Джосс ничего не сказала Люку о записной книжке. Ей казалось, что мать шепнула ей на ухо только ей предназначенные слова, и Джосс хотелось оправдать ее доверие. Она должна все выяснить самостоятельно. Она отложила книжку, взяла кружку с кофе, стоявшую рядом на ковре, и задумалась, уставившись через окно на лужайку. Ночью опять подморозило, и трава все еще была белой, особенно в тени густых зарослей за конюшнями. Небо же выглядело ослепительно голубым. В тишине она четко слышала через окно звуки ударов металла о металл. Это Люк трудился над «бентли».
По каменным плитам террасы пропрыгала малиновка и остановилась, склонив головку набок и уставившись в землю. Джосс улыбнулась. Она не так давно ссыпала туда крошки после завтрака, но сейчас там уже мало что осталось, поскольку на них сразу же набросилась стая воробьев и черных дроздов.
В доме царила тишина. Том спал, так что временно дом был в полном ее распоряжении. Она легко коснулась книжки пальцем. Мама. Слово повисло в воздухе. В комнате было очень холодно. Джосс поежилась. На ней были джинсы и два свитера, а вокруг шеи несколько раз обмотан шарф. Но в доме царили сквозняки, и руки ее заледенели. Через минуту она спустится в кухню, согреется, нальет себе еще кофе. Через минуту. Она сидела неподвижно, оглядывая все вокруг, стараясь ощутить присутствие матери. Эта комната явно была ее любимой, особенной, в этом Джосс не сомневалась. Книги матери, ее шитье, ее письменный стол, ее письма – и тем не менее ничего не осталось, У диванных подушек не сохранилось запаха, не ощущалось тепла, когда Джосс касалась тех мест, где могла лежать рука ее матери, никаких следов той женщины, которая родила ее.
Среди старых счетов ей попался конверт. Джосс смотрела на него некоторое время, отмечая наклонный почерк и выцветшие чернила. Почтовый штемпель был французским, а дата на нем – 1979 год. Внутри оказался лишь небольшой тонкий листок.
«Моя дорогая Лаура, как видишь, я вчера не добрался до дома, как собирался. Моя встреча отложена на завтра. Потом я тебе позвоню. Будь осторожной, моя дорогая. Да пребудут с тобой мои молитвы».
Джосс поднесла письмо ближе к глазам. Подпись – неразборчивая закорючка. Она попыталась разобрать хоть первую букву. П? Или Б? Вздохнув, она отложила письмо. Адреса на нем не было.
– Ну, и чем ты здесь занимаешься? – Люк вошел так тихо, что она не слышала его.
Она вздрогнула и подняла глаза.
– Разбираю бумаги.
Как и на Джосс, на Люке было надето несколько свитеров, поверх них – комбинезон в пятнах и шерстяной шарф. Но вне сомнений – он все равно замерз. Люк потер измазанные машинным маслом ладони.
– Как насчет кофе? Мне необходимо оттаять.
– Да, конечно. – Она сложила бумаги в стопку, но тут зазвонил телефон. – Голос незнакомый, женщина, явно пожилая.
– Как я поняла, вы пытались встретиться со мной. Меня зовут Мэри Саттон.
Джосс едва не подпрыгнула.
– Да, миссис Саттон…
– Мисс, дорогая, мисс Саттон. – Голос на другом конце провода стал внезапно строгим. – Понимаете, я не открываю свою дверь незнакомым людям. Но теперь я знаю, кто вы такая, так что заходите, навестите меня. У меня есть кое-что, могущее вас заинтересовать. – Сейчас? – Джосс очень удивилась.
– Именно так, сейчас.
– Хорошо, я сейчас приеду. – Джосс пожала плечами и повесила трубку. – Неуловимая мисс Саттон желает видеть меня незамедлительно. Я обойдусь без кофе, Люк, и поеду, пока она не передумала. Она говорит, у нее что-то есть для меня. Ты присмотришь за Томом?
