– Что-то долгонько.
Паша посмотрел на часы:
– Ого! Извиняй, Илюха, я, наверное, пойду туда.
– А может, всей компанией нагрянем? – предложил Муромский. – И Тоню вызволим и Вовчика позовем. Чай, не побрезгует нашим хлебом-солью.
– Так пешком долго. Я один-то мотор бы вызвал.
– Ну зачем нам мотор? Свои колеса есть. Рулить Ивана-королевича нашего папуа-картафановского посадим. Он трезвехонек. Долетим с ветерком.
– На «Оке»? – засомневался Пафнутий.
– На ней, голубушке, – с теплом в голосе сказал Илья. Повернулся к народу и объявил: – Дамы и кавалеры! Предлагаю совершить автомобильный вояж по местам боевой и трудовой славы знатных победителей безработицы. Транспортное средство повышенной комфортности ждет. Кто «за», выходи на пассажирскую платформу, во двор. Ванюха, – зашумел он в сторону кухни, – кончай жарить червяков! Обществу нужны твои мускулистые руки.
Рядом с «Окой» Пафнутий сделался совсем уж ироничным. Он качал головой, хмыкал, посмеивался в кулачок. Напоследок, прищурив глаз, прикинул габариты машинки в пядях. Результат привел его в совершеннейший восторг.
Спутники Пафнутия, гораздо лучше знакомые с удивительным транспортным средством, тоже посмеивались, но уже над ним. Представляли, что станется с весельчаком, когда он попадет внутрь «коробчонки на колесиках». Пуще прочих потешалась сушеная черепушка. Ее даже пришлось спрятать от греха подальше под просторную епанчу Дредда, в компанию к королевскому амулету и драгоценному обрезу «Голланд-Голланд».
Илья распахнул правую дверцу и широким взмахом руки показал: прошу!
– Вы что, мужики? – спросил Пафнутий с искренним удивлением. – Вы всерьез, что ли? Ну то есть я влезу, конечно, – он заговорщицки подмигнул Инге, – особенно если мадемуазель разделит со мной заднее сиденье. Но вы-то куда пристроитесь?
– Ты не тяни, земляк, загружайся, – с напряжением в голосе сказал Дредд. Слова про разделенное с мадемуазель сиденье явно пришлись ему не по вкусу (как и всем прочим мужчинам, честно-то говоря). – А там разберемся, кому рядом с тобой ехать, кому возле водителя.
Пафнутий, продолжая на языке мимики и жестов выражать недоверие к идее Муромского, нарочито тяжело кряхтя, влез в машинку… И тут же оказался в отделанном мореным дубом и полированной бронзой купе правительственного вагона. На окнах из поляризованного стекла красовались вышитые вручную шелковые занавески. Широкие диваны манили присесть, а того лучше прилечь на их кожаную поверхность. В огромном фарфоровом вазоне, способном украсить музейный зал Лувра или Эрмитажа, плавали в хрустальной водице золотые рыбки и живые орхидеи. Тихо звучал Вивальди.
Пафнутий сказал «йопс!» – и сел прямо на пол. Ягодицы почти по поясницу погрузились в ласкающий ворс шемаханского ковра.
– Захочешь перекурить это дело, – раздался над головой пораженного Пафнутия нежный девичий голос, – милости просим в тамбур. Там отличная вентиляция, красивые пепельницы, надежные зажигалки. Широкий выбор трубок, Табаков, сигар и прочего в том же духе.
К счастью, именно в этот момент в купе вступила Инга, на чей счет Пафнутий и отнес слова о тамбуре. Заподозри он, что звонкий голосок принадлежит незримому созданию… О, в таком случае его удивление могло бы настолько возрасти, углубиться и расшириться, что декорациями к дальнейшему рассказу нам служили бы интерьеры Картафановской психоневрологической клиники. Во всяком случае, для эпизода-другого наверняка.
– Я не курю, – тихо сказал Паша, обратив на Ингу наполненные восторгом и робостью глаза.
