Уилл сложил три благоухающих, исписанных небрежным почерком голубых листка и всунул их обратно в конверт. Лицо его ничего не выражало, но на самом деле он был очень зол. Зол на этого дурно воспитанного мальчишку, столь обольстительного в своей белой шелковой пижаме, и столь ужасающе глупого по причине своей избалованности. Едва ли не бешенство вызывал в нем запах духов от письма, написанного чудищем, а не женщиной, — ибо разве можно назвать женщиной ту, которая губит своего сына во имя материнской любви и непорочности и готова превратить его в крестоносца духа, швыряющего бомбы, под нефтяными знаменами Джо Альдехайда, во имя Бога и всевозможных Просветленных Учителей. Уилл злился также и на себя за то, что позволил этой нелепой и зловещей паре вовлечь его в коварный заговор против всего человеческого, во что он втайне, хотя и не говорил «да» в ответ, верил и чего страстно жаждала его душа.
— Что, идем? — с небрежной доверительностью спросил Муруган.
Для него было аксиомой, что если Фатима Р. распоряжается, повиновение должно последовать полное и незамедлительное.
Уилл, чтобы дать себе остыть, ответил не сразу. Он неторопливо обернулся и бросил взгляд на сцену. Иокаста, Эдип и Креон сидели на ступенях дворца, вероятно, дожидаясь прихода Тиресия. Bassoprofondo в облаке ненадолго задремал. Плакальщицы в черном продолжали пересекать сцену. Возле рампы юноша с Палы начал декламировать белые стихи:
Свет я Сочувствие — как несказанно
Проста ты, Сущность наша! Но Простак
Веками ожидал хитросплетения,
Чтобы Единое постичь во многом,
Всецелое — здесь и теперь, Факт — в выдумках;
Неизмеримость видя цельнотканой:
Где истина и доброта слились
С работой щитовидки, сердца, почек.
Бор с сытным сочетается обедом
И с голодом, и с колокольным звоном —
Нежданно льющимся в бессонный слух.
Громко зазвенели струны и запела флейта.
— Идем? — повторил Муруган.
Но Уилл поднял руку, призывая к молчанию. Марионетка-девушка вышла на середину сцены и запела:
Мозг — клеток три миллиарда,
Где мысль берет рожденье,
На всех шарах бильярда
Знак: «Вера» иль «Сомненье»;
Я — это мысль и вера,
Кипящие в реторте.
Кислот, ферментов мера,
Мечты — и ток в аорте;
Я — это небывалый,
Прочувствованный ход,
Где каждый атом малый
Пророчество несет.
Муруган, потеряв терпение, изловчился и пребольно ущипнул Уилла за руку:
— Вы идете или нет? — воскликнул он.
Уилл отдернул руку и сердито спросил:
— Что это вы делаете? Глупость какая!
Юноша, испугавшись, переменил тон:
— Я только хотел узнать, собираетесь ли вы идти к моей маме.
— Нет, не собираюсь, — отрезал Уилл. — Я не пойду к ней.
— Не пойдете? — воскликнул Муруган в крайнем изумлении. — Но она ждет вас. Она...
— Передайте своей маме, что мне очень жаль, но я должен нанести более неотложный визит. Умирающей, — добавил Уилл.
— У мамы к вам очень важное дело.
— Что может быть важнее смерти?
— Назревают серьезные события, — зашептал Муруган.
— Что? Я не слышу вас, — крикнул Уилл сквозь гул толпы.
Муруган с опаской огляделся и отважился прошептать чуть погромче.
— Серьезные, знаменательные события.
— Наиболее серьезные события происходят сейчас в больнице.
— Мы только что узнали, — сказал Муруган, но осекся и, вновь осмотревшись, покачал головой. — Нет, здесь я не могу говорить. Только не здесь. Вы должны пойти в бунгало немедленно. Нельзя терять ни секунды.
Уилл посмотрел на часы.
— Да, нельзя терять ни секунды. Пора идти, — сказал он Мэри Сароджини, — Ты поведешь меня?
— Да, — ответила девочка, и они пошли, взявшись за руки.
— Погодите, — взмолился Муруган, — погодите!
Мэри Сароджини и Уилл не останавливались, и ему пришлось пробиваться вслед за ними сквозь толпу.
— Что я скажу маме? — канючил Муруган, не отставая от них.
Испуг юноши был до крайности смешон. Уилл почувствовал, что от гнева не осталось и следа; он весело рассмеялся.
— Мэри Сароджини! Что ты ему посоветуешь? — на ходу спросил Уилл у девочки.
— Я бы рассказала маме все, как случилось, — ответила Мэри Сароджини. — Конечно, своей маме, — пояснила она, задумавшись на секунду. — Но ведь моя мама — не госпожа рани.
Девочка посмотрела на Муругана,
— Ты входишь в КВУ?
Конечно же, он не входил. Рани саму идею Клуба Взаимного Усыновления считала кощунственной. Мать дается ребенку Богом. Крестоносица Духа желала оставаться наедине со своей Богом предназначенной жертвой.
— Не входишь в КВУ? Какая жалость! А то бы мог пойти и пожить несколько дней у другой мамы.
Муруган, все еще страшась разговора со своей единственной мамочкой, поскольку поручение не было выполнено, продолжал твердить все то же, но под несколько новым углом.
— Но что мне скажет мама? Что она мне скажет?..
— Это узнать нетрудно, — ответил Уилл. — Иди домой и выслушай ее.
— Пойдемте со мной, — умолял Муруган. — Пожалуйста. — Он схватил Уилла за руку.
— Не трогай меня, кому я сказал! — возмутился Уилл.
Муруган поспешно убрал руку.
— Вот так-то лучше, — улыбнулся Уилл. В знак прощания он поднял свой посох. «Bonnenuit, Altesse». Ведите меня, Макфэйл, — добродушно повелел он девочке.
— Вы и вправду рассердились? — спросила Мэри Сароджини. — Или только притворялись?
— Я был зол не на шутку, — уверил ее Уилл. Вспомнив вдруг «Танец ракшасы», он крепко стукнул металлическим наконечником посоха в мостовую и пробормотал несколько соответствующих слов, — Надо было сразу затоптать гнев?
— Да, так было бы лучше.
— Почему?
— Муруган возненавидит вас, едва только страх оставит его.
Уилл пожал плечами. Какая ему разница! Но прошлое отодвигалось, и надвигалось будущее: они миновали увешанную лампами арку на площади и по крутой, извилистой темной улочке направились к больнице. Ведите меня, Макфэйл, — но куда? Впереди — еще одно проявление Вселенского Ужаса, а позади — все сладкие надежды на год свободы, на большой куш от Джо Альдехайда, заработать который оказалось так легко — да и не бесчестно, потому что Пала в любом случае обречена, И если рани нажалуется на него Джо, а Джо рассердится, позади также останется хорошо оплачиваемое рабство в качестве профессионального наблюдателя казней. Может быть, следует вернуться, отыскать Муругана и, принеся извинения, исполнить все повеления той ужасной женщины? Еще сто ярдов подъема, и сквозь деревья засветились огни больницы.
