ныне же к гордым дакийцам пробраться
В мраке ночном? Возьмет ли врага он, бродящего с краю?
[141]
