– Жена у меня прямо как пчелка, – сказал первый.
– Что, работает с утра до вечера? – спросил второй.
– Нет, жужжит постоянно.
– Тогда тебе повезло, что мы вечно в разъездах. А то бы совсем довела…
Дверь за спинами охранников разорвало в щепки. Контуженные и исцарапанные стражи упали на пол.
Коля не скрывался. Звук взрыва в считанные секунды облетел пещеру Страхенцверга.
– Да, Марлен, я иду, – прошептал Лавочкин.
Мощь опьяняла. Солдат был подобен закодированному алкоголику, который вдруг сорвался в запой.
Забытое ощущение: «Я все могу».
Парень пожелал, и дверь восстановилась.
Но он шагал дальше, заставляя волшебные светильники зажигаться, будто при Хельге.
Выскакивающие к Лавочкину арбалетчики в черном засыпали на бегу, валились в кучу, а стрелы, выпущенные рефлекторным нажатием курков, Коля дотла сжигал в полете.
Солдат сошелся с Белоснежкой в трапезной.
От сонного заклинания она защитилась и пульнула в парня гранитной скамьей.
Он пожелал, чтобы скамья остановилась и устремилась к Марлен.
Девушка не стала упираться, просто отклонилась. Предмет с громким грохотом ударился о стену и раскололся на несколько кусков. Белоснежка запустила эти обломки в Лавочкина.
Коле надоело. Он захотел, и обломки рассыпались в пыль.
Марлен произнесла одно из своих коронных заклятий.
Перед ней вспыхнули три лиловых огненных копья. Они разлетелись в стороны и принялись кружиться, облетая Лавочкина. Девушка щелкнула пальцами. В следующую секунду копья неслись прямиком в голову солдата. Он повел бровью, и огненные орудия исчезли. Стекли в пол у его ног.
Затем парень, картинно воспарив, шибанул по противнице сгустком силы. Белоснежку прижало к стене. Чуть ли не до треска костей.
– Ты проиграла, – не соригинальничал Лавочкин.
И тут его слегка дернуло, и он снизился на несколько сантиметров.
Марлен отлипла от стены и упала на четвереньки.
«Что за хрень? – подумал солдат. – Как сказало знамя? „Я почти вернуло силу…“ Почти! Почти, идиот!.. Значит, вот он – предел возможностей. А ты дешевыми спецэффектами развлекался. Ну, все, кранты тебе, Колян».
Он пожелал спуститься. Знамя исполнило, но неуверенно, с покачиваниями и паузами. Когда до пола оставался метр, сила пропала. Лавочкин был готов и приземлился достойно.
Белоснежка, к счастью солдата, была занята собой: восстанавливала дыхание, сбивчивым шепотом заговаривала ломоту в суставах. Все-таки последний Колин удар получился неслабым.
Чуть подлечившись, Марлен подняла голову, отбросила волосы с покрасневшего лица. Встала.
– Хорошо, ты победил, хотя я ума не приложу, как тебе удалось вернуть штандарт…
Лавочкин не был заражен болезнью «расскажи все врагу в приступе победного самолюбования». Просто промолчал.
– …Но не будешь же ты бить в спину девушке, с которой спал? – сказала Белоснежка, бросила в Колю слабое оглушающее заклинание (на мощное у нее не осталось сил) и, не дожидаясь результата, опрометью кинулась к выходу.
Потерявший защиту солдат рухнул, словно подкошенный…
Сознание медленно возвращалось.
– Николас… Барон Николас! – звал Лавочкина знакомый голос. – Не время валяться, надо спешить на помощь твоему Паулю…
Парень открыл глаза.
В мутном пятне, маячившем над рядовым, он узнал лицо Тилля Всезнайгеля.
– Лежите, не дергайтесь, восстанавливайтесь, – велел вальденрайхский колдун, доставая из зеленой куртки прозрачный камешек.
Положил его на Колин лоб.
– Как вам мой тайник? Согласитесь, с моей стороны было весьма остроумно использовать секрет маленького народца.
– Угу…
– Я давно слежу за вами. Весьма потешное занятие, следует признаться… Я даже подсказал Шлюпфригу, где можно продать украденный у вас штандарт. Но это все комедия. Главное – серьезное. Благодаря вам мы выяснили, кто такая Белоснежка и куда девается железо. Поздновато, конечно… Надо же, племянница… Сев ей на хвост, я нашел ее резиденцию, где обнаружил много любопытного, что будет полезным в борьбе с ее хозяином – Дункельонкелем. Да, примите поздравления, вы их переиграли! Марлен надеялась с вашей помощью завладеть Барабаном Власти и просчиталась. Знали бы вы, как за этой вещью охотится Дункельонкель… Но теперь Барабан в надежных руках.
Всезнайгель поглядел на удивленное лицо солдата.
– Ах, вы полагаете, самый отпетый преступник Дриттенкенихрайха – это враг? Бывают такие войны, в которых складываются неожиданные союзы… На счету каждое королевство, каждый сильный игрок… И попробуйте-ка украсть у вора. Тем более с Рамшайнтом сейчас братец Иоганн.
Колдун говорил и говорил, а Коля не слушал. «Он с самого начала был рядом, но не дал знать, – думал Лавочкин. – Ловил на меня, будто на живца. Эх, Тилль, предатель…»
Солдату отчего-то вдруг вспомнился старый армейский розыгрыш, на который он попался во время первого дежурства на «тумбочке». Он только-только прибыл в ракетный полк и не знал фамилий всех офицеров. Этим и воспользовались сослуживцы-юмористы, дорвавшиеся до телефона соседней роты.
Зазвенел телефон. Дневальный по своей роте рядовой Лавочкин снял трубку и выслушал приказ: «Капитана Залипукина к телефону, вызывает подполковник Затычкин. Срочно!»
Солдат зычно вызвал капитана, уж командира-то своей роты он знал! Но не подозревал, что подполковник Затычкин – лицо вымышленное.
– Капитан Залипукин, срочно подойти к тумбочке дневального! – крикнул Лавочкин. – Вызывает подполковник Затычкин!
Разъяренный Залипукин едва не съел рядового с потрохами, к вящей радости роты. Ржали дня три, хотя Коле такой юмор казался излишне примитивным и обидным. Было здесь нечто нечестное, до грубости простое и вероломное.
Похожее чувство испытал солдат только что, когда Всезнайгель игриво признался, дескать, следит за ним чуть ли не от комнаты чертовой бабушки, откуда начался второй круг странствий рядового и прапорщика.
Камешек холодил Колин лоб, парень чувствовал: слабость и боль отступают. Лицо Тилля обрело резкость.
– Ну, вот, – колдун потер руки. – Вы порозовели, стало быть, пора двигаться дальше.
Он взял камешек.
– Ух ты! Вы выпили почти весь запас энергии моего кристалла!
Лавочкин рассмеялся:
– Не я, а знамя.
– Точно! – Всезнайгель стукнул себя по колену. – Полтора века прожил, а мелочи упускаю, как ребенок… Пойдемте, Николас.
Тилль помог солдату подняться. Голова чуть кружилась, но не от слабости, а скорей наоборот.
