– Хана, ребятки, попалили нас, – не своим голосом вымолвил Егор, тщетно нащупывая саблю.
* * *
Тянитолкаевский боялин Станислав Драндулецкий практически угробил свою политическую карьеру. Он пока что оставался предводителем Партии слонов, но готовился к переизбранию как человек, загубивший репутацию.
Виной краху Станислава были близнецы Емельяновы. Почему он принял их за немчурийских послов-шпионов? Драндулецкий проклинал тот день, когда узнал о приходе Ивана да Егория в Тянитолкаев.
Станислав принадлежал к старинному роду боляков. Больша, располагавшаяся западнее рассейских княжеств, дала миру воинственных мужчин и красивых женщин. Раскосый Драндулецкий был азартным политиком, считавшим Тянитолкаев второй родиной.
Блестяще образованный, музыкально одаренный, утонченный в одежде и манерах, боялин просто обязан был стать князем.
Если бы не хитрец Полкан и эта неизвестно откуда свалившаяся парочка.
Проклятый Егор одолел дракона, пока Драндулецкий удерживал Ивана в заложниках, а там и Старшой удрал, прихватив Колобка. «Немчурийцы» оказались рассейскими богатырями, народными любимцами, прославленными героями. Кто держал спасителей Эрэфии в казематах? Он, боялин Станислав.
Теперь он сидел дома, исполняя на лютне нечто скорбное и попивая специально выписанное из-за границы парижуйское вино. Как всегда, изящно одетый и пахнущий самым модным на Закате ароматом, Драндулецкий морщил длинный нос, когда тонкие пальцы изредка бренчали мимо нот.
Князь Световар, разумеется, принял его версию о том, что никаких казематов не было, а, наоборот, из благодарности за его, Станислава, гостеприимство силач Егорий прогнал поганого ящера, разорявшего окрестности Тянитолкаева. Здесь все прозрачно: Световару не хотелось усиления боялина Полкана Люлякина-Бабского, только правду не скроешь.
Так, в сорок лет, в самом расцвете сил, заканчивается политическая жизнь.
Можно было подумать, что Драндулецкий сдался. Серьезная ошибка. Несгибаемый боялин держал паузу, обмозговывая, как вернуть положение.
В один прекрасный день Станислава побеспокоил слуга:
– Ваше боялство! К вам посетительница.
– Кто такова? – прогундел лидер партии слонов.
– С востока барышня. Вся в черном. Говорит, жена Торгаши-Керима.
Драндулецкий вспомнил купца, проезжавшего мимо Тянитолкаева. Желая пограбить персиянца, Станислав усыпил его бдительность, дескать, дороги Эрэфии безопасны. Торгаши успокоился, а боялин кинулся к знаменитому городскому разбойнику Зарубе Лютозару. Увы, главного висельника Тянитолкаева не было дома, и затея с нападением на купца оказалась на грани срыва. Через день совершенно случайно Драндулецкий подслушал в трактире разговор заезжих лихих людей. Предложив им сделку, Станислав полностью сдал Торгаши-Керима. «Обманете – найду. Но учтите, вы обо мне не ведаете, я вас не видел», – сказал боялин им на прощание. «Не изволь сумлеваться! – ответили разбойники. – Мы налетим, аки вихрь, и сгинем, будто морок. Нас никто не опознает, мы будем в холщовых мешках». С тех пор не появились ни Торгаши-Керим, ни изобретательные барыги. Ищи-свищи их теперь, глупо получилось.
Вынырнув из неприятных воспоминаний, Драндулецкий поморщил длинный нос, допивая парижуйское зелье.
– Жена так жена. Заводи, – решил боялин. – Да, и Первыню мне позови.
В комнату вплыла фигурка, с ног до головы укрытая плотной темной тканью.
Станислав знал о сарацинском обычае прятать женщин под паранджами. Утонченный любитель красивой одежды, изысканных манер и закатного образа жизни, боялин не понимал, какое сумасшествие стоит за странными восточными порядками. Мужики боятся, что их дам уведут более привлекательные соперники, вот и прячут? Или у них все бабы ужасны на лицо?
Ничто не привлекает к женщине так сильно, как это делает тайна. С этой точки зрения полностью задрапированная гостья была ходячей загадкой. Боялин ощутил небывалый азарт охотника за дамскими сердцами.
Встав навстречу посетительнице, Драндулецкий изящно поклонился, тряхнув кружевными рукавами:
– Я несказанно счастлив созерцать в своем скромном жилище столь неожиданную гостью.
– Наслышанная о радушии белого господина, оказанном моему дражайшему супругу, прошу принять это. – Персиянка извлекла из складок одежды и протянула боялину свиток, скрепленный сургучной печатью.
К разочарованию Станислава, посетительница не продемонстрировала ему даже пальчики и запястье.
Сглотнув слюну, а потом распечатав и развернув бумагу, Драндулецкий прочитал:
«Исмаил-шах приветствует тебя, незнакомый друг Персиянии!
Мой славный посол Торгаши-Керим мог попасть в беду, и я велел его старшей супруге последовать по его стопам, дабы передать мозговскому шаху дополнение к письму, отправленному с верным Торгаши. Ты достойно обошелся с моим подданным, незнакомый друг Персиянии, потому-то благочестивейшая Гюльнара и вручила мое послание именно тебе.
Помоги дружбе Эрэфии и Персиянии еще раз. Как можно скорей донеси до ушей шаха вашего главного халифата страшную весть: мангало-тартарин подступает к пределам Эрэфии. Сделай это, да покроет твои расходы золото, кое передаст тебе Гюльнара».
Усилием воли сдержав довольную ухмылку, Драндулецкий церемонно промолвил:
– Вам неимоверно повезло, ибо вы пришли к единственному человеку, могущему и обязанному вам помочь.
– Хвала небесам! – тонко воскликнула персиянка и попятилась к двери. – Я тотчас же возвращаюсь на родину со счастливым известием!
– А золото… – как бы невзначай напомнил Станислав вкрадчивым тенорком.
Гостья сокрушенно заохала, и из-под одежды появился увесистый мешок. Рука Драндулецкого ощутила приятную прохладу золота. Позвякивало музыкально и многообещающе.
– Где ты остановилась, хм, прекрасная Гюльнара?
– Там, в платном пристанище путников.
– Будь моей гостьей, – улыбнулся боялин, принимая самый обольстительный вид и тон.
Увы, чары, легко распространявшиеся в среде тянитолкаевских женщин, на иностранку не произвели должного эффекта. Чувствовалось, что не зря ее назвали благочестивейшей.
– Спасибо, господин, но я должна вернуться. Поспеши и ты. Письмо шаха Исмаила, да продлятся его годы, весьма важно.
Боялин повел рукой по коротким волосам.
– Тогда исполни мою маленькую просьбу, умоляю тебя, – почти прошептал Станислав, закусывая нижнюю губу. – Открой личико.
– Не оскорбляй меня, – холодно ответила Гюльнара и ушла.
Драндулецкий досадливо щелкнул пальцами и поспешил к другой двери. Там, в задней комнате, его уже ждал Первыня. Молодой дружинник поприветствовал боялина и поправил упрямый каштановый вихор, торчащий над высоким лбом. Скуластое лицо выражало готовность служить.
