Вэчекисты могли радоваться. Их затея сработала на двести процентов. Туповатые мумии и яростные, плохо контролирующие себя полканы бесцельно носились по лагерю, выискивая, кого здесь можно сокрушить. Тут-то под ними и стали рваться мины. Получилась куча-мала. Полканы топтали копытами мумий, мумии ранили ядовитыми когтями полканов, а смертоносная начинка мин без разбору косила и тех и других. Еще минут пять, и людям вовсе незачем было бы вступать в эту часть сражения. Но командиры вэчекистов родились кровожадными. К тому же они так перенервничали из-за непонятной тактики Велеса, что теперь, когда все как бы пошло по плану, хотели получить полную кровавую компенсацию. Повинуясь приказу, с трех сторон на обезумевших от страха и боли воинов Перуна набросились каратели. Жесткость их действий ничуть не уступала тому, что сделали с противниками мины. Но мины-то хотя бы были неодушевленными.
Наблюдающий за сражением глазами своего Орла Перун буквально обезумел от ярости. А тут еще и кто-то из людских летчиков поразил любимца бога какой-то дрянью, так что заодно и главнокомандующему изрядно досталось — вся боль пернатого хищника, усиленная заклинаниями, выплеснулась на божество. Это стало последней каплей. Перун взревел, послал в небеса две коротких молнии и одну длинную, что означало общую для всех подразделений команду: «В атаку!» — и, раскидав не успевших отступить с дороги телохранителей, понесся в гущу сражения.
На свое счастье, где-то в этот самый момент я как раз оклемался, чтобы взлететь с приютившего меня цветка. Сделано это было более чем вовремя. Уже через мгновение на земле нельзя было увидеть ничего, кроме моря голов — голов в шлемах и в колпаках, голов мохнатых и лысых, голов с рогами или с шипами, ушастых или безухих. А как вся эта толпа ревела, стонала и улюлюкала! Какой дышала ненавистью! Какие безумные рожи, лица и морды в ней встречались! Ну прямо не армия, а выходящая со стадиона орда жаждущих крови футбольных болельщиков. Оставалось только радоваться, что я нахожусь вне схватки. Впрочем, ненадолго. Как ни парадоксально, но после всех нестыковок план Велеса начинал осуществляться. Более того, Перун не только вступил в бой, но сделал это гораздо раньше, чем мы смели надеяться. Из этого следовало, что сейчас пришло время действовать Василисе, к ней-то я и отправился. Конечно, шеф был прав. Мне не стоило больше мельтешить под ногами у серьезных бойцов и ввязываться в новые неприятности, но было одно дело, которое я не мог перепоручить никому. Мне предстояло спасти узбека.
Глава тридцать третья
В детстве я обожал метро. Мне нравилось буквально все: и разменные автоматы, которые, гремя и ворча, превращали серебристые пятнадцати- и двадцатикопеечные монеты в огромные золотые пятаки; и станции, изукрашенные так, что их можно было запросто представить подземными дворцами толкиеновских гномов; и специфический, ни на что не похожий, отчего-то будораживший меня запах сырости, налетавший из сводчатых темных тоннелей. Однако больше всего я любил переходы — затейливые хитросплетения коридоров, лестниц и эскалаторов, по которым непрерывной вереницей двигалась целеустремленная, раз и навсегда растерявшая способность улыбаться толпа взрослых. Я же, вместо того чтобы маршировать в общем потоке, всегда выбирал тоннели со встречным течением, бросался в них и искренне наслаждался, лавируя между угрюмыми, казавшимися такими неповоротливыми, мужиками и тетками. К сожалению, непомерно увеличившиеся с возрастом габариты раз и навсегда похоронили эти забавы в далеком прошлом. Однако в тот день мне неожиданно вновь довелось испытать полузабытый детский кайф. Не только на земле, но и в небе было безумное столпотворение, созданное наступающими ратями Перуна. Сотни, если не тысячи летучих существ, задевая друг друга хвостами и крыльями, неслись по воздуху к передовой, а я, пользуясь преимуществами своих размеров, ухитрялся просачиваться им навстречу.
