– Трудный выбор, – вздохнул Маркиан.
– Брось, нотарий, – поморщился Авит. – Нет у нас с тобой выбора. Римом управляет распутница Плацидия, Константинополем – девственница Пелагея. А кругом варвары, называющие себя избранниками богов. Римская империя никогда уже не будет прежней. Разумному человеку в подобной ситуации ничего другого не остается, как только бороться за свою собственную жизнь.
– Хорошо, Авит, – глухо отозвался Маркиан, – ты меня убедил. Я дам слово Гусирексу и постараюсь не нарушить его.
Бонифаций пребывал в глубоком унынии. Крепость Гипон-Регия оставалась чуть ли не единственным местом в африканских провинциях, куда еще не ступала нога варваров. Этим обстоятельством можно было бы гордиться, тем более что в крепости хватало и припасов, и защитников, а потому она могла выдержать и долгую осаду, и немедленный штурм. По прикидкам Бонифация, он мог бы просидеть в этой крепости и год, и два, и даже три. Вот только какой смысл в этом сидении? Помощи ждать неоткуда. Византия, потерявшая лучшие свои легионы, еще очень не скоро оправится от поражения. В Риме легионов хватало только на то, чтобы удерживать варваров на границах Италии, а следовательно, Галла Плацидия, избавившаяся от византийских опекунов, не станет ссориться с вандалами. Десять дней прошли у Бонифация в мучительных раздумьях. К сожалению, он так и не принял никакого решения, зато получил в награду головную боль. Головную боль он лечил с помощью вина, но, увы, даже это испытанное средство не принесло ему облегчения.
– Комит Туррибий и сенатор Рутилий просят тебе о встрече, сиятельный Бонифаций, – доложил префекту трибун Тиберий.
– А разве они в крепости? – спросил Бонифаций, с трудом обретающий себя после долгого загула.
– Пока что только у ворот. Свита у них небольшая. Прикажешь впустить?
– Впускай, – обреченно махнул рукой префект.
Высокородный Туррибий первым приветствовал старого друга, заключив его в объятия. Сенатор Рутилий был более сдержан в проявлении чувств, но на его одутловатом лице радость была написана самыми яркими красками. По какому поводу ликовали эти люди, Бонифаций понял далеко не сразу, тем не менее он пригласил гостей к столу, налив им по полной чаше замечательного нумидийского вина.
– Сиятельный Аспар, по слухам, не решился вернуться в Рим и бежал в Константинополь, – со значением глянул на префекта Туррибий.
– И что с того? – вздохнул расстроенный Бонифаций.
– Разве мы не этого добивались! – возмутился Туррибий. – Теперь рука и сердце сиятельной Плацидии свободны.
– По-твоему, я должен вступить с ней в брак? – удивился столь неуместному и нелепому предложению Бонифаций.
– А какие к этому могут быть препятствия? – развел руками Туррибий.
– Препятствие есть, – неожиданно возразил ему Рутилий. – Префект Галлии Аэций. Он вполне может опередить нашего друга.
– Аэций! – взъярился Бонифаций и даже подхватился на ноги. – Это он виновник всех наших бед! Это по его вине Рим потерял цветущие провинции.
– С этим никто не спорит, префект, – ласково улыбнулся хозяину гость. – Устранение префекта Галлии – главная наша задача. Ты должен вернуться в Рим, сиятельный Бонифаций. Кроме тебя, больше некому спасти империю. Ты наш единственный полководец. Наша последняя надежда.
От этих слов высокородного Туррибия сенатор Рутилий так разволновался, что даже уронил слезу в чашу, вновь наполненную вином.
– За божественного Бонифация, – произнес он с пафосом и залпом осушил чашу.
До Бонифация вдруг дошло, почему так радуются эти люди. В Риме действительно не осталось полководцев, да и просто сильных людей. Префект Сар убит, сиятельный Иовий пал в битве, Литорий бежал к гуннам, и, наконец, Аспар, разбитый в пух и прах Гусирексом, вынужден был вернуться в Константинополь. Вечный Город ждал своего спасителя, а сиятельный Бонифаций гнил в это время в крепости, которую, в сущности, незачем было оборонять.
– Но как я попаду в Медиолан? – спросил о главном префект.
