Изучив его повнимательней, наконец понял, что прославленный на весь мир желтый кружок с черными глазками и похожей на подкову улыбкой — вовсе не американское изобретение. Несмотря на то что даже мы сами зовем его не иначе, как смайликом, на самом деле эта мордашка — стилизованный портрет русского сказочного героя. Более того, это, пожалуй, единственный исконно российский персонаж, который был заимствован западом из нашей мифологии. Пораженный этим открытием, я слегка замешкался и не сразу перевернул страницу, благодаря чему обнаружил еще одну замечательную вещь. По всей видимости, книга каким-то образом умела определять, кто именно ее читает. Потому что вдруг неизвестные мне буквы стали трансформироваться и постепенно превратились в родную, до боли знакомую кириллицу. Благодаря этому следующая картинка порадовала не только своими художественными достоинствами, но и подписью. На рисунке была изображена небольшая лужица, как бы составленная из двух полукругов. А внизу красным тревожным шрифтом шло предостережение: «Не пей! Козленочком станешь! (Паном, Сатиром, Фавном!)». Еще ниже мелким курсивом было добавлено: «Продолжительность превращения — два-три часа. Побочные эффекты — головная боль, рога». Видимо, я наткнулся на раздел оборотней, так как через несколько страниц моим глазам предстало изображение Царевны-лягушки, которое также было помечено маленьким черепом и снабжено подписью: «Не целуй — убьет!» Вот тебе и раз! А сказка-то утверждала, что Василиса сама уговаривала Ивана приложиться к ней губами. Ну что тут скажешь?! Оказывается, мрачный сексизм процветал даже во времена мрачного Средневековья. Тут до меня дошло, что теперь я могу наконец-то узнать и само название доставшегося мне талмуда. Я вернулся к титульному листу и прочел: «Природоведение для несведущих». Издательство «Мужчина-с-палец и сыновья». Урюпинск. 1857 год.
— Развлекаешься?
Я поднял голову и не поверил своим глазам. На полатях сидел пришедший в себя Хан.
Глава восьмая
Трудно описать мою радость. После стольких дней скитаний рядом со мной наконец-то оказался не оживший мифологический персонаж, а простой человек из реального мира! Я помог Хану слезть с печки, навалил ему полную миску каши и, пока он ел, сообщил о событиях, происшедших за те три дня, которые узбек находился без сознания.
— Плохо дело, — подытожил мой рассказ Хан. — Ладно. Готовься. Будем выбираться отсюда.
— А может, Бабу-ягу дождемся? — предложил я.
— Тебя что, история с муравьями ничему не научила? — удивился узбек.
— А старуха-то тут при чем? Это Ефим. Леший который!
— Ага. Конечно!
— В каком смысле? — уточнил я, не поняв, чем вызван сарказм моего напарника.
— А в таком! Я про этого Фимку наслышан. Не мог он сам на такую пакость пойти! Он, считай, мой коллега — егерь. Только с другой стороны.
— Так вот оно что?! — осенило меня. — Мы с тобой на другой стороне!
— Ты что же? Только что догадался?! — усмехнулся узбек. Но мне было наплевать. Наконец-то все встало на свои места: и Яга, и леший Ефим, и дрессированные пчелы. А заодно нашлось объяснение, почему задняя дверь штаб-квартиры Общества вела не на черную лестницу, а прямиком в лес. По всей видимости, она была чем-то вроде шлюзовой камеры, которая позволяла проникнуть на магическую территорию Земли. Опять же теперь я начал догадываться, что имела в виду Арина Родионовна, когда жаловалась на отсутствие волшебства в местах ее полуторавековой ссылки. Поселение для досрочно освобожденных магических преступников, по всей видимости, располагалось на нашей стороне, а ей хотелось домой.
— Эй, Лев! — прервал мои размышления Хан. — В печку хочешь?
Я посмотрел на высокую арку, ведущую в чрево бабкиной печи, на стоящую рядом обгоревшую деревянную лопату, на которой, сев на корточки, мог запросто разместиться мой узбекский напарник, и понял, что нам пора.
Тем не менее как мы ни торопились, сразу покинуть избушку Арины Родионовны нам все-таки не удалось. Сначала надо было избавить ногу Хана от глиняного довеска. Это оказалось непростым делом. После пары ударов обухом топора узбек зашипел от боли, и стало ясно, что таким способом он не освободится, а, скорее, заработает новый перелом. Пришлось действовать более аккуратно. Порывшись в бабкином буфете, я вытащил оттуда самый крепкий нож и, используя его вместо зубила, а топор вместо молотка, стал откалывать глину по маленькому кусочку. Узбеку эта процедура тоже несильно понравилась. Он напряженно смотрел, как острие ножа миллиметр за миллиметром продвигается по направлению к его драгоценной плоти, и явно нервничал.
— Расслабься, — бодрым голосом обратился я к напарнику. — Считай, что я художник, а ты мой натурщик.
— Что ты имеешь в виду?
— Ну знаешь, как скульпторы говорят. Чтобы создать шедевр, надо взять кусок мрамора и отсечь от него все лишнее.
— Ага. Только смотри, чтобы этим лишним не оказалась моя нога!
— Постараюсь, — пообещал я. — Но мне будет намного легче, если ты перестанешь дергаться.
— Тебе хорошо говорить, — обиделся узбек. — Хотел бы я посмотреть, как бы ты вел себя на моем месте.
— Я бы на твоем месте постарался чем-нибудь отвлечься. Например, рассказал бы, зачем мы забрались на другую сторону.
— Ну на этом особо не отвлечешься!
— Почему?
— Рассказывать нечего! Помнишь, куда мы направлялись? — поинтересовался узбек.
— Конечно! Куда-то под Великий Новгород. Кощея искать.
— Совершенно верно. А сколько до Новгорода езды? — продолжал допрашивать напарник.
— Верст шестьсот примерно! — прикинул я.
— То-то же! — объявил Хан, задрав вверх корявый коричневый палец, как будто с этого момента в моей голове все должно было проясниться. Однако, увидев недоумение, отпечатавшееся на моем лице, спохватился: — Тьфу! Шайтан! Вечно забываю, что ты ничего не знаешь.
— И чего я на сей раз не знаю?
— По другой стороне, — с назиданием величайшего восточного мудреца произнес узбек, — этот путь короче в двадцать четыре раза.
— Как это?!
— А так! Я сказал, а ты запомнил! — важно пресек приятель дальнейшие расспросы.
И тут мое терпение кончилось:
— Ах так! Ну вот и отколупывай глину сам! — выпалил я в его вытянувшуюся от удивления рожу, сунул ему в руки топор и нож, встал с лавки и пошел к другому концу стола, где меня ожидал оставленный Бабой-ягой учебник природоведения.
— Эй! Лев, ты чего? — разом сбавив тон, попытался позвать напарник.
— Ничего! Задолбали уже! — рявкнул я. — То Василиса шпыняет, то Серый зубы скалит, то Дмитрий обзывает неудачником. Теперь вот ты — тоже выеживаешься! А я тебя, между прочим, из реки вытащил!
— Я не выеживаюсь, — с трудом воспроизводя заковыристое русское словцо, жалобно проговорил Хан. — Просто и в самом деле не знаю, почему на другой стороне дороги короче.
