— Пройдем в спальню, — сказал Домициан.
Пока они шли из портиков в опочивальню, император отметил, что декурион спальников Сатур почему-то все еще торчит в комнате рядом с опочивальней, но толстый и неповоротливый Сатур не внушал Домициану опасений.
Император уселся на кровать, сломал печать на табличках. На воске были какие-то записи, но разобрать каракули Домициан никак не мог: свет уже начинал гаснуть, сквозь мутноватые мелкие стекла в оконной решетке ничего толком разглядеть было нельзя.
— Принеси светильник! — приказал он мальчишке, что чистил многочисленные статуэтки, заполонившие домашний алтарь в спальне.
Тот повернулся и замер. Домициан поднял голову. Стефан отбросил грязную повязку. Мутный свет блеснул на остро оточенном лезвии — в руке у мерзавца был кинжал. Стефан ринулся на императора. На миг почудилось Домициану, что это силач Гай Осторий, римский Геркулес, как его еще называли, метит в императора клинком.
Страх парализовал его. Домициан хотел вскочить, но не смог. Стефан налетел коршуном. Все же император перехватил руку с кинжалом, вдвоем они рухнули на пол.
— На помощь! — завопил принцепс.
Крик вышел сдавленным, кто его мог услышать? Но дверь в спальню распахнулась. Вбежали двое. Корникулярий Клодиан и спальник Сатур. Корникулярий обнажил меч.
Ну вот, сейчас преданный вояка вонзит клинок в жирную спину Стефана и…
Видимо, Стефан испугался и подался в сторону, ослабив захват. Император сумел выхватить из ножен свой кинжал и в этот момент ощутил, как сталь вспарывает ему бок. Лицо Клодиана оказалось совсем рядом, глаза расширены, зубы оскалены, изо рта несет чесноком…
«Так вот оно что…»
Домициан ощутил еще один удар, потом еще один и еще…
«Надо было их всех убить… всех… в тот список…»
Еще удар.
«Неужели не занес… Клодиана… в тот список?»
Рот наполнился чем-то горячим, не давая дышать. Перед глазами мелькали лица — это те, убитые, они ждут его на другой стороне Стикса. У них свой список, в который все занесено, из которого ничего нельзя вычеркнуть.
* * *
В Эске солнце только что зашло. Тиресий лежал в казарме на своей койке навзничь и видел, как умирает Домициан, будто наяву.
* * *
Тело императора старая кормилица Фаллида увезла к себе в усадьбу близ Латинской дороги. Убитого обмыли и умастили благовониями, завернули в пурпурную тогу, которую кормилица выпросила у новоявленной вдовицы. В то время как Рим бесился и разбивал на Капитолии золотые и серебряные статуи Домициана, старая кормилица предавала тело своего молочного сына огню.
* * *
— Все с ума посходили! — Марк ворвался в перистиль, опрокинул ведро с раствором и чуть не сбил стоявшего на скамеечке штукатура.
Все лето Авл Эмпроний занимался ремонтом в бывшем доме покойного Остория, а конца работам не предвиделось.
«Это ж надо так запустить жилище! Вот же уроды! Бездельники!» — костерил про себя и вслух покойного, позабыв, что о мертвых плохо не говорят. Тем более о тех, чью душу ты сам препроводил к ладье Харона.
Сейчас Авл сидел в маленьком таблинии Остория, том самом, что бывший военный трибун переделал из жилой комнаты, и проверял счета, пытаясь свести непомерно раздувшиеся расходы с жалкими доходами этого лета. Расходы явно перевешивали.
— Все с ума… — вновь заорал Марк, возникая на пороге.
— Не входи! — предостерегающе вскинул руку Авл. — Наследишь.
Марк глянул под ноги. Они все были в растворе.
— В чем дело? — Авл отложил записи, взъерошил и без того стоявшие торчком волосы. Надо же, сентябрь, а такая духотища.
— Рабов убивают и вольноотпущенников! — выдохнул Марк.
— Что — всех?
— Нет, конечно! Тех, что на господ доносили. А теперь свободу провозгласили и вот…
— Ты раб или вольноотпущенник? — насмешливо спросил Авл.
— Да ну тебя! — Марк смутился.
— Тогда в чем дело? А?
— Но ведь мы… — Марк огляделся, закусил губу.
— Тебе что, не нравится наш новый дом? — Авл с нажимом произнес слово «наш».
— Не боишься? — спросил вдруг Марк.
— Чего?
— Гнева богов.
Авл покачал головой:
— Богов — нет. Между мной и богами сотни крупных подлецов. Молнии никогда не попадают в злодеев, зато убивают невинных. — Новый хозяин вернулся к своим счетам. — Видимо, невинные больше по нраву богам, потому небожители зовут их к себе. Твори подлости, Марк, и ты уцелеешь.
Не дождавшись ответа, Авл поднял голову.
Марка уже не было в проеме двери. Остались лишь пятна раствора на полу.
— Тук, собака, иди вытри пол! — заорал Авл рабу.
* * *
Кука залез на верхний ярус к Тиресию. Предсказатель был мрачен и всем видом показывал, что не хочет ни с кем говорить, но Кука был не из тех, кто останавливается перед закрытой дверью. Такое понятие как щепетильность ему вообще был незнакомо.
— Слушай, Тирс, ты видел, как Адриан насторожился — только ты сказал, будто Домициан умер, — зашептал Кука.
Остальные обитатели казармы делали вид, что таинственное совещание на верхнем ярусе их не касается. Но уши у всех были на макушке.
— Ну…
— Давай я пойду к трибуну и передам от тебя записку — будто тебе есть что сказать важное, но лично, при встрече.
— Что я еще должен ему сказать, не подскажешь? — язвительно скривил губы предсказатель.
— Будто ты составлял его гороскоп и увидел, что звезды сулят Адриану в будущем власть над Римом. Что Адриан непременно станет императором.
— Ты спятил! Ничего подобного я не вижу.
— Так узри! — рассмеялся Кука. — Скажи, будто властвовать ему не сейчас — лет через двадцать.
— Но это же вранье!
— Ты что, не понимаешь? Не станет же Адриан через двадцать лет тебя искать, чтобы повесить! Ерунда! Именно так и скажи: через двадцать лет ты станешь императором. Адриан — он до безумия честолюбив, это всем известно. Он взовьется, как мул, которому сунули под хвост комок колючек. Ого-го! Я так и чую, как его это проймет! А ты потребуй плату за предсказание — звонкие золотые плюс спасение Приска.
— Ты готов рискнуть моей головой ради головы Приска?
— Вот же тупой! Как учебный меч! Я же сказал, ты ничем не рискуешь! Тирс, тебя, конечно, иногда осеняет, но без Приска наше маленькое подразделение ничего не стоит. Приск — умница. Приск — боец. И потом, нельзя бросать товарища в беде. У тебя есть пергамент?
— Нет…
— У меня тоже. Но есть восковые таблички. Для записки хватит.
