«Да что же это такое!» — в голос завопил я, одновременно отплевываясь и вскакивая с ковра. Причина моего негодования была проста. Как видно, счет баранов дал свои результаты, и мои грезы о браке с наследницами Чингисхана стали частью очередного сна. Ну а поцелуй со Счастливчиком оказался не чем иным, как отвратительным пробуждением. Единственным, что меня хоть отчасти утешило, было то, что не я во сне подползал к Дмитрию, а все-таки он ко мне. Так или иначе, но теперь Хану предстояло испытать на себе, насколько неразборчив в своих сонных вожделениях наш спящий друг, а мне пора было заступать на пост.
Покинув кухню, я отправился на поиски Алихана, которого надо было освободить от дежурства. Только теперь, глухой ночью, да еще после всех приключений, мне стало ясно, что моя давешняя прогулка по штаб-квартире в компании с Серым вовсе не была такой уж ужасной. Бродить по коридорам Общества в одиночку оказалось гораздо страшнее. Электрическое освещение бесконечных галерей и переходов явно относилось к началу двадцатого века. Мало того, в какой-то момент у меня возникло ощущение, что частью оно было даже не электрическим. Тусклые лампочки, призванные освещать мой путь, встречались так же редко, как собственные зубы во рту профессионального боксера, и расставались со светом не менее неохотно, чем московское солнце в пасмурный ноябрьский день. Остается предположить, что мои невезучие тапки обладали встроенным прибором кошачьего ночного видения. Иначе сложно объяснить, каким образом такой неудачник, как я, мог нигде не споткнуться, не упасть, не сломать ногу или хотя бы не ушибить пальцы. В том, что пол штаб-квартиры располагал к подобным травмам, сомневаться не приходилось. Я то и дело ощущал подошвами выбитые со своих мест паркетины, либо, наоборот, вздувшиеся под ногами крутые бугры, наводящие на мысль, что поперек коридора то тут, то там зачем-то были установлены уже ставшие обычными на городских улицах, но непонятно для чего используемые в квартире «лежачие полицейские». К прочим особенностям полового ландшафта, паркет еще и жутко скрипел, верещал, взвизгивал. Чуть ли не каждый второй шаг сопровождался таким звуком, будто ты то ли наступил на хвост павлина, то ли активировал систему сигнализации Государственной Третьяковской галереи. А если учесть, что акустика высоких сводчатых коридоров не уступала какому-нибудь кафедральному собору, каждый такой звук не только не затихал, а, наоборот, набирал силы, мощи и отправлялся бродить туда-сюда по всем помещениям Общества.
Было бы логично предположить, что этот шум дойдет и до ушей егеря. Однако тот почему-то не спешил показываться мне навстречу. Между тем я довольно быстро обошел уже известную мне территорию Дома, а пускаться на поиски новых географических открытий без поддержки «Пинты», «Ниньи» и «Санта-Марии»
[3]
мне как-то не улыбалось. Наконец, оказавшись где-то в районе зверинца, я решился немного поорать.
— Хан! — завопил я в непроглядную тьму очередного, кажущегося совершенно бесконечным, прохода-тоннеля. — Хан, это Лев! Ты где? Ау!!!
— Ау-у-у-у! — раздалось в ответ из-за ближайшей двери.
