Честно говоря, этот вопрос я и сам задавал себе.
— Да и будет ли судьба возиться с таким? — заметил папаша, покачивая покрытой перьями головой. — Он выглядит довольно хилым даже для человека.
Юная женщина-птица, защищая, укрыла меня крылом.
— Вы можете приводить какие угодно доводы, но с фактами не поспоришь. Разве вы не заметили недавние перемены в климате? Иззат забрался далеко от своих привычных путей, чтобы убить его.
— Вот как? — склонила голову набок ее мать. — Да, теперь, когда ты сказала, я понимаю, что под перьями стало теплее. — Для разнообразия она мило чирикнула в мою сторону. — Иззат, знаете ли, обычно обитает в холодных и запретных местах, вдали от цивилизации.
Я улыбнулся старшей женщине-птице. Если я собираюсь проводить время среди этих существ, то хотел хотя бы делать это как можно более приятным образом. Супруг ее, однако, лишь нахмурился.
Минуту спустя, правда, даже он добавил крайне недовольным тоном:
— Впечатляюще. Наш дом пытается разрушить этот жалкий смертный?
— Иззат не стал бы делать это просто ради кого-то, — настаивала дочь.
— В самом деле, — заметила мать, — я не припомню, чтобы Иззат делал нечто подобное ради кого бы то ни было, во всяком случае, после того, другого человека по имени Синдбад.
— Вот видите? — чирикнула дочка еще более пронзительно и взволнованно, чем прежде. — Об этом я и говорю! Какие бы ужасные опасности ему ни грозили, для другого Синдбада пройти сквозь них было все равно что для вас или для меня весенним днем прогуляться на солнышке. И этого юношу тоже зовут Синдбад! И он явно обречен вести такую же волшебную жизнь.
— Он? — Птица-папаша тихонько присвистнул, потом помолчал с минуту, снова разглядывая меня. — Пути Провидения воистину неисповедимы.
— И наша малышка выбрала его из всех этих людишек? — вставила мамаша, от гордости выпятив покрытую перьями грудь. — Наверное, она обладает талантами, о которых мы и не подозревали.
— Так я могу оставить его?
Оставить его? То, что она назвала это именно так, сразило меня. Когда женщина-птица унесла меня, я понимал, что могу оказаться вдалеке от себе подобных, но в этих двух словах звучала такая необратимость. Неужели я теперь не буду иметь права голоса при обсуждении моего будущего — никогда?
— Ну, не знаю, — с сомнением ответил ее отец. — От людей в гнезде бывает столько проблем.
Но дочь не сдавалась:
— Я ведь всегда смогу клюнуть его легонько, чтобы он знал свое место!
Ее мамаша взглянула на супруга.
— Да, мужчины, кажется, хорошо поддаются этому.
Отец переступил с ноги на ногу, но потом признал:
— Быть может, это научит ее чувству ответственности.
— Видит небо, нам это не удалось, — согласилась мать. Она повернулась к дочери. — Ну, хорошо, если ты обещаешь хорошенько за ним ухаживать.
— Я знала, что вы мне позволите! — Их дочурка от радости захлопала крыльями. — Итак, Синдбад, добро пожаловать в твой новый дом!
Значит, меня оставили. Очевидно, моего мнения больше никогда никто не будет спрашивать.
— Где твое воспитание?! — пожурила ее мать. — Наверное, тебе следовало бы предложить гостю немножко подкрепиться. Скажите, Синдбад, — так вас зовут? — не хотите ли немножко червяков? Они очень свежие, уверяю вас.
Я попытался найти во всем этом свои плюсы. Быть может, я умру от голода и мое пребывание здесь будет не слишком долгим.
— Он не очень-то общителен, — с сомнением сказал отец. — Ты точно уверена, что он избран?
— Ой, папа, — отмахнулась дочь, — такие вещи девушки знают точно. Кроме того, его хотела Виша!
— О! — произнес отец, как будто этот факт каким-то образом объяснял все происшедшее. — Так это работа твоей кузины!
— Мы могли бы догадаться, отец, — добавила его супруга таким же понимающим тоном. — Эти морские гарпии порой созревают слишком рано!
— Ага, — криво усмехнувшись, согласился отец. — Ты знаешь, как бывает у этих юных гарпий. Стоит одной решить, что она хочет человеческого мужчину, как другие ни за что не смогут оставить его в покое!
Оба от души расхохотались.
— Мама? Папа? — не веря своим ушам, чирикнула дочь. — О чем вы? Родители вечно ничего не понимают! — Взъерошив перья, она опрометью кинулась в хижину.
— Вот, пожалуйста, и это твоя дочь, — заметил птица-мужчина, распушив перья на груди.
— Моя дочь? — взвизгнула женщина. — Почему, когда она поступает подобным образом, она всегда моя дочь?
Эти двое, казалось, на миг забыли про меня. Теперь, когда юная женщина-птица исчезла, что со мной будет? Может быть, пока эти двое заняты другим, я сумею исчезнуть в этом лесу из гигантских перьев.
— И куда это ты направился? — поинтересовался мужчина, едва я сделал первые бесшумные шаги прочь. — Наша дорогая Кавда никогда не простит нам, если мы тебя потеряем.
— Это, — резонно добавила женщина, — если мы вообще решим оставить его.
— А что нам тогда с ним делать? — спросил папаша. — Может, лучше избавиться от него прямо сейчас?
Мать расправила крылья, прежде чем ответить:
— Конечно, Кавде будет проще забыть его, если у нее не будет возможности к нему привязаться.
Мужчина склонил голову набок, приглядываясь ко мне повнимательнее.
— Он вроде мягкий и пухлый. Немножко похож на червяка, правда? — Отец вопросительно взглянул на супругу. — Я думаю, мы могли бы съесть его.
Я был в отчаянии. Ну почему все на свете хотят меня съесть?
Но, к счастью для моего дальнейшего существования, женщина не согласилась.
— Больше возни, чем проку, — каркнула она. — Такое мясо всегда плохо переваривается. Кроме того, взгляни на него. На этих костях — одни хрящи. Ну и есть еще наша дочь. Ты же знаешь, что Кавда может быть против.
Отец дернул головой.
— Эта молодежь бывает такой сентиментальной по отношению к самым странным вещам.
— По мне, так лучше добрая кучка личинок хоть каждый день, — с энтузиазмом сообщила женщина.
— Да, дорогая, ты уж точно знаешь путь к сердцу птицы, — охотно согласился папаша. Он снова взглянул на меня. — Так что, унести его из гнезда?
— Думаю, так было бы лучше, — ответила мать, отвернувшись и направляясь в гнездо, несомненно, чтобы заняться дочуркой.
— Отлично, мы уже улетаем. — Он захлопал крыльями и взлетел, петляя меж гигантских перьев, пока не оказался позади меня.
Я почувствовал, как две здоровенные когтистые лапы впились мне в плечи, отнюдь не так нежно, как это делали когти его дочери.
