Другие «глаза» были не мои
(круглые, желтые фонари, прорезанные посредине черными вертикальными ромбиками зрачков…)
и другое сознание, Бог знает каким способом очутившееся во мне, внутри меня, воспринимало «картинку» совсем по-другому: холодный интерес, больше похожий на любопытство, и… Не человеческая уверенность в своей правоте, а какое-то необъяснимое, совершенно не человеческое отсутствие даже тени сомнений…
Я повернулся к девчушке, все еще тыкающей ручонкой в направлении клетки, она задрала ко мне личико, с каким-то странным интересом уставилась на меня, сосредоточенно нахмурила свои чудесненькие светлые брови, сразу став очень комично серьезной, и…
Я перевел глаза на ее мамочку, та еле заметно вздрогнула и каким-то неуловимым движением (не тела — телом она не сдвинулась с места) загородила дочку от меня, а я…
Я глядел уже не на мысленную «картинку», а на живых, реальных людей, маму и дочку, все теми же двумя парами глаз — воспринимал живую реальность все теми же двумя сознаниями… Я видел их и в нормальном, привычном, цветном изображении, и в… другом. Не цветном и не черно-белом, а каком-то красноватом и штриховом — расплывающемся, но одновременно очень четком, не объемном, а двухмерном и… Правильном.
В мозгу, вернее в той части сознания, которая принадлежала только мне, забилась, задергалась паническая мысль: я схожу с ума, это — классическая шизофрения, раздвоение…
И тут же другая, чужая (но тоже моя) часть, как-то вздрогнула и словно нехотя растаяла, исчезла, оставив меня с уже только привычным, моим восприятием реальности. И лишь в последний момент перед ее окончательным исчезновением, уходом, меня кольнуло слабое разочарование, оттого что она уходит, исчезает… И слабое инстинктивное желание метнуться за ней следом и удержать, только… Только я не знал, вернее, моя часть сознания не знала, куда, в какую сторону метнуться. Я не успел уловить, куда исчезло то — выскочило наружу, или наоборот, убралось внутрь, в какое-то потаенное нутро, дальний закоулочек моего собственного мозга…
Краем глаза видя спины дочки с мамой, уходящих от клетки (мамочка один раз оглянулась и кинула на меня быстрый и недобрый взгляд), я уставился на вытянувшего свое роскошное гибкое тело Panthera pardus, уставился в круглые желтые фонари его глаз
(вот чем я несколько секунд смотрел на мир… Вот чем я видел наш мир!..)
и еле слышно пробормотал:
— Так вот, значит, как ты нас видишь…
— Жарко, — сказала Рыжая и взяла меня за руку. — Ох, да ты весь взмок. Пойдем, посидим где-нибудь в тенечке… Хочешь, перекусим чего-нибудь? Пива выпьем?
— Угу, — кивнул я. — Вообще пошли отсюда. Хватит уже этих клеток. Если ты, конечно, насмотрелась, моя донна.
— Ага. Вполне, — сказала Рыжая. — Слушай, у тебя весь лоб мокрый. Ты что, погано жару переносишь? Даже побледнел как-то… Эй! — с ноткой тревоги окликнула меня она и выдернула из вдруг накатившей, какой-то приятной слабости, — Ты в норме?
— В ней, моя донна, — буркнул я, с каким-то непонятным облегчением оторвал, наконец, взгляд от не шелохнувшегося, равнодушно смотрящего куда-то мимо меня леопарда и обнял ее за талию. — Пошли. Я видел где-то здесь столики под тентом. Может, там даже пиво дают.
* * *
Я сидел за компьютером и с тоской смотрел на дисплей, на котором бывший агент бывшей «Штази», еще вчера так рельефно «выпиравший» из легко выстраивающихся друг за другом фраз, тускнел, становился двухмерным, штриховым, словно нарисованным неумелой детской рукой человечком, лишенным объемности, неживым, недостоверным…
Работа не клеилась. Ну, что за… Что-что — пиво не надо было днем лакать, вот что… Я скосил глаза на Рыжую, опять, как вчера, разлегшуюся на диване с Котом у ног и большим, темно-зеленым фолиантом в руках.
— Опять рецепт ищешь? — буркнул я. — Зря стараешься, я и так сожру все, что сбацаешь. Готовишь, ты моя донна, как богиня…
— Не-а, не рецепт, — покачала она головой, не отрываясь от книги. — хотела посмотреть…
— Что-то интересное?
— Ага…
— Почитай вслух, — подавив зевок, попросил я.
— Ты же работаешь.
— Не идет. Нет настроя, и… Ни сидя, ни стоя. Почитай — может, перебьешь фишку.
— Ну, слушай, — сказал Рыжая. — Так… вот, с самого начала, — и слегка монотонно, почти как та экскурсоводша или учительница в Зоопарке (только не гнусаво), она стала читать:
— «… Кошачьи — наиболее специализированные животные из всех хищных, всецело приспособленные к добыванию животной пищи преимущественно путем скрадывания, подкарауливания, реже преследования и к питанию мясом своих жертв. Подобный плотоядный образ жизни наложил глубокий отпечаток на строение тела и многие другие морфологические особенности кошачьих. Наша домашняя кошка может служить типичным представителем семейства. Однако эти виды отличаются большим разнообразием. Достаточно вспомнить, что наряду с мелкими кошками в семейство входят такие огромные звери, как…»
— Эй, — удивленно прервал ее я, — ты что, зоологией решила заняться? С чего это вдруг?
— Просто я вдруг подумала… — она замолчала.
— Ну, — подстегнул я. — Что — подумала?
— Почему их называют семейством кошачьих? — медленно выговорила она.
— Не знаю… А почему — нет?
— Ну, как? Ведь есть такие огромные… Мы же видели сегодня — рыси, пантеры… Тигры, наконец. А все семейство назвали по самым маленьким… Их именем. Почему?
— А черт его знает, — сказал я. — У тебя оригинальный склад ума, моя донна. Никогда бы не задумался… Ну, и что там, — я кивнул на книгу, — про это?
— Ничего не нашла, — покачала она головой, помолчала и повторила чуть тише: — Ничего…
— Ладно, — сказал я, — ищи дальше, может, и найдешь…
— Угу, — кивнула она и снова уткнулась в книгу.
Усилием воли я заставил себя вернуться к дисплею, стер три последние нелепые фразы, похожие на грамотный подстрочник, и попытался вызвать в воображении «картинку» с агентом-убийцей. Сначала вместо агента мелькнула раскрытая звериная пасть
(… большая пасть. Какая-то слишком большая…)
я отогнал ее, «стер», вчитался в английскую фразу, и… Где-то вдали на «картинке» замаячил силуэт агента — сначала нечеткий, расплывчатый, а потом все более рельефный… Пальцы забегали по клавишам, и на экране стал появляться текст — уже не грамотный подстрочник, а некое подобие литературы. Конечно, не «король ужасов», но… Из кувшина можно вылить только то, что было в нем, а творить — не наша забота. Мы ведь — только посредники. Те, кто не может быть писателем и не хочет — читателем… Где-то между… Ни рыба, ни мясо. Ни Богу — свечка, ни…