Однако исходили эти звуки явно не из человеческого горла. Так мог выть оборотень, которого в полнолуние, когда так хочется погулять, попрыгать, побегать, покусаться, приковали наручниками к батарее. За другими дверями тоже наметилось какое-то недоброе шевеление, и даже тот факт, что зверей вроде бы недавно кормили, не прибавил желания лезть в этот коридор. Помнится, до нашего окончательного разрыва моя бывшая называла меня «сладким». Кто знает, вдруг обитатели местных клеток согласятся с ней и решат, что я — долгожданный десерт, прилагающийся к их позднему ужину? С другой стороны, мне уже начало казаться, что и сам Хан стал чьим-то десертом. Другого объяснения его отсутствию я найти не мог. Между тем на моем попечении все еще оставался любвеобильный Счастливчик, который, похоже, и во сне был готов поиметь кого угодно. Но вот защититься в таком виде от кого бы то ни было он мог вряд ли. Поэтому я решил вернуться к Диме, забаррикадироваться с ним на кухне и дождаться рассвета. С тем я и поспешил обратно, однако по дороге наткнулся на уже знакомую дверь черного хода, которая на самом деле вела на «другую сторону». Сама дверь была в полном порядке. Она по-прежнему выглядела мощной, надежной, непреодолимо железной и словно вопрошающей: «Эй, вы! У кого есть лишний ящик тротила? Хотите проверить меня на прочность?!» Тем не менее что-то в ней показалось мне очень неправильным. Вот только что именно? Я остановился, пригляделся и, похолодев, понял: все засовы, крюки, щеколды и цепи, делающие эту дверь такой неприступной, открыты!
Глава двадцать вторая
Итак, тайна исчезновения узбека оказалась раскрытой. Как следовало из записки, которую я разглядел в щели под засовом, егерь отправился спасать кобру от ее волшебного хозяина. Это был честный, мужественный и весьма глупый поступок. Ровно такой же, который теперь предстояло совершить мне. Не стану скрывать, я совершенно не хотел лезть на «другую сторону». Более того, у меня не было ни малейшей уверенности в том, что мое участие в операции по освобождению волшебного пресмыкающегося пойдет хоть кому-нибудь на пользу. Однако при этом я прекрасно понимал, если с Ханом что-то случится, мне еще долгие годы будет очень стыдно из-за того, что в минуту кризиса я поступил как разумный человек, оставшись сторожить штаб-квартиру и сон Счастливчика, вместо того чтобы героически сгинуть в схватке с древним индийским божеством богатства, процветания и прочего финансового благополучия. Иными словами, мной двигала не столько забота о егере, сколько беспокойство о собственном душевном комфорте, в жертву которому я был готов принести и свой сомнительный долг перед Обществом, и здравый смысл, и, главное, личную физическую безопасность.
Понимая, что решимость может улетучиться в один момент, а также помня о том, что Хан опережает меня как минимум на несколько часов, я постарался, чтобы мои собственные сборы заняли как можно меньше времени. Поэтому вместо того, чтобы бродить по комнатам, кабинетам и кладовым Дома, наоборот, выскочил на улицу к своей драгоценной, вероятно, уже изрядно застоявшейся машинке. Внешне моя тачка выглядела как всегда, но я был уверен, что она очень рада моему появлению, и если бы я повернул кольцо, то наверняка увидел бы, как жигуль радостно виляет мне задним бампером. К сожалению, светлый момент нашей встречи был омрачен необходимостью торопиться. Я повернул ключ, втопил педаль в пол, и через секунду жигуль, в баке которого, по всей видимости, еще оставалось некое количество разбавленного живой водой бензина, пулей полетел к ближайшему известному мне в этом районе ночному магазинчику. Аванс, полученный от Серого, все еще оставался при мне, и при закупке продуктов я не скупился. Сырокопченая колбаса, сушеные кальмары, пара плиток горького шоколада и десяток упаковок сухарей плотно улеглись в извлеченный из багажника рюкзачок. Туда же отправились четыре пластиковые бутылки воды и одна стеклянная, с эликсиром храбрости от одного известного ликероводочного завода. Не скажу, чтобы этот ассортимент был самой вкусной и тем более самой здоровой пищей, но я уже убедился, что с холодильниками на «той стороне» плоховато, равно как и с возможностью спокойно, не торопясь, что-то приготовить. Поэтому закупленные припасы отвечали не моим требовательным вкусам, а всего-навсего трем принципам: максимальная калорийность, максимальный срок хранения, минимальный вес.
