– И каков оказался ответ божественной Плацидии на предложение кагана? – оторвал наконец глаза от букв, пляшущих танец смерти, Аэций.
– Она промолчала, – усмехнулся Авит. – Удар для нее был слишком силен. И пока она приходила в себя, свое веское слово сказал Валентиниан.
– Он сказал глупость?
– Валентиниан поразил всех. Вначале многие решили, что он просто сошел с ума. Ибо император дал согласие на брак своей сестры с каганом.
– Вот как? – нахмурился префект.
– Он поставил только одно условие: Аттила должен явить миру свою божественную суть или, в крайнем случае, стать приверженцем Христа. Для Валентиниана приемлемо и то и другое.
– Это ты ему присоветовал, комит?
– Нет. Думаю, умный совет он получил от Ореста сына Литория. Ты его должен помнить, префект.
– Иногда полезно щадить врагов, – кивнул Аэций. – А кто передал письмо Гонории кагану? Или оно фальшивое?
– Письмо подлинное, – вздохнул Авит. – А передал его Аттиле патрикий Маркиан. Мой промах, сиятельный Аэций, я никак не думал, что византийцы зайдут так далеко в своем коварстве. Теперь Маркиан стал мужем сиятельной Пелагеи, и его прочат в соправители божественного Феодосия.
– Видимо, это Маркиан вместе с Туррибием устранили дукса Марпиалия?
– У меня в этом уже нет сомнений, сиятельный Аэций.
– Что ж, комит, теперь наш черед бросать кости, и надо сделать все, чтобы бросок вышел удачным.
И Аэцию, и Авиту было ясно, что Риму не устоять против гуннов в одиночку. А потому следовало во что бы то ни стало привлечь на свою сторону готов Тудора и франков Кладовлада. Для готов, еще не забывших поражение от кагана Баламбера почти столетней давности, гунны всегда были врагами. Однако с годами взаимная ненависть почти иссякла. На этом и строил свой расчет каган Аттила, отправляя к рексу Тудору своих послов. А Тудор колебался: уж слишком заманчивым выглядело предложение гуннов исполнить танец победы на развалинах Рима. Еще хуже дело обстояло с франками. Князь Кладовлад тяжело болел, его наследник княжич Кладовой открыто высказывался за союз с Аттилой. Последней надеждой префекта Аэция оставался младший сын верховного правителя франков княжич Меровой, за которого горой стояли жрецы венедских богов. Меровой был ярманом и именно по этой причине мог претендовать на власть в землях франков. Спор между сыновьями Кладовлада должен был решить Совет вождей. Но князь франков медлил с его созывом, боясь, видимо, развязать усобицу на своей земле.
Аэций вызвал комита Ратмира и жестом указал ему на кресло, стоящее у стола. Авит давненько не видел сына матроны Пульхерии и пришел к выводу, что за минувшие три года тот сильно повзрослел. Это был рослый, широкоплечий мужчина, светловолосый и голубоглазый, похожий больше на варвара, чем на римлянина. Именно это обстоятельство решил использовать в своих целях префект Аэций.
– Ты ведь никогда не был в Паризии, высокородный Ратмир?
– Нет, – покачал головой комит.
– Зато ты очень хорошо говоришь по-венедски.
– И что с того? – удивился Ратмир.
– Ты поедешь в Паризий, но не в качестве римского комита, а как посланец князя свевов Яромира, – спокойно продолжал Аэций. – Твоя официальная миссия – договориться с франками о совместных действиях против готов.
– А неофициальная? – спросил комит у префекта.
– Во-первых, ты должен предотвратить убийство княжича Меровоя, а во-вторых, помочь ему захватить власть в случае смерти его отца.
– Задача непосильная для одного человека, – нахмурился Ратмир.
– С тобой поедут пятьдесят свевов. Я набрал их в наших легионах. Свевы неохотно идут на службу Риму. Но на этих людей можно положиться. Еще пятьдесят аланов тебе даст князь Гоар. Думаю, это не вызовет подозрений у франков. Часть аланов после поражения в битве с готами при Барселоне ушли под руку князя Яромира.
