На этот раз покачала головой Лин.
– Должно быть, он вне себя и успел обследовать всю местность до самого Суона.
Джосс вяло улыбнулась.
– Хотелось бы так думать. – Она обернулась к Джанет. – Я не могу уехать до тех пор, пока не узнаю, что с ним все в порядке. Пойду его искать. Смотри за детьми, Лин. Не спускай с них глаз. – Она поцеловала Нэда в макушку, повернулась и побежала к двери.
– Джосс! – крикнула Джанет ей вслед. – Подождите, я пойду с вами.
– Нет, оставайтесь здесь и помогите Лин. Не оставляйте мальчиков одних.
Последние слова Джосс произнесла, перепрыгивая через две ступеньки и сбегая вниз по лестнице. Лин взглянула на Джанет и поджала губы.
– Ей очень надо отдохнуть.
Джанет кивнула.
– Да, ей неплохо было бы немного отвлечься. Этот дом плохо действует на нее. – Она, вздрогнув, оглянулась. – Вы тоже думаете, что здесь что-то есть? – Голос ее превратился в шепот.
Лин улыбнулась.
– Конечно нет. Саймон говорит, что у Джосс легкая послеродовая депрессия. Ему кажется, что она взвалила на себя слишком много дел. Но он просто не понимает, кто здесь на самом деле работает. Если кто и нуждается тут в отдыхе, так это я. – Тон ее голоса стал едким. Она уложила Нэда в кроватку и укрыла его одеялом.
– Вы хотите оставить его здесь одного? – Джанет отступила на шаг, чтобы не мешать Лин, принявшейся сновать по комнате, наводя в ней порядок и складывая аккуратными стопками белье ребенка.
– Я включу электронную няню – селектор. Мальчик спокоен. Если он заплачет, то мы услышим, а Том-Тома можно взять на кухню, пусть попьет чаю. Джосс не будет, может быть, несколько часов, а вернется она еще более измотанной. – Лин тяжело вздохнула. – Не очень-то легко работать у собственной сестры, Джанет. У сводной сестры, я бы сказала. Нам нельзя забывать о нашем истинном родстве. – Она с треском задвинула ящик комода.
Джанет нахмурилась.
– Знаете, я думаю, вы несправедливы к ней, если можно так выразиться. Она любит вас как родную сестру. У меня их три, и мы все время ругаемся, как кошки с собаками. Но это не значит, что мы не любим друг друга. Один – за всех и все за – одного, так мы ведем себя, если кто-то вмешивается в наши отношения. Не забывайте, как тяжело ей все это досталось, Лин. Обрести свою родную семью и этот дом было для Джосс сильнейшим эмоциональным потрясением. Вы и ваша семья стали для нее вдвое дороже. Вы находитесь здесь, как и раньше, только ради нее. Ее настоящая мать – это персонаж сновидения, и, скорее всего, кошмарного.
«Кроме того, в этом доме и правда есть что-то пугающее». Джанет едва не произнесла это вслух, но вовремя сдержалась.
– Пошли, Лин, накормим этого славного молодого человека, чтобы, когда вернется Джосс, мы могли бы сразу погрузиться в мою машину и поехать на ферму.
Она оглянулась, посмотрела на Нэда, который лежал в своей кроватке, мирно посапывая. Во сне Нэд шевелил ручками в воздухе, воздухе, который вдруг стал странно холодным.
Освещая себе путь узким лучом карманного фонарика, Джосс побежала по лужайке к воротам. Справа в темной воде озера отражались примерзшие к небу звезды, выделяясь мелкими сверкающими точками между черными пятнами промокших от дождей и почти скрывшихся под поверхностью воды лилий. Когда Джосс ступила на промерзшую траву, внезапно раздался всплеск и шорох крыльев. Крякнула вспугнутая утка.
Джосс сглотнула слюну и крепко сжала в руке фонарик. Люк должен догадаться, что она пойдет по дорожке до скал, а потом свернет на тропинку, ведущую вдоль них до торфяника с объеденной кроликами травой, и дальше до того места, где тропинка круто обрывается, выходя к берегу моря. Это был любимый маршрут прогулок Джосс. По этой дорожке было очень легко идти даже с коляской. Дорога делала потом поворот, после которого начиналась развилка: можно было либо вернуться домой, либо обогнуть поле озимой пшеницы за фермой. Длина всей дороги, по подсчетам Джосс, была не больше трех миль. Она дрожала. Ночь была тихой и очень холодной. Стиснув зубы, она торопливо пошла вперед, освещая фонариком тянувшуюся справа и слева живую изгородь и канавы, окаймлявшие дорогу.
– Люк! – Голос ее казался тонким и призрачным в невообразимой, поистине вселенской тишине ночи. – Люк, ты здесь?
Он мог упасть и вывихнуть ногу… Впрочем, могло случиться и нечто худшее. Он мог упасть здесь в любом месте. Джосс остановилась и осветила фонариком канаву, которая расширялась на стыке двух полей. Вода, лившаяся из дренажных труб, проложенных в почве под зарослями крапивы и ежевики, сильно шумела и превращала канаву в бурный, как река, поток. Джосс медленно пошла вдоль канавы; луч фонарика временами выхватывал из темноты кораллово-красные ягоды, висящие среди веток колючего кустарника, растущего на краю поля. До слуха Джосс донесся вскрик потревоженной куропатки.
– Люк!
Идти по замерзшей траве в сапогах было очень неудобно.
– Люк, где ты?
Она резко обернулась, посветив фонариком назад. Сердце дико забилось. Но сзади никого не было.
Как далеко от дома может он – оно – зайти? Джосс судорожно глотнула, застыла на месте и тщательно прислушалась.
– Люк, – отчаянным шепотом произнесла она.
Неожиданно для себя она перешла на бег, размахивая фонариком, скользя и оступаясь в попытках вернуться на ровную тропинку.
Тяжело дыша, она добежала до края скалы. Застыв на месте, она принялась всматриваться в темноту раскинувшегося перед ней моря. Был высокий прилив. В пятнистом, неровном свете луны Джосс могла различить воду, слюдяную темную массу, медленно шевелившуюся у ее ног. Берега было не видно. Прилив такой же, как и всегда. Подняв голову, Джосс вгляделась в горизонт. Вдали виднелись огни, северное море пересекал громадный паром, шедший на Харвич. На какой-то момент она успокоилась, представив себе огромное судно, полное пассажиров, убаюканных неутомимой работой бессонных винтов. Потом она представила невообразимые размеры моря и снова задрожала от страха.
От скалы дорога была видна так ясно, что Джосс выключила фонарик и торопливо пошла по невысокой траве. Вокруг, насколько хватало глаз, не было видно ни одного человеческого существа. Не было видно вообще ничего. Она внезапно почувствовала на губах соленый привкус и поняла, что до крови искусала их на ледяном ветру. Губы болели, на языке тоже был привкус крови.
– Люк!
Звать его бесполезно, глупо, но Джосс успокаивалась от звука собственного голоса и продолжала звать мужа.
Она снова включила фонарь, когда свернула на дорогу, петлявшую среди полей, и пошла по замерзшей грязи к недавно засеянному озимой пшеницей полю, кустам и старому саду на задах фермы. Отсюда до Белхеддон-Холла было несколько миль. Здесь ей не может угрожать никакая опасность. Никакая опасность, кроме обычных неприятностей от ночного блуждания. Свет фонаря потускнел. Она направила его луч на кучу старых яблонь.