– Ладно. – Люк наклонился и поцеловал ее в щеку. – Увидимся позже.
На этот раз стоило только Джосс постучать в дверь коттеджа, как она открылась. Мэри Саттон оказалась маленькой высохшей старушкой с пушистыми седыми волосами, затянутыми в узел на затылке. На узком, птичьем личике – тяжелые очки в черепаховой оправе.
Она провела Джосс в маленькую, чистенькую гостиную, где пахло печеньем и давно увядшими цветами. На столе, покрытом коричневой клеенкой, лежала маленькая записная книжка. Она была точь-в-точь такой же, как та, что Джосс обнаружила в письменном столе. Она не могла отвести от нее взгляда, пока усаживалась у окна в кресло с высокой спинкой.
После нескольких томительных секунд и тщательного осмотра суровое лицо старой женщины расплылось в улыбке.
– Вы можете называть меня Мэри, милая, так звала меня ваша матушка. – Мэри повернулась и принялась разливать чай из чайника, который уже стоял на подносе. – Я присматривала за вами, когда вы были совсем крохой. Именно я отдала вас вашим приемным родителям, когда они приехали за вами. – Она несколько раз моргнула. – Ваша матушка не могла этого вынести. Ушла в поле и бродила там, пока вас не увезли.
Джосс в ужасе смотрела на нее, не в состоянии говорить из-за комка в горле. За толстыми стеклами очков глаза старой женщины наполнились слезами.
– Почему же она меня отдала? – Прошло несколько минут, прежде чем Джосс сумела задать этот вопрос. Она трясущимися руками приняла от Мэри чашку чая и быстро поставила ее на край стола. Ее глаза снова вернулись к записной книжке.
– Не потому, что она вас не любила. Наоборот, она поступила так потому, что любила вас слишком сильно. – Мэри села и плотно натянула юбку на колени. – Видите ли, другие ведь умерли. Она считала, что если вы останетесь в Белхеддоне, вы тоже умрете.
– Другие? – Во рту у Джосс пересохло.
– Сэмми и Джордж. Ваши братья.
– Сэмми? – Джосс, не сводя с Мэри глаз, внезапно похолодела.
– Что такое, дорогая? – Мэри нахмурилась. – Что вы сказали?
– Вы ухаживали за ними? За моими братьями? – прошептала Джосс.
Мэри кивнула.
– С самого рождения. – Она печально улыбнулась. – Настоящие маленькие хулиганы, оба. Они были так похожи на отца. Ваша мать их обожала. Она едва не умерла, когда потеряла их. Сначала Сэмми, потом Джорджи. Женщине невозможно такое вынести.
– Сколько им было, когда они умерли? – спросила Джосс, вцепившись пальцами в свои колени.
– Сэмми было семь, а Джорджи родился через год, в пятьдесят четвертом, и умер в день своего рождения, когда ему исполнилось восемь, да упокоит Господь его душу.
– Как? – Шепот Джосс был едва слышен.
– Ужасно. В обеих случаях. Сэмми ловил головастиков. Его нашли в озере. – Мэри долго молчала. – Когда умер Джорджи, ваша мать едва не скончалась.
Джосс смотрела на мисс Саттон, потеряв дар речи. Покачивая головой, Мэри отпила глоток чая и продолжила:
– Его нашли внизу, у лестницы в погреб. Он знал, что ему запрещено туда ходить, да и ключи от погреба всегда были у мистера Филипа. – Она вздохнула. – Печаль давно ушла, моя дорогая. Вы не должны горевать о них. Ваша матушка этого не хотела бы. – Она протянула руку и взяла со стола записную книжку. Положила на колени и начала ласково гладить легкими касаниями пальцев. – Я хранила ее все эти годы. Правильно будет, если вы ее возьмете. Здесь стихи вашей матери. – Она все еще не отдавала Джосс книжку, прижимала ее к себе, будто не могла с ней расстаться.