Наконец поток волшебно-воздушных сил иссяк, и я вновь вырвался на открытый простор. Шум боя остался далеко за моей спиной, зато впереди росла и трепыхалась на утреннем ветерке цель предпринятого полета — роскошный шатер Перуна. Никакого оцепления вокруг него уже не было — в приступе ярости верховное божество погнало в сражение не только солдат, но вообще всех, кто находился в лагере. И тем не менее Прекрасная все равно нашла, с кем подраться. Вернее, вся ее команда схлестнулась между собой. Парочка бойцов уже выбыла из схватки. Нечто похожее на фавна, сложившись пополам, сидело на земле и трясло рогатой головой. Детина с конскими копытами и ушами самозабвенно лягал воздух. Однако судя по тому, что с разных сторон он то и дело получал ощутимые тычки, можно было сделать вывод, что он схлестнулся с невидимым Хапуном. Сама Премудрая, покрытая многочисленными порезами и ссадинами, заканчивала опутывать зеленым арканом Босоркуна. Глядя на эту печальную картину, я понял, что сбылось предсказание Велеса. Несмотря на то, что Премудрая отобрала в свой отряд только тех, кому было за что поквитаться с богами, часть ее бойцов все-таки отказалась вламываться в шатер Перуна. Более того, видимо, некоторые из них решили выступить против самой Василисы. Впрочем, как можно было видеть, без особого успеха.
Покончив со связыванием когтистой нежити, царевна бросилась ко все еще продолжающей схватку паре соперников — невидимому и конеухому. Но опоздала. Премудрую опередил фавн. Собравшись с последними силами, израненное создание бросилось, как мне показалось, в пустоту. На самом же деле, судя по раздавшимся вою и брани, ему удалось боднуть Хапуна. Поняв, что произошло, конеухий детина издал торжествующее ржание и скакнул вперед, чтобы добить получившего рану невидимку, однако чего-то не рассчитал и в следующий миг сам со всего маху насадил брюхо на смертоносные острия витых козлиных рогов.
— Вазила! Полисун! — только и смогла воскликнуть Василиса, из чего я сделал вывод, что парочка так нелепо угробивших друг друга копытных была все-таки на ее стороне.
Фавн уже умер, и лишь несчастный детина все еще продолжал трястись и мелко сучить ногами. Прекрасная опустилась на колени и мягко потрепала его по лошадиному уху. Тот в ответ тихонько заржал и поднял на царевну взгляд, наполненный такой мучительной болью, что даже на моих глазах едва не выступили слезы жалости. Сострадание самой Василисы проявилось более действенным образом. Она мягко обняла детину, нежно прошептала ему что-то на ухо, а когда он кивнул, резко, четким слаженным движением обеих рук свернула ему шею. После этого сдерживаться было уже бесполезно. Слезы сами собой текли и текли по моим щекам. «Это не я! Слышите? Это не я! Это комар!» — стыдливо попыталась отмазаться от слишком бурного проявления чувств человеческая часть моего сознания, но я почему-то был абсолютно уверен, что это неправда.
Василиса как раз хотела встать с колен, когда рядом с телами Вазилы и Полисуна появилась еще одна плакальщица. Это был пятый Василисин боец — мелкое невзрачное существо, которое теперь по методу исключения я мог смело называть Крикса-Варакса. В отличие от меня это маленькое создание не стеснялось, а рыдало прямо-таки в голос, причем с каждой секундой все громче и громче. Я даже невольно подумал, не привлечет ли она этим ревом не нужное никому из нас внимание врагов. Но Премудрая молчала, а раз так, я тоже не счел нужным вмешиваться и понял свою ошибку только тогда, когда из ушей Василисы потекла кровь.
