— Ядра — чистый изумруд, — невольно прошептал я, наконец-то поняв, чью именно кладовую мы с узбеком обнаружили в волшебном лесу.
Увы, этот шепот, а может, и просто сама моя мысль, снова привлекли к нам внимание Куберы.
— Ну что же вы медлите, друзья? — не замедлил поинтересоваться он. — Я ведь ради этой роскоши чуть ли не половину земного шара облетел.
От его слов запах ожидающих нас кушаний как будто сделался в несколько раз сильнее и соблазнительнее. Только невероятным усилием воли мне удавалось не смотреть в сторону во всех смыслах божественного подноса.
— Ну нет! — заявил Кубера. — Так не пойдет.
Глаз божка вспыхнул, и свет, разлившийся из него, заполнил все мое сознание. В одно мгновение в моей голове не осталось ничего, кроме желания немедленно отведать что-нибудь из сгрудившихся передо мною блюд. Забыв обо всем, я потянулся к стопке горячих ароматных лепешек, разорвал одну из них пополам и уже собирался макнуть в густую зеленоватую кашицу чатни. Но тут, к моему несказанному раздражению, на край миски приземлилась вознамерившаяся опередить меня оса. Не задумываясь о последствиях, я голой рукой попытался согнать наглое насекомое. Но, видимо, притягательная магия Кубериных кушаний действовала не только на меня. Потому что, вместо того чтобы отлететь в сторону или, наоборот, ужалить мою руку, оса решительно кинулась прямо в экзотический соус, решив пусть и ценой своей жизни, но все-таки присоединиться к нашей с Ханом божественной трапезе. То, что за этим последовало, мгновенно лишило меня аппетита. Едва прикоснувшись к кушанью, оса начала менять форму. Ее лапки судорожно задергались и стали вытягиваться в тончайшие белесые, напоминающие растительные корешки, отростки. Туловище, наоборот, позеленело и увеличилось в размерах. То же произошло и с крыльями. Не прошло и минуты, как вместо осы из плошки с чатни, как из цветочного горшка, торчало некое незнакомое мне экзотическое растение. Шок от произошедшего на моих глазах превращения был настолько силен, что я тут же пришел в себя. Вместо золотого свечения и невероятно соблазнительных блюд я снова видел лес, своего напарника и поднос с опасным, мгновенно потерявшим притягательность угощением. К счастью, это произошло как раз вовремя, я успел ударить по руке узбека, который уже поднес ко рту горсть риса. Егерь едва не бросился на меня, но, похоже, и ему удалось стряхнуть с себя божественное наваждение. Что было весьма кстати. Все-таки при всех своих недостатках Хан в качестве напарника устраивал меня больше, чем какой-нибудь саксаул или кактус.
— Сожалею, ваша божественность! — Я повернул голову к раздосадованному Кубере. — Но ваша трапеза какая-то слишком уж вегетарианская.
— Не хотите, значит, по-хорошему? — не столько спросил, сколько констатировал божок. — Как хотите!
В следующий миг на нас обрушился кошмар, который надолго остался в моей памяти. Блюда на подносе словно ожили и стремительно бросились на нас с Ханом. Куски мяса, лепешек, рисовые комки — одним словом, вся еда, зачерпнув на себя порцию волшебного соуса, стала атаковать наши плотно сомкнутые рты. Думаю, ни одному допрашиваемому партизану не случалось так крепко сжимать зубы, как делали сейчас мы, уворачиваясь от колдовской стряпни нашего индийского шеф-повара. Сперва нам это давалось с невероятным трудом. Шматки опасного угощения то и дело били нас по губам, оставляя на них потеки отравленного соуса. Мы уклонялись от них, как могли. И вдруг оказалось, что делаем это на диво лихо. В какой-то момент атака Куберы вообще стала выглядеть чем-то вроде замедленной съемки. Это позволило мне даже подхватить с подноса какое-то металлическое блюдо, которым я стал отбивать метящие в меня куски заколдованной пищи. Хан в свою очередь делал то же самое, перехватив на манер бейсбольной биты возвышавшийся посреди гастрономического изобилия кальян.
