Остальную часть пути они ехали молча, лишь изредка обмениваясь ничего не значащими фразами. В какой-то момент Инвар хотел было рассказать о подозрениях по поводу вчерашней прогулки с братом, но вовремя прикусил язык, продолжая копаться в своих мыслях и не забывая при этом блокироваться от вездесущего Скорпо.
С первого взгляда Репьевый Куст походил на родную деревушку Инвара, только немного поменьше. Крестьяне молча провожали глазами путников, препятствий не чинили, но и радости не выказывали.
Перекидывающиеся снежками мальчишки вызвали в сердце Инвара откровенную зависть, и он чуть не сорвался, чтобы не присоединиться к ним, но под строгим взглядом учителя только поддал в бока своему коню.
Едва всадники покинули деревеньку, как их взорам предстал огромнейший холм, на верхушке которого высились причудливо изогнутые башни замка.
— Вот Лео, ну не может, чтобы не экспериментировать! — изрек Каяс и тут же пояснил: — Каждый год меняет очертания замка. В прошлом году его Башня состояла из одних сфер. А до этого была самой натуральной пирамидой.
— Где ж он столько рабочих берет? — впился глазами в надвигающееся строение мальчишка.
— Инвар! Не вздумай сказать что-то подобное на Конклаве! — осуждающе обернулся Скорпо. — Во-первых, Лео один сильнейших магов Кристалла, а во-вторых… Это же самая обыкновенная иллюзия! Но очень высокого качества.
Они стали подниматься по крутому склону холма. Неожиданно лошади начали фыркать, втягивая в ноздри холодный воздух.
— Спокойно, Гнедыш, — погладил жеребца Каяс, — тебе не привыкать… успокойся.
— Что случилось? — огляделся вокруг ученик.
— А ты разве ничего не чувствуешь?
Инвар напрягся — вроде ничего, и тут… волна тепла окатила его снизу, откуда-то из-под земли. Мальчик прислушался, не как нормальный человек, а как маг. Ученик мага.
Холм представлял собой средоточие сразу множества силовых линий. Этакий полюс, где сошлись воедино все ветры мира, обращенные в силу земли и стихий.
Лошадь ученика заупрямилась и попробовала встать на дыбы.
— Наложи защиту, обормот! — не выдержал этого зрелища Каяс.
Сосредоточиться на взбесившейся лошади так же просто, как, скажем, сидя в кипящем котле. Но мальчик нашел силы, чтобы заключить себя, а заодно и напуганное животное в сетчатую сферу пустой энергии.
В воздухе несколько раз хлопнуло, по невидимому куполу пробежали синие искры, но лошадь успокоилась, лишь осторожно покосилась на седока.
— Молодец. Умеешь, если захочешь, — одобрительно кивнул Скорпо.
Впервые Инвару приходилось нести сеть над кем-то еще, кроме самого себя. И, однажды умудрившись «упустить» ее, тут же чуть не свернул себе шею, сброшенный моментально вновь взбесившимся конем.
Скорпо еле перехватил ученика на лету, одновременно управляясь сразу с двумя лошадьми.
Водворенный в седло ученик получил честно заработанный подзатыльник и снова, но уже намного быстрее выставил купол. Путь был продолжен.
— Постарайся ничему не удивляться. Хотя бы делай вид, — предупредил парня Каяс, когда дорога выпрямилась и невдалеке показались ворота Башни.
Как Инвар ни готовил себя, все же увиденное стало шоком: за три десятка шагов от ворот их встречала парочка…
Заставь мальчика описать это, он бы просто растерялся, подыскивая слова: огромные, бесформенные куски мяса, слепленные друг с другом так, словно Творец был элементарно пьян, когда создавал это.
«Я так понимаю, что дубинки им для того, чтобы руки было чем занять, — икнул Инвар, — а размеры так, для разнообразия».
Ближайшее «существо» ответило приглушенным рыком, предупреждающе помахав дубиной.
Каяс распустил шнуровку плаща, показывая татуировку скорпиона. Чудище еще раз рыкнуло, но уже как-то одобрительно, заодно приоткрыв глаза. Инвар вздрогнул и отвернулся: мало того, что эти глазищи торчали невесть в каких местах «тела», они еще были покрыты зеленой слизью и, верно, для большего впечатления расчерчены, как паутина.
— Хватит дремать, нас впускают! — толкнул его Каяс. Стражники дружно загудели, постукивая дубинами о землю.
— Что это было? — с шумом выдохнул Инвар, когда ворота и его сторожа остались за спиной.
— Гомункулы… — не поворачивая головы, ответил чародей таким тоном, словно тон этот объяснял все.
— Спасибо, учитель, я все понял! — не удержался от ехидства парень.
— Искусственно созданные живые существа, — с явной неохотой пояснил Скорпо. — Мэтр Лео уже шестое поколение бьется над этим.
«Мэтр Лео? Шестое поколение? Что за чушь?»
— Давай-ка поговорим спокойно, дружок, — неожиданно осадил коня маг.
Они остановились в огромном, подобном горному ущелью коридоре.
— Рано или поздно мне придется кое-что разъяснить тебе… Нас ровно двенадцать. По числу говорящих звезд. И каждый из нас носит имя той или иной звезды.
— Это на антыни, да? Названия звезд на этом языке? — не выдержав, перебил мальчишка.
— Не совсем, — Каяс не стал ставить на место нетерпеливого, — продолжаю. Мы — высшие маги этой грани, и Небом было определено, что нас должно быть не больше и не меньше двенадцати. Рано или поздно один из нас находит себе ученика, чтобы передать ему свои знания и опыт. Когда наступает время, ученик сходится в поединке со своим учителем. Если побеждает, то занимает его место в Конклаве и берет его имя. А иногда даже и силу.
Инвар оценивающе взглянул на учителя: «Скорей всего в драке от меня только лохмотья останутся».
— Поединок магический, — разочарованно качнул головой Каяс, — если ты не сбежишь от меня раньше, то лет этак через пятнадцать — двадцать я вызову тебя на поединок. Никакого оружия или рукопашного боя — только наши знания, умения и опыт.
— А… — с некоторым облегчением вздохнул Инвар, — ну тогда…
— Обычно побежденный погибает, — закончил чародей и тронул коня вперед.
— Оп… — захлопнул рот мальчик, уставившись в спину учителю.
Немного постояв в нерешительности, он пустил коня следом.
Они долго ехали молча, и Инвар пытался осмыслить то, что услышал.
— Вот вы сказали, что ученик берет имя учителя. Если победит, конечно…
«И почему я спросил именно об этом? Неужели это волнует меня сейчас больше всего?» — обругал себя паренек, но было уже поздно, и он продолжил:
— Выходит, меня тоже будут называть Скорпо?
— Да.
— Понятно… А если ученик не победит?
— Маг будет искать нового ученика.
— А если никогда его не найдет? Он же не вечен, тогда что будет?