– Мы с сенатором Рутилием предложили князю Верену Гипон-Регию в обмен на твою свободу, – охотно пояснил Туррибий. – Это очень выгодная сделка, Бонифаций. Ты отдашь город, но взамен получишь флот и все уцелевшие римские легионы в придачу. По моим расчетам, их в Африке не менее двадцати.
Бонифаций заколебался. Большая часть легионеров находилось в Карфагене. Этот город мог оказать серьезное сопротивление вандалам. Забирая легионеров из Карфагена, префект Африки, по сути, отдавал город Гусирексу без боя. А это уже попахивало изменой, за которую с него могли учинить жестокий спрос.
– А кто будет спрашивать? – улыбнулся Туррибий. – Ты теряешь Карфаген, Бонифаций, и без того уже потерянный благодаря глупцу Аспару, зато спасаешь Рим. А Вечный Город стоит Карфагена, смею тебя уверить, префект. Если же ты будешь упорствовать, то результат я могу тебе сказать наперед. Ты потеряешь и Гипон-Регию, и Карфаген, и погубишь Римскую империю, которая окажется в руках изменника Аэция. Надо решаться, Бонифаций. Надо переходить Рубикон. Вечный Город ждет тебя, цезарь!
Последний аргумент Туррибия сразил Бонифация наповал. В конце концов, имея за спиной двадцать африканских легионов, он может безбоязненно вернуться в Рим и продиктовать свою волю не только изменнику Аэцию, но и высокомерной Плацидии, вообразившей себя всемогущей.
Глава 9 Соперники
Галла Плацидия достигла возраста зрелости. До рокового рубежа в пятьдесят лет осталось рукой подать. Морщинки, появлявшиеся то здесь, то там, старили ее некогда прекрасное лицо, и никакие ухищрения не могли уже этого скрыть. А вот тело, располневшее с годами, по-прежнему оставалось желанным для мужчин. Во всяком случае, так казалось самой Плацидии, не испытывавшей недостатка в поклонниках. Впрочем, самый горячий и настойчивый из них, магистр Аспар, не оправдал надежд сиятельной Плацидии и проиграл самую важную в своей жизни битву. Его поражение не слишком огорчило императрицу, хотя потерянных провинций было, конечно, жаль. Куда больше Плацидию обеспокоило возвращение Бонифация во главе двадцати африканских легионов. Своего беспокойства Плацидия не скрыла от благородной Пульхерии, единственной своей наперсницы в эти трудные годы. Вдове патрикия Аттала тоже было немало лет, но почему-то возраст никак не сказывался ни на ее стане, ни на ее лице. Плацидия доверяла этой женщине как самой себе. И у этого доверия была очень прочная основа. Пульхерия ни разу не подвела императрицу ни в изгнании, ни на вершине власти. Все эти годы она хлопотала об интересах Плацидии и ее сына Валентиниана не меньше, чем об интересах своего сына Ратмира. Валентиниану уже исполнилось четырнадцать лет, Ратмиру – тринадцать. Плацидия доверила воспитание своего сына Пульхерии и с тех пор ни разу не пожалела об этом. Валентиниан был капризным мальчиком, но всегда почтительным по отношению к своей матери. А большего, наверное, от воспитательницы и требовать нельзя. Впрочем, Плацидия редко виделась с сыном, большую часть времени у нее отнимали дела. Вот уже на протяжении восьми лет она управляла Римской империей, успешно отбивая попытки мужчин вырвать власть из ее рук. Самым опасным ее соперником был, конечно, сиятельный Аспар, сильный не столько собственным умом, сколько опорой на Византию. Плацидия довольно долго и успешно водила за нос даровитого полководца, но руки своей ему так и не отдала. И, как теперь выясняется, правильно сделала. Аспар не оправдал не только ее надежд, но и надежд Римского Сената. Теперь у Сената появился новый любимец – Бонифаций, опасный не столько собственными амбициями, сколько амбициями многочисленных сторонников, мечтавших прорваться к власти с помощью простодушного префекта. Галла Плацидия знала Бонифация много лет и даже питала к нему телесную слабость, но представить, что этот юнец станет вершителем судеб в империи, было выше ее сил.
