Последним гвоздем в крышку гроба, приготовленного для Владимирова, стал свиток из архива святой инквизиции…
«…Под громоподобными волнами Бездонного моря, на дне морском, спит Кракен, не потревоженный снами. Спит древним, как море, сном, день ото дня жирея на жирных червях морских. И разбудит его человек, проклятый народами, в обличии спрута. И проснется ужас глубин, и опалит огонь небесный глубины, и всколыхнутся воды. Тогда и восстанет он, и мир перевернется…»
Святым инквизиторам Владимиров доверял: отцы скрупулезно подходили к отбору документов в свой архив, недоступный простым смертным.
Дмитрий Евгеньевич затолкал смятые листы в туесок, бросил его в пепельницу и щелкнул зажигалкой. Береста вспыхнула с легким треском. Привычка сжигать прочитанные документы еще ни разу его не подводила, кроме того случая, который он тщетно старался забыть. Его супруга была очень недовольна, когда он, по своему обыкновению, прочитал и сжег ордер на получение квартиры, приватизировать которую без этой бумажки так и не смог.
Впрочем, думал командир отряда о другом. Он думал о своей коллекции. Больше всего на свете ему сейчас хотелось бы закрыть дверь на засов, извлечь из потайного ящика фигурку русского гренадера и в конце-то концов докрасить злосчастный кивер. Владимиров уже встал из-за стола и направился к двери, как та внезапно распахнулась.
На пороге стоял Фурманов.
– Привет, гражданин начальник,– хмуро поздоровался Фурманов, усаживаясь на диван.
– Привет,– с тоской отозвался Владимиров и посмотрел на комиссара глазами быка на бойне. По пустякам Фурманов никогда его не беспокоил, а потому ждать хороших новостей не приходилось. Так оно и оказалось.
– Вы, товарищ Владимиров, это дело бросьте,– взял быка за рога комиссар.– Это дело так не пройдет, ведь верно?
Владимиров согласно кивнул.
– Вы за прошлое задание поощрять подчиненных собираетесь или нет? Нехорошо, командир.
«А ведь и верно»,– мысленно скривился Владимиров, но терять авторитет заботливого начальника не захотел, молча снял трубку и набрал номер Хохела. На другом конце послышалось вальяжное: «Кто там еще?», и Владимиров завелся с полуоборота:
– Какого черта я не могу до вас третий день дозвониться? Что значит «кто там еще»? Вам передали мой приказ о награждении отличившихся? Что значит – мною не подписан? Вам подписи товарища Фурманова мало? Какой еще визы не хватает? Вашей визы?! На хрена мне ваша виза на моем приказе? Вы там окончательно зажрались на своем складе! Я вас научу нашу реальность любить, Хохел Остапович! Вы у меня помазком всю гауптвахту выкрасите в горчичный цвет, а потом акварельной кисточкой в лазурь перекрасите!
Щирый привычно бормотал что-то оправдательное и жалобное. Владимиров передохнул, слегка скосив правый глаз на Фурманова. Фурманов слушал и одобрительно кивал.
– Так, Хохел Остапович,– оборвал замснаба командир,– ближе к делу. Какими ценными подарками мы можем наградить отличившихся в деле с лямурами?
На другом конце провода замолчали и молчали долго. Наконец Хохел через силу выдавил:
– Могу предложить майки с воротником из ценного меха неизвестного зверя. Можно гулять в мороз.– Хохел подумал и тихо добавил: – Но недолго.
– Если через сутки не будет других предложений– сгною,– обреченно вздохнул Владимиров и бросил трубку.
Фурманов довольно крякнул:
– Вот, товарищ Владимиров, узнаю боевого командира. Надо и впредь больше упирать на сознательность.
– У нас проблемы, комиссар,– устало отмахнулся Владимиров.– Тут такая задачка нарисовалась – не сотрешь.
Фурманов подобрался. В отличие от своего зама по пропаганде Баранова, свято исповедовавшего принцип «делай, как я сказал», Фурманов проблем не боялся и работал по устаревшему правилу «делай, как я».
– На, читай,– зашарил Владимиров по столу руками в поисках туеска пневмопочты.– Вот черт, ладно, слушай…
Выслушав командира, Фурманов с минуту любовался своим отражением в лакированных сапогах, а потом грустно вздохнул:
– Недооцениваешь, ты, Евгеньевич, социальной ответственности широких кругов нашей общественности, не веришь в порыв и творчество классово подкованных масс.
– Вече, что ли, созывать? – изумился Владимиров.– А кто мне про единоначалие все уши прожужжал, когда я места на карусели распределял?
– Революционная этика суть ситуативна,– глубокомысленно пояснил комиссар, снимая и протягивая начальнику телефонную трубку.– Суть диалектична.
– Дежурный! – громко крикнул в трубку Владимиров.
Дверь тут же приоткрылась, и непривычно вежливый Задов, лихо откозыряв, поинтересовался:
– Вызывали?
– Всех свободных ко мне. В обязательном порядке обеспечить присутствие командующего военно-морскими силами товарища Батырбека. Моря-окияны по его части.
Лева кивнул и вышел.
– Кстати,– мстительно поинтересовался командир у комиссара,– говорят, коллега твой кровь пьет.
– Кто сказал? – выдохнул побледневший Фурманов.
– Так, болтают,– туманно заметил Владимиров и ехидно улыбнулся.
* * *
Командир обвел присутствующих невидящим взглядом и, остановившись на дежурном, тихо спросил Леву:
– Где военмор?
– Я успел сказать только про море-океан,– привычно начал оправдываться Задов,– а он заперся у себя в домике и изнутри начал заколачивать досками двери и окна. Еще он сказал, что думает о вечности и просит не беспокоить.
– Так! – Командир прихлопнул на столе невидимую муху.– Двери-окна расколотить! Батыра сюда!
– Алеша! – Задов окликнул Поповича и, подмигнув, скорчил гримасу.– Поможешь?
Алексей легко поднялся и пружинистым шагом вышел вслед за Левой.
Ждать пришлось недолго. Деревянная юрта батыра находилась практически рядом со штабом. Через несколько минут в проеме дверей кабинета появился взъерошенный Батыр. За ним, посмеиваясь, шли Попович и Задов. Судя по их довольным физиономиям, поручение они выполнили с удовольствием.
Батыр строевой походкой вразвалочку подошел к командирскому столу и, дерзко глядя в глаза Владимирову, протянул ему листок с рапортом об увольнении.
Некоторые документы по старой привычке Владимиров жег, даже не читая. Убедившись, что его рапорт постигла именно эта участь, Батыр отправился к свободному стулу. На ходу он сипло и тихо ворчал:
– Где бы спрятаться от вас, чтобы вы меня долго искали и никогда не нашли?
– В преисподней,– ласково посоветовал беку Скуратов и подставил лицо под струю воздуха от вентилятора.– Но там очень жарко.
– Зато спокойно,– огрызнулся на Малюту озлобленный Батырбек. Это был уже десятый, юбилейный, его рапорт.