В какой-то момент наша оборона стала настолько успешной, что мне показалось, будто мы даже можем выйти победителями из противоборства с ополчившимся на нас божеством. Во всяком случае, взглянув на Куберу, я увидел, что и сам он движется столь же медленно, как и направляемые в нас пищевые снаряды. И вдруг в моей голове родилась шальная, безумная по своей дерзости мысль.
— Хан, — выкрикнул я. — Отбивай ему в пасть!
К счастью, моему напарнику не пришлось дважды объяснять, что я имею в виду. Кивнув в ответ на мою команду, он следующий же кусок ударом кальяна направил в сторону Куберы. Я также послал подлетевший ко мне кусок лепешки к божеству. Интересно, что после наших ударов еда значительно ускорялась в своем полете. Увы, это не прибавляло нам меткости. И тут Хан решился на отчаянный шаг. Отбросив свою кальян-биту, он все-таки сдернул с пояса пращу и, выхватив из воздуха ближайшую куриную ножку, метнул ее прямо в приоткрытый рот Куберы. Что и говорить, своим оружием узбек владел в совершенстве. Запущенная из пращи курятина с чавканьем вошла в рот божества. Эффект попадания оказался просто потрясающим. Во-первых, обрушившиеся на нас кулинарные изделия наконец угомонились и скопом посыпались на землю. Во-вторых, сам Кубера стал стремительно увеличиваться в размерах, одновременно покрываясь глянцевой светло-серой корой. При этом из его удлинившихся рук брызнули во все стороны веселенькие зеленые побеги, буквально на глазах обросшие нежным пухом свежей листвы. Увидь я подобное превращение неделю назад, оно, вероятно, стало бы одним из ярчайших впечатлений моей жизни. Однако сейчас мной овладели жуткая усталость и непередаваемая апатия. Я тупо наблюдал, как вероломное иноземное божество становится могучим высоченным деревом, а сам думал о том, насколько было бы хорошо сейчас прилечь в его тени и подремать денек-другой, а лучше и вовсе целую неделю. Однако отдохнуть мне, к сожалению, не довелось. Стоило Кубере окончательно расстаться со своим то ли человеческим, то ли божественным обликом, как на тропинку обрушился не кто иной, как моя любимая Баба-яга — Арина Родионовна.
— Ай мальчики! Ай молодцы! Какого супостата прищучили! — восхищенно орала из опускающейся с неба ступы наша давешняя целительница-спасительница. — А теперь быстренько полезайте ко мне. Да быстрей же, вам говорю, пока он назад не оборотился.
Слова старухи пробивались ко мне словно сквозь толстый слой ваты. Услышав об обратном превращении, я лениво посмотрел на Куберу-дерево и увидел, что в отличие от своих соседей — обычных для этой местности сосен и берез — божественный исполин раскачивается из стороны в сторону, будто сотрясаемый штормовым ветром. Ветки его ходили ходуном, а корни то и дело выпрастывались из земли и вновь погружались обратно, словно бы силясь подвинуть исполинский ствол в нашу сторону. Это жутковатое зрелище сразу же прибавило нам с Ханом сил. Не заставляя более себя упрашивать, мы на непонятно от чего одеревеневших ногах заковыляли в сторону ступы. Бабка уже успела приподнять ее в воздух. Так что мне удалось уцепиться за край летательного аппарата, только полностью вытянув руки и даже малость подпрыгнув. Здесь-то силы меня окончательно и покинули. Я повис на ступе, как белогвардеец на борту последнего уходящего из Крыма парохода, но не мог сделать ничего, чтобы хоть как-то втащить себя внутрь. Примерно так же выглядел и висящий рядом со мной напарник. Однако бабка почему-то не спешила нам помогать.
