«Эх, припрятать бы их одежду! – вспомнил деревенскую молодость прапорщик. – Вылезут, визжать станут, нагишом бегать…»
Он осмотрел берег, но платьев не нашел.
«Спрятали, чертовки!» – смекнул Дубовых.
Одна из девиц бросила случайный взгляд на берег, увидела Палваныча и радостно вскинула руки, открывая то, что скромницы обычно прикрывают ладошками.
– Батюшки! Мужчинка!!! – завизжала она.
Ее подруги тоже узрели прапорщика. Заверещали наперебой:
– Ой, мужичок! В кои-то веки! А крепенький-то какой! Красавец…
Дубовых мигом покраснел, а его уши стали совсем пурпурными.
– Мужчинка-мужчинка, айда к нам! – позвала первая.
– Да-да, что стоишь? Пойдем купаться! – заголосили две остальные.
– Прямо вот так сразу? – тупо спросил прапорщик.
– Нет, до Стольноштадта и обратно сбегай для разминки, – засмеялись девки. – Ну, давай смелее! Или мы тебе не нравимся?
Конечно, нравились. Но слишком уж доступно себя вели.
«Может, путаны? – подумалось Палванычу. – Заразят еще не пойми чем…»
– Ой, подруги, он глухой, наверное! – прыснула одна со смеху.
– Ты что молодца обижаешь? – с шутливой серьезностью встала на защиту прапорщика другая.
– Топи несчастную! – скомандовала третья, и началась новая буза.
Палваныч сдался. Он сделал пару шагов к воде, но вдруг вспомнил, что под кальсонами совершенно позорные трусы с нарисованными плюшевыми зайцами и игрушечными машинками. Какой-то шутник придумал шить мужские трусы с детским узором, а прапорщик добыл их целую коробку, не посмотрев. Дома-то выяснилось, что за товарец достался, но выкидывать не хотелось…
Вдруг засмеют в самый ответственный момент?
Чаровницы заметили заминку мужика, бросили показную борьбу.
– Что же ты? – томно вопрошали они. – Мы ждем…
И тут средняя внезапно потеряла равновесие и кувыркнулась под воду. Палваныч ожидал увидеть попку и ножки, однако жестоко ошибся: вместо ожидаемых зрелищ дамочка показала чешуйчатое тело и рыбий хвост.
– Вот тебе, бабушка, и Хейердал! – обалдел прапорщик. – Да вы, девки, это… русалки, что ли?
– Дура! – нешуточно разозлились две другие. – Тварь неловкая! Теперь опять рыбу жрать вместо человечины!
Завязалась настоящая драка с вырыванием волос и кулачным массажем лица. Дубовых наблюдал за ней, все еще находясь под впечатлением от рыбьего хвоста миловидной барышни, которая как раз получила прямой удар. Кстати, летящие клоками в стороны волосы оказались натурально зелеными, а не покрытыми водорослями, как сперва показалось Палванычу.
Натешившись, девки отплыли в разные стороны.
– Сволочь!
– Стерлядь!
– От стерляди слышу!
– Камбала тупорылая!
– Не надо было тебя тогда из сети выручать…
– И тебя…
– Обе вы истерички креветочные!
– Сама щука страшная.
– Кто щука страшная?! Я щука страшная?!
Вдоволь насладившись рыбьей бранью, прапорщик прервал взаимные уколы:
– Эй, гражданочки!
Девки замолчали.
– Так вы кто, русалки?
– Ундины мы, мужик, а вот она – та еще ундина… Ундина позорная…
– А ты – лососина тухлая! – снова завелась ундина позорная и поплыла к обидчице.
– Молчать! – гаркнул Палваныч. – Плотва, не стреляйте друг в друга!
Ундины остановились.
– Два вопроса к вам. Первый и, соответственно, второй, – продолжил прапорщик. – Начну по порядку, то есть со второго. Вы в течение пары дней не видели парнишку с автоматом и знаменем?
– С чем?
– С автоматом и знаменем.
– Знаешь, мужичок, со знаменем не видали, а что там у него другое (ну, как ты это назвал?), мы просто не ведаем.
– Значит, со знаменем не было? – уточнил Дубовых.
– Нет.
– Ага. Тогда слушай вопрос номер два…
– Эй, красавец, вопрос номер два ты первым задал!
– Не путай меня! Мне оно виднее, что у кого каким… – пробурчал прапорщик. – Вопрос номер последний. Далеко до ближайшего населенного пункта?
– Населенного чего?
– Вот ведь, карикатуры на баб зеленые! Деревня там или город далеко?
– Ах, деревня… За тем поворотом реки выше по течению.
– Вот. Спасибо! Ну, бывайте здоровы. И смотрите у меня, не шалите… Шаляпинши…
Палваныч сгреб шмотки и побрел вверх по реке.
А ундины еще долго спрашивали друг у друга, кто такие шаляпинши.
К населенному пункту типа деревня прапорщик подошел злой и потный. Поэтому он все же свернул к воде, искупался, обсох, оделся. Полегчало.
Постучавшись в первую же дверь, Дубовых справился насчет солдатика.
– Нет, никого чужого не было, – ответили хозяева. – Разве что великан дохлый проплывал, но без знамени.
Деревенька была маленькая, на двенадцать дворов.
«Обходить все? А смысл? Времени примерно полдень… Тут делать нечего», – постановил прапорщик и зашагал дальше вдоль берега.
– А с другой стороны, – вслух размышлял Палваныч, – он же мог тайком у кого-нибудь затихариться. Я этот контингент знаю… Хитрые, как наиболее вероятные противники. Еще надо будет впредь спрашивать, нет ли в деревнях комитетов солдатских матерей. Вот первые укрыватели дезертирующих молокососов!.. А в городах стоит наладить контакт с местными военкоматами. У них наверняка есть свои методы оперативно-розыскной работы. Хотя… Будто у наших эти методы есть!..
Прапорщик прервал работу мысли, перебираясь через заболоченный овраг. Затем продолжил:
– Или вот еще стратегия: называться не должностным лицом, ответственным за поимку и возврат в часть рядового, самовольно покинувшего место службы, а его отцом или, опять же, матерью… Хотя последнее будет слабодоказуемо… Значит, отцом. Отчего-то гражданское население неохотно идет на сотрудничество в деле поимки дезертиров… А тут – здравствуйте, пожалуйста и будьте любезны!.. Только бы найти салагу заумного. Наверняка это все его рук дело. Ишь ты, шизофрения ходячая… Великаны у них по реке… Русалки, или как их… Ой, господи, а девки-то те с хвостами – снова галлюцинации, что ли?! Где я, мамочка?..
И Палваныч чуть было не канул в депрессию, но тут его цепкий наметанный взгляд обнаружил привязанного к ветвям оседланного коня. Конь стоял в стороне от берега, на границе леса, возле густого орешника.
В прапорщике пробудились инстинкты добытчика.
