— Хорошо хоть, здесь нет детей, — сказал я. — Что-то случилось?
— Смотрите, мистер Синклер… — Гальдер обошел вокруг меня и кивнул в сторону мощеной боковой улочки. У самой стены там стоял черный «мерседес», над его крышей сзади торчала антенна радиотелефона.
— Вы об этой машине? Что в ней такого особенного?
— Это Делажи. — Гальдер скользнул взглядом по киноафише над закрытой табачной лавкой. — Они стоят в дверном проеме рядом с машиной.
— Ничего не вижу…
— Рядом с «мерседесом». — Гальдер опустил голову, и его глаза скользнули по улице. За пределами «Эдем-Олимпии» он был всего лишь чернокожим парнем в куртке с погончиками, и никаких безопасных мест в коридорах ночи для него не находилось. В любой момент темный воздух мог распахнуться и выплеснуть спазм ненависти и насилия.
Через плечо Гальдера я увидел Делажей. Они стояли, как тайные любовники, притулившись друг к другу в дверном проеме, ее голова касалась его подбородка.
— Они следят за этим чертовым «мерседесом». Никто не собирается его угонять. А где Джейн?
— Все в порядке, мистер Синклер. — Гальдер от греха подальше отодвинул меня с дороги агрессивного трансвестита, который проходил мимо, презрительно поглядывая на нас сверху вниз. — Не волнуйтесь, она здесь.
Задняя дверь «мерседеса» открылась, и на мостовую вышла молодая проститутка в туфлях на шпильках и в платье-рубашке с блестками. Ее качнуло, она ухватилась за открытую дверь, а потом неловко захлопнула ее локтем. Это напряжение исчерпало ее возможности, и она, опершись руками об окно, уставилась на собственное усталое отражение. Казалось, она опоена чем-то более сильным, чем наркотики, — и все же повернулась в сторону Делажей и сделала коротенький нескладный реверанс. Разгладила на себе платьице, и блестки сверкнули в свете уличных фонарей.
— Джейн?.. — Я говорил достаточно громко, чтобы она услышала, но она улыбалась бессмысленной улыбкой проходившим мимо мужчинам. — Фрэнк, я ее вижу. В какую это игру она играет? Похоже на дурную постановку.
— Я не думаю, что это…
— Не думаете? — Я наступил на окурок, догоравший у моей ноги; он рассыпался огоньками и погас, а воздух вокруг меня словно стал легче. Мой гнев прошел, и я впервые за много месяцев почувствовал ответственность за свои поступки. — Подождите здесь, я приведу «пежо». Я хочу увезти ее до начала акции.
— Поторопитесь, мистер Синклер.
Делажи продолжали стоять, обнявшись в дверях, рядом с «мерседесом», откуда они наблюдали за Джейн, как заботливые приемные родители на любительском представлении, где их горячо любимое чадо впервые вышло на сцену. Симона следила за Джейн своим обычным преданным взглядом, в котором сквозила все та же робкая любовь, которую я подметил при их первой встрече. Ален кивнул ей; он не был уверен в Джейн, но в то же время не сомневался в ней — высокопоставленный бюрократ, радующийся возможности забыть на время о делах и подбодрить друга семейства на новом поприще. Глядя сквозь ночной воздух на эту опасную пару, я представил их римских предков, администраторов колониального Прованса. Вот они сидят перед ареной в Ниме
{99} и смотрят, как отважно принимает смерть их любимая рабыня. Искусство Уайльдера Пенроуза состояло не в том, чтобы довести Делажей до безумия, а чтобы они казались нормальными.
Гальдер догнал меня и взял за руку, когда я садился в «пежо».
— Мистер Синклер, я могу привести ее к вам. Они всегда хотели, чтобы я…
— Спасибо, но тогда они вам этого во всю жизнь не простят. А с меня что взять — постылый муж-надоеда.
Я остановил «пежо» у въезда в переулок. Джейн все еще стояла, опершись о «мерседес», ее сумочка раскачивалась, как фонарь сигнальщика. Ее глаза были устремлены в никуда, но она словно бы пробуждалась через каждые несколько секунд, когда заставляла себя сделать вдох. Она не узнала ни меня, ни свою машину и, показывая рукой внутрь лимузина, пригласила меня в свой будуар. Делажи, спрятав лица за воротниками своих пальто, одобрительно кивали ей от дверей — они еще не поняли, кто я.
У «пежо» остановился молодой француз в черных брюках и белой рубашке. По въевшемуся в его одежду затхлому запаху пищевого жира я догадался, что это официант, жаждущий потратить свои чаевые. Заинтригованный странным сочетанием — первоклассный автомобиль и новенькая шлюшка на задворках, он оценивал Джейн, как знаток оценивает лошадь. Предположив, что Делажи — ее сутенеры, он направился к Джейн, с одобрением поглядывая на ее гибкое тело.
Я вышел из «пежо» и направился к «мерседесу». Делажи наблюдали за тем, что происходит на заднем сиденье, где расположились Джейн и ее клиент — бок о бок, но в то же время отчужденно, как люди, случайно оказавшиеся в одном вагончике американских горок. Француз расстегнул ширинку. Одной рукой он шарил в своем бумажнике, а другой гладил бедро Джейн, стараясь расшевелить ее, — она сидела неподвижно, откинувшись на подголовник, словно пассажир, оцепеневший в преддверии неминуемого столкновения.
— Пол… идите сюда. — Увидев меня, Ален Делаж махнул рукой и чуть подвинулся, освобождая мне место рядом с Симоной. — Я рад, что вы пришли. Мы думали…
Он был счастлив меня видеть, доволен, что столь ценный инвестор не поленился прийти. Симона потянула меня в проем двери, а сама отодвинулась, освобождая лучшее зрительское место. Оказавшись прижатым к ней, я обратил внимание, что она не надушилась, а на ее лице нет косметики, словно для того, чтобы не притуплять чувства и подготовить свой вкус к этому самому изысканному из блюд.
Я отодвинулся от них и, опершись на крышу «мерседеса», спокойно сказал:
— Я рад, что пришел. Что здесь происходит?
— Пол? — Ален был удивлен моим ровным, но агрессивным голосом. — Джейн… Она сказала, что предупредила вас. Она хотела попробовать…
— Ей это интересно. — Симона успокаивающе взяла меня под руку. — Как и все жены…
В салоне «мерседеса» француз держал бумажник в зубах. Он ухватил Джейн за руки, пытаясь ее удержать, а она, сопротивляясь, молотила своими маленькими кулачками по крыше машины. Когда я открыл дверь, он выругался и отпустил Джейн. Он сунул бумажник в карман брюк и с потоком брани выскочил из салона. Он попытался было ударить меня, но я ухватил его за руку и со всей силы швырнул на капот. Он качнулся, восстановил равновесие и, решив, что я ему не по зубам, зашагал прочь, на ходу объясняя что-то уличному фонарю.
Делажи смотрели, как я вытаскиваю Джейн из машины. Вид у них был разочарованный, но покорный — ну, сглупил человек в дружеской компании, увлекся инвестор драматическим действом на сцене и кинулся спасать ведущую актрису. Симона уже открыла заднюю дверь и принялась выметать с сиденья блестки, осыпавшиеся с платья Джейн.
Мы подошли к «пежо», и Джейн обхватила меня руками — ни дать ни взять ребенок, пробудившийся от кошмарного сна. Она потрогала ссадины у себя на щеке и попыталась стереть помаду с губ.
