* * *
– Знаешь ли ты, что обо всем этом говорят? И, заметь, не только в милой моему сердцу обители знаний, а и просто на улицах?
– Что, если не прекратятся провокации, войны не избежать. Вы об этом, Ваше Величество?
– Об этом… – Король, уперев локти в ограждение балкона, смотрел, как на шпиле Университета играют отсветы заходящего солнца. – Я получил донесение от Хорта, и он тоже полагает, что все это – провокации.
– Ну, население Приграничья не так-то легко спровоцировать. – Релла уютно устроилась на мягком диване, прикрыв ноги пледом. – Там чистокровных людей-то за пределами Турвина живет не так уж много.
– Даже самое стойкое население начнет роптать после регулярных нападений на обозы, якобы совершаемых кверкскими эльфами. А уж подбить местных ландграфов на размахивание мечом вообще ничего не стоит!
– А вот этого я бы не стала им позволять… – А эльфы мне шлют уже третью ноту протеста за браконьерские рубки. Браконьерские рубки – подумать только! – Монарх повернулся спиной к закату и шагнул в комнату.
Из складок пледа Реллы высунулась любопытная морда абрикосово-рыжего хорька; фаворитка рассеянно почесала зверька за ухом.
– Я бы предположила, – сказала она, – что рубки производились в священных рощах, нанося убыток не столько материальный, сколько моральный.
– Я бы назначил тебя своим советником, а остальных бы отправил чистить конюшни… – Король невесело усмехнулся, взяв со столика бокал вина и отпив глоток. Он прошел с бокалом в руке к любимому креслу и сел, предварительно согнав с сиденья еще одного хорька: – Беги к хозяйке!
Хорек меховым ручейком послушно потек к дивану. Король вздохнул, на мгновение отвлекшись от невеселых мыслей. У леди Реллы, которую Его Величество про себя считал умнейшей женщиной королевства, в жизни было два главных увлечения: хорьки и сам король.
– Ну уж нет, благодарю покорно, Ваше Величество! – Релла наморщила носик. – Для хрупких женских плеч это была бы слишком большая ноша. Я бы предпочла остаться на своем месте, нежели занимать чужое.
– Да, ты права. – Правитель еще отпил из бокала и вернулась к прежней теме: – Разумеется, страдают священные рощи, разумеется, ущерб наносится моральный, и, разумеется, это тоже провокации.
– Могут быть провокации, – негромко вставила Релла.
– Беда в том, что неясно, как этот ущерб может быть возмещен, кроме как наказанием виновных, которых еще надо поймать. – Король откинулся на спинку кресла, разглядывая вино на просвет. – Это как снежный ком. Или эпидемия. Пока отдельные идиоты совершают что-то подобное, их рано или поздно отлавливает стража – и справедливость торжествует. Но стоит таким вот событиям принять систематический характер, они начинают вовлекать в себя все новые и новые силы. Если случится хотя бы маленькая приграничная стычка – а она случится почти наверняка, – не один дворянин, так другой воспользуется ситуацией и народными настроениями…
– Можете не продолжать, Ваше Величество, я уже поняла. Если мне будет позволено выразить свое мнение, я бы сказала, что надо надеяться на лучшее и избегать случайностей.
Монарх резко выпрямился в кресле и повернулся к фаворитке, поймав ее крайне серьезный и сочувствующий взгляд.
– Это лишь мнение слабой женщины, – произнесла Релла, поднимаясь с дивана и стряхивая с колен пригревшихся хорьков. – Поговорите с теми, кто умнее и опытнее меня.
* * *
«В эту гнусную погоду, – думала Ивона, глядя в чердачное окно на струящиеся по соседней крыше ручейки воды, – так и хочется забраться на чердак. Чтобы никто не трогал». Благо чердак был прямо-таки создан для одинокого созерцания дождя. Правда, дождь ныне не удался: мелкая серая морось, про которую никогда не понятно, движется ли она сверху вниз или хаотично. Вероятно, таким нехитрым способом природа напоминала, что лето идет к концу и осень не за горами. Будет, конечно, еще и солнце, и по-летнему жаркие дни, ведь и листва на деревьях еще даже не тронута желтизной, но все же, все же…
Ивона оторвалась от окна и щелчком пальцев зажгла две свечи в тяжелом старинном канделябре. Это было одно из первых заклинаний, которое она выучила еще в детстве, однажды увлекшись книгой по практической магии и обнаружив, что у нее кое-что получается. В сущности, ее нелюбовь к домашним делам и послужила в тот момент серьезным стимулом к изучению магического искусства – как только Ивона узнала, что подметать комнату можно, не вставая с кресла, а после некоторой тренировки – и не отрываясь от чтения. Теперь именно это заклинание, которое Ивона представляла в виде бледно-лилового пузыря, трудолюбиво гудело, периодически удаляя с ее любимого чердака пыль и неизбежное зло от соседства с летучими мышами – их помет.
Девушка сидела в старом кресле, уютно закутавшись в пушистый плед, ела прихваченный с кухни бутерброд и читала книгу про нежить, расширяя образование. В библиотеке, доставшейся ей в наследство от матери, было множество трудов по разным разделам магии, естествознания и целительства, однако, раскрывая книги в толстых кожаных переплетах и с интересом вчитываясь в затейливый шрифт, Ивона отдавала себе отчет, что с момента написания большинства этих фолиантов наука сделала большой шаг вперед. Эту же книгу недавно привез из какой-то поездки дядя Олбран, и в ней, несмотря на относительную скромность переплета и оформления (простое золотое тиснение, без инкрустаций, гравюры несколько схематичны), содержались сведения заметно более свежие.
Шкура стриги, снятая с помощью замкового конюха (в прошлом охотника), теперь покоилась в подвале в кадке с солью. У Ивоны была мысль съездить в столицу, а шкуру захватить в качестве своеобразного пропуска в Университет и, в частности, в университетский Мусеон. Сейчас, задумчиво жуя бутерброд и перелистывая страницу за страницей, девушка узнала, как ей в этом плане повезло с первой добычей: оказывается, некоторые виды нежити – например, упырей – вообще невозможно сохранить в коллекциях, поскольку по смерти они полностью распадаются, оставляя лишь лужи дурно пахнущей слизи.
Внизу, под лестницей, скрипнула, открываясь, дверь.
– Ивона! – крикнула снизу Неда, Ивонина тетка, – тут тебя купец какой-то спрашивает! Спустись на минутку.
– Сейчас подойду. – Девушка закрыла книгу и стряхнула с подлокотника кресла бутербродные крошки. «Купец? Интересно, зачем это я ему понадобилась?»
Торговый человек – крепкий мужик с седой бородой и седыми прядями в темной шевелюре – ждал в холле, объясняя, что в зал не пойдет, чтобы не натоптать: грязно ж на улице. Ивона поздоровалась.
– Добрый день, госпожа Ивона! – Появлению девушки купец явно обрадовался, слегка ей поклонился. – Если он, конечно, добрый – вон грязищу какую развезло! Тихомир я Суховерхов. В Камнешарах контора моя.
Ивона кивнула. Фамилию Суховерхова в этих местах знали, да и самого купца она вроде бы видела пару раз.
– А ко мне-то у вас какое дело? – спросила она.
