– В общих чертах.
– Наверняка наплел про башню с веревкой, про злого отца и запертую влюбленную деву, мол, папаша нас застал и проклял несчастного юношу на месте… – Марлен дождалась Колиного кивка. – Ну, так оно примерно и случилось. Только он не колдовал, а выгнал Шлюпфрига взашей. А мне разрешил покинуть башню. «Чтобы ты, дуреха, поняла, с кем связалась». Так и сказал. И я очень быстро поняла.
Виконтесса помолчала, гладя шею жеребца.
– Я была влюблена, Николас. А он оказался бабником. Представляешь, я примчалась к нему на следующий же день и застала с другой девушкой. Вернулась в башню, заперлась и проревела неделю. Папашка-то почувствовал вину. И злость на Шлюпфрига. Вот и обратил бедолагу в пса, хотя так ему и надо…
– А потом?
– Потом я сбежала. Надоело то в башне сидеть, то нравоучения отцовы выслушивать. И зря он трогал Шлюпа.
– А я его Шванцем называю. – Коля улыбнулся.
– Шванценмайстер – это прозвище. Очень точное, он действительно умелец… Так вот, его непогрешимейшество Иоганн Всезнайгель не открыл вовремя мне глаза на сущность обольстителя, а потом ему оставалось лишь сорвать досаду на Шлюпфриге.
– Почему отец запирал тебя в башне?
– Вздорная я была, перечила ему. А ты его знаешь – суров, как северный мороз, и вспыльчив, будто южный пожар.
– Да, весьма самоуверенный и жесткий тип, – добавил Лавочкин.
– Ладно, хватит об этом…
Дорога скрашивалась разговорами. Правда, погода заметно ухудшилась. Утреннее солнце затянули облака, потом собрались темно-синие тучи, подул ветер. Собирался основательный дождец.
Солдат заклинал его потерпеть, пока не покажется Хендверкдорф. Но стихия не покорилась рядовому Российской армии – сначала на землю обрушился первостатейный ливень, а затем зарядил долгий серый дождь. Путников спасли плащи с капюшонами, только все равно стало холодно и отнюдь не сухо.
Наконец прибыли в поселок ремесленников-ткачей. Часа в четыре дня Коля, Марлен и Мор со Смертью ввалились в трактир постоялого двора. Мокрые, замерзшие и злые на стихию.
Обсохнув да утолив голод, стали прикидывать, как захватить Юберцауберера. Женщин сразу решили оставить в трактире, хотя они сильно хотели поучаствовать, особенно виконтесса. Но уж ей-то, от рождения лишенной магических способностей, лезть в схватку с колдуном не стоило.
– А Николас? – обиженно протянула Марлен. – Он тоже не волшебник…
– Зато старичок меня знает, – сказал солдат. – То-то он удивится, увидев меня на пороге!
Лавочкин и Мор вышли под вечерний дождь. Спустя пару минут они стояли на крыльце жилища беглого казначея.
– Каким заклинанием он вас сковал? – шепотом спросил убийца.
– Замораживающим.
– Тогда – стучите.
Мор прижался к стене, Коля забарабанил кулаком в дверь.
Никого.
Постучав еще, решили вломиться.
Толкнув плечом дверь, парень выворотил хлипкий засов, загремевший по полу.
– Елки-ковырялки, какое тут все гнилое. – Солдат поморщился.
– Нам же лучше. Однако с такими деньгами можно было бы и новую дверь купить. Вы правы.
Коля и Мор осторожно скользнули в дом.
Дверь за ними резко захлопнулась, слетевший засов вспорхнул на свое место, металлические скобы накрепко притянули его к доскам.
В затхлом полумраке установилась тишина.
– Нас ждали, – прошелестел Мор.
– Блицкрига не получилось, – шепотом согласился Лавочкин.
Они осторожно двинулись вглубь. Коридор был темен. Слева – вход в зашторенную комнату, справа – лестница, ведущая в подземелье.
Парень отмаячил, мол, нам туда.
Мор показал, дескать, давай проверим комнату.
Первым заглянул Коля.
Горы мусора, паутину, мольберт и картину с овощами, кушающими Юберцауберера, солдат узнал с прошлого визита. А вот кровать, стоящую в дальнем углу, он не помнил. Скорее всего, в тот раз она просто была завалена хламом.
В постели лежал хозяин дома. Он надвинул одеяло на лицо, и Лавочкин разглядел лишь сверкающие безумием глаза да трясущуюся пепельную челку.
Желание Юберцауберера спрятаться было настолько детским, что Коля не сдержал улыбки.
– Вылезай, я тебя отыскал, – сказал солдат, шагая к кровати.
Мор все еще прятался в коридоре.
Юберцауберер оторопел:
– Демон?.. Ты?.. Зачем?.. Ах, да. Мой недуг… Сердце… Ты явился за мной, дабы уволочь меня в ад?
– Больно ты мне нужен, – хмыкнул парень.
– Ради чего же ты явился? А, за моими богатствами! – Старик приподнялся на локте, наставляя на Лавочкина обвиняющий перст.
– Это ты верно вычислил.
– Тогда умри, презренный! – пророкотал Юберцауберер, собираясь сплести какое-нибудь страшное заклинание, но не успел.
Мор выстрелил в него «винтерфляйшем».
Старик так и застыл в постели: грозный, облокотившийся и указующий пальцем в пространство.
– Красота! Скульптура, достойная лучших королевских садов, – умилился Коля.
– Позже я закреплю заклинание, остановив все процессы в статуе, – пообещал убийца.
– То есть он погибнет? – Солдата передернуло.
– Нет. Он впадет в глубокий сон, превратившись в камень. Любой подготовленный колдун разбудит его в считанные минуты. Ведите к сокровищнице.
Лавочкин и Мор спустились сначала в подвал, потом в узкий круглый лаз и очутились в шестистенной синей комнате. Богатства были на месте.
– Считаю нашу сделку заключенной. – Убийца церемонно пожал Колину руку.
Мор загрузил в мешок шесть килограммовых слитков и насыпал в карманы несколько горстей монет.
– Теперь наверх.
Залезли обратно. Условились, что солдат сходит в гостиницу за Смертью, и на этом они расстанутся друзьями.
Парень вышел в темноту из дома Юберцауберера, кутаясь в плащ. Дождь не только не закончился, он усилился. Лавочкин почти бежал, торопясь попасть в тепло.
Когда до постоялого двора оставались считанные шаги, из подворотни выскочили две проворные фигуры. Одна из них преградила Коле путь, а вторая тюкнула его по темени чем-то тяжелым и отключающим.
«Опять по башке!» – успел подумать солдат и упал в грязь лицом.
Глава 21.
Предложение, от которого нельзя отказаться, или Опыты, сыновья ошибок трудных
Когда Лавочкин и Палваныч нечаянно вытоптали побеги травы разруби-любые-путы, Герцог Унехтэльф понес большие убытки. Но хуже другое – он сорвал поставку очень серьезному клиенту. Некое лицо, так желавшее остаться неизвестным, что даже не показалось перед герцогом, предпочитая переписку, желало получить пять мешков травки. Плату, весьма щедрую, оно прислало вперед.
