Мэри Сароджини кивнула, без лишних слов вскочила на ноги и побежала через поляну. Уилл поглядел ей вслед — красная юбка колыхалась на бегу, смуглая кожа отливала на солнце розоватым золотом.
— Какая у вас замечательная внучка, — сказал он доктору Макфэйлу.
— Это дочь моего старшего сына, — немного помолчав, ответил тот, — он погиб четыре месяца назад: несчастный случай в горах.
Уилл пробормотал слова сочувствия, и вновь наступило молчание. Доктор Макфэйл откупорил бутыль спирта и протер руки.
— Будет немного больно, — предупредил он, — но вы старайтесь слушать, что говорит птица.
Он махнул рукой в сторону высохшего дерева, где, расставшись с Мэри Сароджини, опять сидел минах.
— Внимательно вслушивайтесь в каждое слово: это отвлечет от неприятных ощущений.
Уилл Фарнеби прислушался. Минах вернулся к своей первой теме.
— Внимание, — призвал говорящий гобой, — внимание.
— Внимание к чему? — спросил Уилл в надежде получить более ясный ответ, нежели тот, что дала ему
Мэри Сароджини.
— К вниманию, — ответил доктор Макфэйл.
— Внимание к вниманию?
— Да, разумеется.
— Внимание, — крик минаха прозвучал, словно ироническое подтверждение.
— И много у вас говорящих птиц?
— По всему острову, наверное, летает около тысячи. Это была идея старого раджи. Он думал, что от призывов люди станут лучше. Вполне возможно, но при чем тут бедняги минахи! К счастью, птицы не понимают наставлений. Даже если к ним обращается Франциск Асизский. Подумать только — читать проповеди безупречнейшим дроздам, щеглам и пеночкам! Какая самонадеянность! Не лучше ли помолчать и послушать, чему учит птица? А теперь, — добавил доктор другим тоном, — прислушайтесь к тому, что скажет наш приятель с дерева. А мне нужно вычистить вот это.
— Внимание.
— Начинаю.
Молодой человек вздрогнул и закусил губу.
— Внимание. Внимание. Внимание.
Да, доктор сказал правду. Если слушать со вниманием, боль не так сильна.
— Внимание. Внимание...
— Как вам удалось взобраться на утес? — спросил доктор Макфэйл, готовя бинты. — Уму непостижимо.
Уилл попытался засмеяться.
— Вспомните, как начинается «Нигдея», — сказал он. — Мне повезло: провидение оказалось на моей стороне.
С дальнего конца поляны донеслись голоса. Уилл обернулся и увидел между деревьев Мэри Сароджини: красная юбка колыхалась с каждым шагом. Позади девочки, обнаженный по пояс, неся на плече бамбуковые шесты, обернутые парусиной, шел великан, напоминающий бронзовую статую; за ним едва поспевал темнокожий юноша в белых шортах.
— Это Виджайя Бхатахачарья, — представил доктор Макфэйл бронзового великана, — мой ассистент.
— В больнице?
Доктор Макфэйл покачал головой.
— Я уже давно не практикую, — сказал он, — разве только в непредвиденных случаях. Мы с Виджайей работаем на Экспериментальной станции агрикультур. А Муруган Майлендра (он указал рукой на темнокожего юношу) работает у нас временно: он изучает почву и разведение растений.
Виджайя положил широкую ладонь на плечо своего спутника и легонько подтолкнул его вперед. Взглянув в красивое, угрюмое лицо, Уилл с удивлением узнал в юноше изысканно одетого баловня, которого он пять дней назад встретил в Рендан-Лобо. Юноша разъезжал по острову в белом «мерседесе» полковника Дайпа. Уилл улыбнулся и хотел было заговорить, но осекся. Едва заметно, но все же вполне определенно, Муруган Майлендра покачал головой. В глазах его Уилл прочел настоятельную мольбу. Губы беззвучно шевельнулись. «Пожалуйста, — казалось, вот-вот скажет юноша, — пожалуйста...» Уилл принял равнодушный вид.
— Здравствуйте, мистер Майлендра, — сказал он с вежливым безразличием.
Муруган, судя по всему, почувствовал огромное облегчение.
— Здравствуйте, — ответил он и слегка поклонился.
Уилл пригляделся к остальным: нет, никто ничего не заметил. Мэри Сароджини и Виджайя разворачивали носилки, доктор упаковывал черный саквояж. Маленькая комедия прошла без зрителей. Вероятно, по каким-то причинам юный Муруган не желал, чтобы узнали о его пребывании в Рендане. Мальчики есть мальчики. Даже если они порой превращаются в девочек. Полковник Дайпа и Муруган — взаимоотношения их не просто отеческо-сыновние; обоюдная пылкость здесь налицо. Возможно, юноша обожает полковника как героя, преклоняется, будто школьник, перед сильной личностью: борцом-революционером, который сумел победить и стал диктатором. Или тут замешаны другие чувства, и Муруган играет роль Антиноя при своем черноусом Адриане? Что ж, если юноша благоволит к немолодым бандитам-милитаристам, это его право. И если бандиту нравятся хорошенькие мальчики, что тут возразить? Так вот почему полковник Дайпа, подумал Уилл, воздерживался от официального представления.
— Это мой юный друг Муру. — Полковник встал, обнял юношу за плечи и, усадив на диван, сел рядом с ним.
— Можно, я сяду за руль? — спросил Муруган. Диктатор снисходительно усмехнулся и кивнул прилизанной черноволосой головой. Были и другие обстоятельства, наталкивающие на мысль, что этих двоих связывают не только дружеские отношения. Муруган за рулем полковничьей машины превращался в маньяка. Только обезумевший любовник способен, не считаясь с гостем, довериться такому шоферу. На равнине между Рендан-Лобо и нефтяными скважинами спидометр дважды достигал отметки 110, а на горной дороге от скважин к медным копям было и того хлеще. Зияли пропасти, тормоза взвизгивали на поворотах, буйволы выскакивали из бамбуковых зарослей в двух шагах от машины, десятитонные грузовики с ревом неслись навстречу, не разбирая дороги.
— Вы совсем не боитесь? — отважился спросить его Уилл.
Но бандит, ослепленный любовью, оказался к тому же и набожным.
— Если человек знает, что на все — воля аллаха (а я это знаю, мистер Фарнеби), он не станет бояться. Страх, в таком случае, будет грехом.
Муруган резко крутанул руль, чтобы объехать буйвола; полковник распахнул золотой портсигар и предложил Уиллу «Балканское собрание».
— Готово, — сказал Виджайя.
Уилл, повернув голову, увидел лежащие рядом с ним носилки.
— Хорошо, — сказал доктор Макфэйл. — Переместите его сюда. Осторожней. Осторожней...
Минуту спустя небольшая процессия двинулась в путь по узкой извилистой тропе между деревьями. Мэри Сароджини шла впереди, замыкал шествие ее дедушка; Муруган и Виджайя несли носилки.
Уилл Фарнеби вглядывался со своего движущегося ложа вверх в зеленый сумрак, словно со дна колышущегося, живого моря. Высоко над головой, почти что на самой его поверхности, шумела листва, кричали обезьяны, В облаке орхидей порхали птицы-носороги, напоминая причудливые создания воображения.
