Он работал вместе с родителями. Все считали его талантливым клоуном, а зря: Альбрехт был замечательным жонглером, акробатом и эквилибристом, просто напивался сильно.
Наконец он сбежал. По официальной версии. На самом деле будущий король проспал в канаве отправление труппы в другой город. Цирк уехал, Альбрехт остался.
В поисках средств на опохмел он нанялся в армию герцога Пфюцеманна
[36]
. Там он проявил усердие и таланты, за год службы выбившись в начальники стражи. Потом Альбрехт сверг герцога, объявил новые времена и занялся захватом вотчин соседей. Да так хорошо получалось, что многие, не дожидаясь войны, сами стали присягать ему вассальской клятвой, а дурной пример заразителен. Так за три года циркач Альбрехт стал королем.
Его государство подчинялось строгому армейскому порядку. Страна просыпалась по команде «Подъем!» и ложилась спать после приказа «Отбой!». Каждый гражданин носил форму, даже крестьяне и нищие. За отсутствие формы и знаков отличия полагались десять ударов палкой.
Все ходили строем, включая коров. Злостный нарушитель строя наказывался палками. «Он шел против нашего строя!» – объявлялось на площади перед экзекуцией.
Любой житель Труппенплаца умел держать в руках оружие, правда, не все знали, что с ним делать дальше.
Королевство разделилили на военные округа, соответствовавшие числу феодалов – вассалов короля. Феодал стоял во главе округа и держал при себе штаб. Сам Альбрехт руководил генеральной ставкой. Страна была пропитана милитаристическим духом и языком: бухгалтерский взвод, женская рота побирушек-цыганок, оберштурмбанфюрер городской бани, механический дневальный по полю (пугало), самовольное оставление мира (смерть) и так далее.
Сейчас Альбрехту было около пятидесяти. У него постепенно развилась своеобразная мания: мерещилось, что вместе с его самовольным оставлением мира погибнет и королевство. Наследников у экс-циркача не оказалось, ведь заниматься продолжением рода было совершенно некогда – государство требовало постоянного командирского призора.
Головной болью Альбрехта оставалась западная граница. Неспокойно жилось рядом с Черным королевством, ох, неспокойно… Труппенплац был готов к войне, только с кем? Альбрехт засылал шпионов, но они не возвращались. Иногда их тела обнаруживали пограничники. На телах не было никаких следов насилия.
Тут еще воровство и поджоги начались. Потом вдруг залихорадило тюрьмы: узники бежали скопом, будто с охраной договорились. Конечно, строевая система управления позволяла быстро выловить беглецов. С кражами было сложнее, особенно когда стало пропадать железо. В народе зрела растерянность. Над Труппенплацем витало предчувствие беды.
Вот в такое государство вошел Палваныч Дубовых.
А рядовой Лавочкин вошел в пещеру Страхенцверга. За спиной бушевал водопад. В сводах и колоннаде гулял ветер. Прохладная темнота… Коля зашагал в глубь подземелья.
– Словно таракан в метро. – Солдат нервно хмыкнул.
Идти в одиночестве по циклопическому туннелю было трудно. Размеры и темнота подавляли. Волшебная лампа, которую Коля сберег, убегая из Мраморшвиммера, почти не помогала.
Он брел и брел, хотя ему казалось, что уже должны были начаться залы Страхенцверга, освещенные магическими светильниками. Он посмотрел под ноги. Во тьме проступило смутное изображение обнаженной ведьмочки.
– Я в зале, – прошептал Лавочкин. – Но почему погас свет?..
«Хельга! С графиней беда! А Палваныч?!.. – Мысли бешено заскакали. – Сбежали? Погибли? Что стряслось?»
Солдат набрел на стену, стал красться вдоль, ища ходы в другие залы, и главное, в жилые гномьи норы. Он попал в темную трапезную, затем по памяти отыскал коридор, ведущий к квартиркам.
Здесь, как и прежде, горели лампады. Не волшебные, простые. Значит, гномы не ушли.
– Эй! – крикнул Коля, разбудив многоголосое эхо. – Есть кто?
Из глубины коридора раздался дробный топот, и вскоре из-за поворота выбежала Пфердхен, сжимающая в руке короткий меч.
– Пфердхен, что случилось?
Гномиха всхлипнула, выронила меч, заключила в железные объятья ноги солдата.
– Госпожа Белоснежка забрала нашу Хельгу!.. Даже птицу не оставила!.. – залопотала она. – Госпожа сильно рассердилась. Мы переработали слишком мало руды и были наказаны, наказаны…
– Давно?
– Неделю назад.
– А Пауль, то есть козлик, которого мы привели?
– Ах, Пауль, да-да!.. Он остался. Это козлик нашей Хельги. Она дорожила им, мы его кормили, ухаживали… Он скучал, очень…
Пфердхен так грустно лепетала, что солдат с ужасом подумал: «Неужели Палваныч копыта тут двинул?! Только не это!»
– Мы приняли его в род, – продолжила гномиха. – Возложили на него скипетр и расколдовали! Оказывается, он – человек, хоть и потешный!
– Это ты верно заметила… – У Коли от сердца отлегло. Как же здорово, что головоломные рецепты Страхолюдлих оказались ненужными!.. – И где он?
– Отправился искать нашу Хельгу.
– Будто могло быть иначе… А почему ты с мечом?
– Госпожа Белоснежка страшно рассердилась. Она забрала десяток мужчин на дополнительные работы, а оставшимся повысила план. Все в забое. Поэтому охранять пещеру приходится нам, женщинам.
«Много же ты наохраняешь, если я дошел до вашего жилья, и не поори я, еще не известно, обнаружили бы вы мое вторжение… Хотя от кого здесь обороняться?» – подумал Лавочкин.
– Отведи меня в незавершенную залу, пожалуйста, – попросил он.
Коля зажег четыре факела, развернул мятую карту, сверил причинные места. Все нарисовано верно. Ничего нового.
Гномиха терпеливо ждала. Солдат разочарованно крякнул и огласил новое желание:
– Как бы поговорить с вашим бородатым мудрецом?
– Ох, Николас, он в спячке, – огорошила парня Пфердхен. – Старые гномы по осени впадают в спячку. Теперь только в марте…
Лавочкин понуро вышел из залы.
В коридоре затопали гномы. Они уже закончили работу и спешили отмыться от пыли. Стоило чумазым, хмурым бородачам завидеть высокого рядового, и они расцветали в улыбке. Вернулся герой! Тот, кто поможет им обрести Хельгу!
За богатым ужином, приготовленным флейтистом Лавочкиным, гномы еще больше ободрились, начали смеяться, шутить. Даже осунувшийся эрцгерцог оживился. Самому Коле было грустно. Барабан не найден, Страхолюдлих похищена этой проклятой Белоснежкой, прапорщик бродит неизвестно где.
– Похоже, я проиграл по всем позициям, – пробормотал солдат.
– Что? – Эрцгерцог не расслышал.
Лавочкин отмахнулся, мол, неважно. Он долго сидел, поглощая эль и пытаясь нарыть в голове подсказки дальнейших действий. Из омута бесплодных раздумий его вытянула странная тишина.