– Сто человек – это слишком мало, чтобы разрешить спор о власти.
– Тем больше чести для тебя, – усмехнулся Аэций. – Перстень богини Лады у тебя на пальце. В дополнение к нему я дам тебе еще один, когда-то он принадлежал моему деду, патрикию Руфину, входившему в круг русов Кия. Это очень опасный дар, Ратмир. Если жрецы узнают, что ты носишь его не по праву, тебя убьют. Зато этот перстень откроет тебе двери всех венедских храмов и позволит на равных говорить с вождями варваров.
– Когда мне выезжать? – спросил Ратмир.
– Месяца через три-четыре. Время у тебя еще есть, комит, чтобы почувствовать себя рексом, пусть хотя бы на короткий срок.
Для князя гепидов Родована поручение, данное Аттилой, не явилось неожиданностью. Каган пришел в ярость, выслушав из уст своего посла хитроумный ответ императора римлян, но головы не потерял. Аттиле уже перевалило за пятьдесят, и с годами он научился обуздывать собственные страсти. В сущности, ему нужна была не старая дева Гонория, а власть над империей, уже практически потерявшей былую мощь, но вполне способной возродить свое величие в случае притока свежей крови. Просто ответ Валентиниана разбередил старую рану, нанесенную кагану венедскими жрецами. Пять лет он вел с венедами кровопролитную войну, но, к сожалению, добился немногого. Зато война с Византией закончилась полной и безоговорочной победой гуннов. А добычи, захваченной на этой войне, хватило, чтобы заткнуть глотки недовольным в своих рядах и подкупить слабых духом в неприятельском стане.
– Княжич Меровой должен умереть, – твердо сказал Аттила, прищурив и без того узкие глаза. – А с Кладовоем я договорюсь.
Смерть ярмана явилась бы серьезным ударом для волхвов. И князь Родован это отлично понимал. У ближников венедских богов не осталось бы иного выбора, как указать перстами на нового избранника, дабы не уронить себя в глазах народа. И уж конечно, новым ярманом мог быть только Аттила. Но именно в силу этой причины волхвы сделают все, чтобы верховным вождем франков стал после смерти Кладовлада князь Меровой. Конечно, каган Аттила вполне способен огнем и мечом склонить венедов к покорности, но война отнимет у гуннов слишком много сил, которые понадобятся для противостояния с Римом.
Княжич Кладовой, коренастый мужчина лет пятидесяти, с сильной проседью в темно-русых волосах, встретил посланца Аттилы как дорогого гостя. Столы буквально ломились от яств, а вино и медовая брага лились рекой. Франки еще при князе Гвидоне прибрали к рукам виллы вокруг Паризия, принадлежавшие галло-римской знати, и с удобствами расположились в них. Похоже, на века. Кладовой обнес свою усадьбу высокой каменной стеной и на венедский манер назвал замком. Теперь в этом замке кроме рабов располагались еще и пятьсот антрусов, отборных воинов, составлявших личную дружину старшего сына Кладовлада. Антрусы были потомками венедов, ругов и росомонов, изгнанных гуннами из далекой и теперь уже почти сказочной Русколании. Впрочем, с тех пор утекло столько воды, что вспоминать прежние обиды было просто глупо. Об этом прямо заявил княжич Кладовой, поднимая кубок за здоровье кагана Аттилы. Большого восторга слова княжича у антрусов, расположившихся за столом, не вызвали, но и протестов не последовало. С куда большим удовольствием дружинники выпили за князя Родована, природного венеда, и его бравых сподвижников, сидевших рядом с ними плечом к плечу. Конечно, гепида можно было отличить от франка, но для этого следовало очень постараться. Эти слова, произнесенные рослым светловолосым рексом, вызвали дружный смех пирующих.
