– Только подумать! – восторженно восклицал Джордж, которого все по прежней привычке называли Пеньком. – Сегодня мы войдем в историю цирка!
– В историю Уродцев, – поправил его Лесли, ранее известный как Гермафродитти.
– В мировую историю! – радостно откликнулись Ирма и Эдна, обе сделавшие завивку и покрасившие волосы ради такого случая.
Лагерь Мечтателей выглядел празднично: украшенный гирляндами лампочек, он ярко расцвел огнями с наступлением сумерек и приближением начала представления. Ряды стульев, уставленные один выше другого, были заполнены представителями прессы и местными жителями, друзьями и родственниками, политическими сторонникамии и любопытствующими, а также приехавшей на нескольких автобусах молодежью из колледжского городка на севере, где все и каждый обладали вечной молодостью: все они были в пуховиках и парках и с одеялами для защиты от осеннего холода.
Бадди втайне планировал, что сядет поближе к Ронде, чтобы наблюдать за ее реакцией; Родриго втайне планировал, что сядет еще ближе, чтобы наблюдать за реакцией Бадди, а Эдди втайне планировал, что сядет ближе их обоих, чтобы наблюдать за реакциями всех троих. Баттерфляй села рядом просто потому, что всех их любила, а Алеф протиснулся между ними, потому что чувствовал некоторую тревогу: ведь все они тоже любили Баттерфляй. Дело кончилось тем, что на трибуне они все сидели буквально друг на друге.
Спектакль начался вполне благоприятно: открывший его номер Летучих Братьев Фердыдурке, использовавших платформы, рельсы и вагоны для энергичной постмодернистской акробатики, был принят довольно хорошо. Однако Бадди очень скоро стало ясно, что публика вроде как не улавливает смысла и задач нового цирка. Может быть, общество еще не готово к политически корректному цирку, думал он, или, возможно, циркачи опередили свое время; но хотя Арни – Канатоходец-Акрофоб вызвал у зрителей легкое волнение, когда, дрожа от страха, шел по канату, натянутому между станционными строениями, а Мак – Близорукий Метатель Ножей заставил их несколько раз охнуть, когда некоторые из его ножей отклонились от курса, Грустные Клоуны добились только того, что заплакали дети.
Джордж и Эдвин – Милые Маленькие Человечки, Бросившие Вызов Высотам, и Лесли – Человек Сбалансированного Пола, ходили вокруг, ухитряясь сохранять достоинство, но как бы не зная, что им кроме этого делать. Луиджи – Сторонник Физической Выносливости энергично выжимал штангу, однако публика, большая часть которой посещала местные тренажерные залы, оставалась равнодушной. Присцилла – Татуированная Предсказательница демонстрировала номер «Ясновидение Прошлого» – вполне обоснованное представление, думал Бадди, если учитывать то состояние, в котором теперь находится время. Но публика не была так уж заинтересована в том, чтобы им предсказывали, чем они занимались в прошлую среду, и номер Присциллы как-то не вызвал энтузиазма. Ронда была единственной, кому удалось получить от нее настоящее предсказание, – как ни иронично это звучит, оно было подобно тому, которое Бадди услышал в самом начале, когда впервые встретился с цирком: «Ты выведешь своего отца из тьмы и вернешь его в жизнь».
Тем временем. Феликс – Добрый Укротитель Львов, отказавшийся пользоваться хлыстом, револьвером и пылающими обручами, проводил большую часть времени, просто поглаживая своих больших кошек по головам; а завершающие номера – Ирма и Эдна – Соединенные Близнецы, Каждая из Которых Отдельная Ярко Выраженная Личность, вкупе с Неагрессивными Шпагоглотателями и Пожирателями Огня, руководимыми Фредди, вызвали откровенную зевоту у всех, кроме Баттерфляй, которая нашла весь этот вечер просто обворожительным.
По-видимому, самой лучшей частью представления публика сочла угощение сахарной ватой.
– Я не очень уверен, что это сработает как надо, – печалился Эдвин после представления.
– Я тебя понимаю, Эдвин, – сказал Джордж. – Вероятно, человеческое достоинство – это не совсем то, что следует показывать в интермедии. Может, мы просто уродцы, и с этим ничего не поделаешь…
– Слушай, – сказал он еще, – давай зови меня просто Пенёк, ладно?
– Ладно, – сказал Эдвин, – а ты зови меня Шпенёк.
– Великолепно! – прокомментировал Родриго, обращаясь к Ронде и Бадди и наблюдая несколько притухший энтузиазм публики, покидающей лагерь после окончания спектакля. – Эти ваши уродцы всерьез собираются выручить нас из беды. Они уж точно спасут наши задницы. И наверняка заработают нам целое состояние!
С этими словами он решительно пошел прочь и весь вечер больше не появлялся.
33. У черта на куличках
Хьюберт П. МакМиллан был в депрессии.
– Я просто иногда не понимаю, куда идет моя жизнь, – сказал он Спаду Томпсону в то самое утро. – Я хочу сказать, что вот он я, бывший помощник президента, торчу здесь у черта на куличках и к тому же окружен целой кучей каких-то ненормальных!
– А как же я? – спросил Спад. – Я ведь был Президентом.
Возможно, дело было в его недавней нелегкой попытке сменить пол, или, возможно, он все еще ощущал последствия длительного сжатия нижних частей тела, но Хьюберт теперь несколько иначе думал об их предприятии, особенно после того, как вернулся из лагеря Мечтателей.
– Я чувствую себя так, будто моя жизнь утратила всякий смысл, – сказал он Биби. – То, что прежде доставляло удовольствие, теперь ничего для меня не значит.
– Да, – ответил Биби, – со мной это случилось уже очень давно. На самом деле это оздоровительный процесс.
– Но ощущение такое, будто все мое существование потеряло вес.
Биби кивнул:
– В наши дни такое происходит со всеми.
– Но если я потеряю себя, – спросил Хьюберт, – кем я стану?
– Никто не сможет ответить на этот вопрос, кроме вас.
Хьюберт на минуту задумался.
– Я боюсь, – наконец сказал он.
– Так и я боюсь, – ответил Биби. – Но чего боитесь вы?
– Боюсь потерять рассудок.
Биби рассмеялся.
– Я потерял свой некоторое время тому назад и никогда о нем не скучаю.
– Тогда чего же вы боитесь? – спросил его Хьюберт.
– Того, чем мы сейчас занимаемся, – ответил Биби, который при этих словах начал мерцать и становиться слегка прозрачным.
– Вы имеете в виду то, что учите нас прочищать мозги? – спросил Хьюберт.
– Я имею в виду попытку научить кого-нибудь чему-нибудь. Попытку стать кем-то вроде нового Колпачного Короля.
Хьюберт ушел озадаченный и стал раздумывать над этим разговором.
«Ну ладно, – подумал он наконец. – Ничто в моей жизни до сих пор не шло так, как я задумывал. Все мои достижения… ни одно из них не принесло мне счастья. Так что я вполне мог бы попытаться как можно лучше делать то, что делается здесь».
Каждое утро и каждый вечер Хьюберт делал упражнения по очищению мозгов вместе с остальными. Днем он упражнялся в кикбоксинге. В промежутках на ранчо было много работы по очистке вещей, по ремонту, по восстановлению того, что много лет пребывало в запустении. По большей части, работая рядом со Спадом, Биби и остальными, Хьюберт час за часом начищал колесные колпаки. И каждый день, по мере того как распространялся слух о возрождении активности на Колпачном Ранчо, рядом с Хьюбертом становилось все больше работавших и делавших упражнения людей.
