– Я была просто уверена, что это прекрасно сработает, – вздохнула Ронда, чуть плотнее прижимаясь к плечу Бадди, когда их танец замедлился. – Какое зрелище! Клоуны, пожиратели огня, тигры, прыгающие сквозь обручи, – плюс Мечтатели! Завтра это будет во всех газетах.
– Так ты думаешь, наш союз сработает? – спросил Бадди.
– Нисколько не сомневаюсь, – ответила Ронда и улыбнулась, подняв к нему лицо.
Но какими бы близкими по значению ни казались их слова в этот момент, Бадди не мог не понимать, что каждый из них говорил о несопоставимо разном.
К концу вечера все согласились, что участие циркачей сделало эту акцию одной из самых успешных, а победную вечеринку, несомненно, самой лучшей из всех – во все времена. Казалось, артисты Цирка-Шапито обрели наконец дом, в котором могут остаться.
Единственный мрачный момент был связан с Присциллой-Предсказательницей: она, по общему настоянию, собрала всех вокруг своего хрустального шара, чтобы посмотреть, не прольется ли какой-нибудь свет на будущее нового союза. Однако, после того как она довольно долго вглядывалась в шар, Присцилла пожала плечами и покачала головой.
– Все, что я вижу, – это слова: «Не бойся отца, но берегись меньшого брата…»
Даже она не могла сказать, что означает такое сообщение.
Перед рассветом Бадди обнаружил, что стоит на краю лагеря, с изумлением глядя, как огромный оранжевый шар луны опускается к горизонту; казалось, он увеличивается и уплощается, будто бы для того, чтобы облегчить себе уход за край Земли. Конечно, полная луна заходит каждый месяц, но этот момент казался Бадди особенно чудесным, может быть, из-за того, что сердце его было распахнуто товарищеской атмосферой этого вечера, танцем с Рондой и чувством, что циркачи, долгие годы переезжавшие с места на место, наконец-то обрели дом.
Совершенно неожиданно он почувствовал, как его плечи фамильярно обвивает чья-то рука. Он повернул голову и, к своему величайшему удивлению, обнаружил, что это человек, от которого он менее всего мог бы ожидать такого жеста: Родриго. Разогретый лимончелло, опьяненный победой, соперник Бадди пребывал в настроении ликующем и поэтическом.
– Ты только взгляни на эту луну! – Родриго указал свободной рукой с зажатой в ней бутылкой лимончелло в сторону заходящего светила. – Нас притягивает красота, Бадди, это Я тебе говорю. – Родриго вздохнул. – Притягивает, как мотыльков – огонь.
Впервые за все время Бадди услышал, что Родриго произносит его имя без малейшей примеси иронии.
На какой-то миг Бадди показалось, что этот человек ему почти нравится.
Через несколько часов после этого, когда Бадди выбрался из постели и вышел в лагерь, чтобы приветствовать наступление дня – значительно позже, чем он привык это делать, – он с удивлением увидел совершенно новый ряд слов, вспыхивающих на видеоэкране «Корпорации Америка», установленном на виадуке.
Экран располагался там в полном одиночестве, то вспыхивая, то угасая, вспыхивая и угасая, и снова вспыхивая, сияя ярче, чем солнце, уже высоко стоявшее в небе, и сам по себе, всеми буквами выкрикивал в ясный свет дня свое новое сообщение:
Несогласие – Это Ересь!
25. На Колпачном Ранчо
Бывший Президент Спад Томпсон устал. И не только устал – он был обеспокоен. Его беспокоили перемены в стране, а еще – сможет ли он, в конце концов, хоть что-то сделать с этим здесь, у черта на куличках, на Колпачном Ранчо. Еще недавно ему казалось, что это хорошая идея: отступить, перегруппироваться, созвать союзников, объединить усилия с теми, кто мог бы помочь ему сорганизовать силы для противодействия захвату страны корпорациями. Он представлял себе, как создает здесь нечто вроде правительства в изгнании, готовясь к тому дню, когда, быть может, это безумие закончится и Америка возвратится к тем принципам, на которых была основана. Однако теперь, увидев, в каком состоянии ранчо, осознав его отдаленность и тот объем работы, какой требовался, чтобы привести его в порядок, он чувствовал, как все его тело словно завязывается узлами от непонятного напряжения. Он ощущал, как твердые, напряженные бугры вздуваются на спине, на шее, на плечах. Я становлюсь слишком стар для всего этого, размышлял он. Но – слишком стар для чего? Стар жить? Впервые почти за два десятилетия, подумал Спад, ему по-настоящему захотелось выпить. Впрочем, это не совсем правда. С того самого дня, как он взялся за президентство, отказался от прежней жизни и выработал свой стиль, ему каждый день по-настоящему хотелось выпить. Но сегодня ему хотелось выпить по-настоящему, ПО-НАСТОЯЩЕМУ. А почему нет? – спросил он себя. Он ведь больше не президент, верно? Он больше ни за кого не отвечает, кроме как за себя самого.
А где же МакМиллан? – подумал Бывший Президент Томпсон. Вероятно, спит: он очень много спал после того, как позавчера вернулся и, войдя в Большой Дом, объявил: «Я нашел Брауна… Он едет… И я не желаю больше видеть ни одного сэндвича с арахисовым маслом до конца своих дней!» После этого Хьюберт свалился на койку в одной из комнат прежних жильцов. МакМиллан выглядит подавленным, думал Спад, проходя через Большой Дом мимо галереи колесных колпаков, покрытых патиной времени и затянутых паутиной. А почему бы ему не быть подавленным? Спад и сам был подавлен с тех самых пор, как покинул Столицу, свой кабинет и пост президента, – подавлен сильнее, чем когда бы то ни было за много лет. И он не просто хотел выпить. Он это заслужил.
Бывший Президент Спад Томпсон прошел на кухню; она была захвачена крысами, захламлена, покрыта толстенными слоями пыли и паутины. «Обломки времени», – подумал Спад, затем порылся в карманах, чтобы достать блокнот и ручку, но ничего не нашел. Худо: это была бы очень подходящая фраза для очередной речи. Впрочем, вряд ли ему когда-либо придется произносить речи, верно?
Спаду и правда очень нужно было выпить.
С большой осторожностью он стал открывать шкафчики, один за другим; на всех дверцах красовались древние колпаки от колес, с ходом времени обесцветившиеся и покрывшиеся пятнами. Мышь бросилась прочь и скрылась в темном углу. В шкафчиках он ничего не нашел. Спад открыл холодильник, но и тут было пусто, а стенки покрывала пушистая плесень. Из холодильника пахнуло затхлостью и гниением. Спад поспешно захлопнул дверцу. В последней попытке он подошел к раковине и открыл дверцу шкафчика под нею.
Часть его существа хотела воспротивиться столь глубокому падению, но какая-то дверь в прошлое уже, казалось, скрипела, отворяясь, и он не мог не войти, хотя бы для того, как он сам себе объяснил, чтобы по-быстрому помочиться.
– А-х-х-х! – с удовлетворением прошептал Спад. Там, за крысиным гнездом и мятыми газетами, он отыскал бутылку, на которой еще был виден почти облупившийся ярлык с поблекшими буквами: «Промис: Мебельная политура». Под этими словами шли полустершиеся ингредиенты, но одну строчку он смог разобрать: «Спирт – 15 %». Спад взвесил в руках бутылку – все еще полна на три четверти. Он уже начал отвинчивать крышку, которую так зацементировали годы, что она не поддавалась, когда услышал за спиной шаги.
