Лавочкин перевернул табличку. На обратной стороне было написано единственное слово: «Шутка!»
Самонадеянная девушка замолкла.
В тишине раздался далекий утробный вой. Ему ответил глухой рык, короткий и злобный.
– Елки-ковырялки, кто это? – прошептал солдат.
Виконтесса отозвалась не сразу.
– Я думала, это миф… – проговорила она. – По преданию, здесь, в лабиринтах Мраморшвиммера, обретаются два сверхсущества. Это чистые воплощения сил Зла и Добра. Первое носит имя Юбеляй
[31]
. Оно округлое, поэтому катается по коридорам, пожирая все живое. Второе называют Роббен Гутом
[32]
. Оно бесформенное, ведь никто не знает, как выглядит Добро. Роббен Гут ползает и всех поглощает, даря им радость полного слияния с собой и друг с другом…
– Подожди. – Коля коснулся руки Марлен. – Кого поглощает? Какое «все живое»? Тут же нет никого!
– Именно! Потому и загнали эту парочку в местные лабиринты. Чтобы равновесие не нарушалось. Понимаешь? Они крутятся тут, а мир спокойно решает свои проблемы. Правда, иногда Юбеляй и Роббен Гут сталкиваются. Тогда они сражаются, и пока, к нашему общему счастью, никто не победил. Если одержит верх Юбеляй, то мир погрузится в пучину хаоса и зла. Если же победит Роббен Гут, то все люди мира поймут, что творить всяческое зло, грабить, истреблять, воровать, угнетать себе подобных нехорошо, и будут это делать только во имя Добра!
– Что опять-таки неприемлемо.
– Точно. Эти мощные воплощения – сфокусированная суть древнейшего вселенского конфликта. Яйцо и ползущая масса… Не самые красивые облики, но важна не форма, а содержание, не так ли?
– Не так. Важно сейчас совсем третье, – волнуясь, пробормотал Лавочкин. – Важно не попасться ни Добру, ни Злу. Не стоило молчать про Юбеляя и Роббен Гута, наверное…
– Я же думала, это миф! – надулась Всезнайгель. – Замок строили много веков назад!
«Идеальное место для тайника с Барабаном Власти, – подумал он. – У меня поджилки затряслись от новостей Марлен».
– Скажи мне честно, – громко сказал Коля. – Это вся информация про Мраморшвиммер? Или через пару шагов ты вспомнишь еще какую-нибудь легенду о динозавре?
– Не ори на меня, – тихо, но жестко ответила виконтесса. – Забыл правила, которые так рьяно исполнял? Хочешь, чтобы прикатилось яйцо Зла? Или тебе лучше слиться с Добром?
– Нет, слиться я не хочу, – пробормотал солдат. – Вперед марш.
Дальше шли почти крадучись. Ловили каждый шорох, замирали при всяком дуновении сквозняка. Свет лампы выхватывал надписи, оставленные безвестными скитальцами: «Было бы заблуждением полагать, что я заблудился», «Добро должно быть с кулаками», «Истина где-то рядом» и прочие «Чудище обло, озорно, стозевно и лаяй».
Марлен сказала:
– Я когда такое читаю, мне сразу в голову дурные мысли лезут…
– Ну, какая голова, такие и мысли, – шепнул Лавочкин.
Зайдя за поворот, солдат почуял, что-то изменилось. Впереди разливался мутный свет. И он приближался.
Когда Коля разглядел Роббен Гута, в памяти всплыла фраза «ведьмин студень». Сияющий белесым светом Роббен Гут полз навстречу солдату и девушке. Гут имел кисельную консистенцию и произвольно тек, выдвигая и поглощая собственные ложноножки. Воплощение Добра занимало весь коридор в ширину, а в длину было не менее четырех метров.
Колеблющийся молочный Роббен Гут передвигался не быстро, но беспрерывный процесс подтягивания за собственными отростками создавал иллюзию неотвратимо энергичного движения.
– Валим, Марлен, – процедил сквозь зубы парень, шагая восвояси.
Виконтесса не отстала.
«Хорошо, что Роббен Гут студень, а не мужик с луком и бандой подельников», – подумал солдат.
– Николас-с-с… Николас… – позвал рядового спокойный, какой-то воздушный голос.
– Ты слышишь? – спросил Лавочкин спутницу.
– Что? – не поняла она.
– Николас-с-с… Подожди!.. Я чувствую в тебе Добро… Мы должны…
– Слиться? Дудки! – Коля развернулся к Роббен Гуту.
– Николас, ты чего?! – Девушка потянула его за рукав. – Пойдем скорее!
– Поговорить… Слиться мы всегда ус-с-спеем… Смотри, я остановился.
Воплощение Добра втянуло последние ложноножки, перестало расползаться, стабилизировав форму. Этакий сияющий матрас, да и только.
Солдат решил побеседовать:
– Что ты хочешь мне сказать?
– Ты с ним говоришь?! – не унималась виконтесса.
– Марлен, помолчи, пожалуйста.
Вновь зазвучал голос Роббен Гута:
– Чувствую, линии этого мира… сходятся вокруг тебя… Ты фигура чужая, мистическая…
Коля поморщился. Ему не нравилось слово «мистический». Дело было в созвучии. Mist по-немецки обозначает навоз. Поэтому от слова «мистический» дурно пахло.
– Есть и другой… Сеятель зерен Зла… Пожинатель скорби… Темный владыка…
«Ага, это товарищ прапорщик собственной персоной, – улыбнулся Лавочкин. – Или, на худой конец, Дункельонкель».
– И ты, ты не имеешь права на ошибку, Николас!.. Черное королевство со дня на день перейдет границу Дробенланда… Никто не в силах оказать ему достойное сопротивление… Следующим будет Дриттенкенихрайх… Верни себе штандарт, верни как можно скорее…
– Но Бара…
– Ищешь Барабан Власти, знаю… Здесь его нет… Расступлюсь, пойдешь по коридору, будет звездная калитка… Открой и смело шагай. Там подскажут!
– Спасибо!
– Тише… Тише… Юбеляй услышит… Я чувствую, он катится сюда… Поспешим…
Студень отмер, разделился надвое, размазываясь по стенам коридора.
За спинами путников раздался рык. Яйцо Зла было близко.
Коля схватил Марлен за руку и потащил в брешь между частями Роббен Гута.
Оглянулся. Воплощение Добра уже сомкнулось и готовилось к встрече с Юбеляем. Парень и девушка побежали. Метров через пятьдесят обнаружилась развилка.
– Так, наше дело правое, мы победим, – выдохнул Лавочкин и свернул вправо.
Сзади рык смешался с воем. Воплощения схлестнулись. До ушей людей долетали звуки ударов и всхлипы. Очевидно, Роббен Гут облеплял Юбиляя, не давая катиться, а Юбеляй вырывался с громким чмоканьем.
Виконтесса и солдат неслись сломя голову, и, когда впереди показался черный зев широкой ямы, им ничего не оставалось, кроме как разбежаться и прыгнуть. Коля перелетел, а Марлен соскользнула, стала падать, но успела распластать руки на полу, стараясь удержаться. Солдат остановился и бросился на помощь подруге. Отшвырнул лампу в сторону. Стало темно. Он схватил девушку за руки, стал осторожно тянуть.