Девушка поощрительно качнула головой и перешагнула через его вытянутые ноги. Она чувствовала себя среди этого великолепия как упомянутые золотые рыбки в воде. Конечно, и для нее стали сюрпризом перемены в салоне «Оки», однако сюрпризом не таким уж ошеломительным. Она отлично помнила, как несколько дней назад, раскатав в «Карамболе» хорька Дерябныча и подсвинка Накладыча, их компания очень привольно поместилась в недрах машинки-невелички. Пусть тогда здесь отсутствовали дубовые панели и вазон с орхидеями, но широченный диван уже имелся.
К тому же она великолепно понимала, что в таком шикарном обрамлении ее красота будет смотреться чертовски выигрышно.
– …Но пью, видимо, лишку, – продолжал рассуждать вслух Пафнутий. – Скажи, Инга, это бред?
– Ничего подобного! Это перспективная разработка отечественных автомобилестроителей, – ответил ему вместо Инги Попов. – Салон-концепт «Фенечка». С позиции инженера оборонки я бы мог объяснить тебе принцип его конструирования. В терминах топологии многомерных пространств, ясен перец. Но боюсь показаться скучным.
– Лешка, конечно, мог бы объяснить принцип и с позиции коллекционера живой русской речи, – подхватил возникший в купе Муромский. – В терминах топологии многозначных слов. И это было бы совсем не скучно. Да только он при даме не смеет.
Попов утвердительно кивнул:
– Я скромный паренек.
А потом появились Никита с Геннадием. Вивальди умолк, вместо него прозвучал знакомый всякому путешественнику звуковой сигнал, предваряющий на вокзалах сообщения диспетчера.
Голос Дредда сдержанно объявил:
– Экспресс ВИП-класса «Ока» отправляется. Предлагаю пассажирам занять места. – И добавил ворчливо: – Да не валиться там на Ингу, ребятки! Я трогаюсь мягко. Ну и машина – не «кадиллак» какой-нибудь зачуханный. Так что отговорки, будто мотнуло, не прокатят.
Ребятки, мечтавшие как раз повалиться, разочарованно вздохнули. Все, включая Геннадия.
«Позвольте, а как же хваленые рептилоидихи?! – погрозит нам пальцем дотошный читатель. – Как же их страстно встопорщенные изумрудные чешуйки у основания шеи, о которых только и должен грезить настоящий персеанин? Что за антропоцентризм в самом-то деле? Что за передергивание карт и вольное жонглирование фактами?»
«Эх, – ответим мы мечтательно, – видели бы вы эту девушку, голубчик! Нипочем бы не стали спрашивать о таких глупостях…»
Итак, «окушка» тронулась с места. И впрямь, настолько мягко, что заметить это удалось только вяленому Доуэлю, который занял полюбившееся место на зеркале заднего вида. Он закачался на стропах своих бус и начал с большим мастерством отбивать зубьями ритм вагонных колес. Тыгыдымс-тыгыдымс… тыгыдымс-тыгыдымс…
Дредду сейчас же невыносимо захотелось потянуть за какую-нибудь рукоятку, чтобы заорал паровой гудок. Рукоятки не нашлось, и он просто вдавил поглубже педаль акселератора.
Ну а пока поразительный экипаж под этот зубовный перестук мчит по Картафанову, нам придется ненадолго отвлечься, чтобы рассказать, где и почему задержалась сильфида Антонина.
Говоря начистоту, армянскими у Юрия Эдипянца были только фамилия, нос, шевелюра, отчасти содержимое бара и наконец нежная любовь к фразе «михич пух ту», что значит – дайте немного денег. Под словом «немного» этот жизнерадостный человек обычно подразумевал сумму, которой иной семье хватило бы на месяц-другой безбедного существования. Что касается горячей крови наследников Урарту, то ее в жилах Эдипянца содержалось не более двенадцати с половиной процентов. То есть одна восьмая. Осознавая, что вышеперечисленных фактов явно недостаточно, дабы считаться подлинным кавказцем, он временами вставлял в речь общеизвестные словечки из горского лексикона да носил тесные кожаные пиджаки и брюки.
