— Что вы… ты делаешь?
— Ой-ой, только не надо, а? Уж я-то знаю, что тебя привело сюда, — еще шире ухмыльнулся парень, слегка ткнув пальцем в ее живот. — Не хочет милый на мене жениться, — плаксивым голосом пропел-проблеял Локо, — а говорил, а обещал, а уж как дорвался, то след сокола простыл! Матушка Мийяра, возверни кобеля!
Аргия сжалась, не смея не то что слово сказать, пошевелиться не могла — так сковал ее страх.
— Вот и умница, вот и славненько… — прошептал Локо, снова целуя ее, — не надо кричать, не надо бояться… — между тем пробуя ее грудь.
— Оставил бы ты ее, братец.
Локо, не выпуская задыхающуюся от страха добычу, обернулся через плечо. Сзади, всего в шаге, заложа руки за спину, стоял Инвар.
— Тебе-то чего? — огрызнулся старший. — Или боишься, что тебя не позовут, забудут?
— Дурак ты, братец, — устало качнул головой младший. — Она, может, и не додумается, а мамка да тетки ее вмиг плод тебе припишут.
— А она у нас никому не скажет, — хищно оскалился сильник, не желая расставаться с добычей. — Ведь ты никому не скажешь, ведь так, а? — тряханул он ее, схватив за горло.
Инвар снова покачал головой и, неожиданно широко шагнув, резко выбросил вперед руку, — даже не ударив, а просто прикоснулся пальцами к шее скудоумного брата. Как раз под мочку уха.
Старший, как был с выпученными глазами и приоткрытым для ругани ртом, так и замер.
— Тебе туда, — освободив девушку от объятий живой статуи, указал рукой Инвар. — Да смотри, языком не трепи, а то отсохнет. Уж это у меня лучше всего получается.
Сглатывая слезы, Аргия отступила назад, взглянула мельком на застывшего на месте провожатого, кивнула и, подобрав подол, бросилась наутек.
Когда топот быстрых ног стих, Инвар осторожно вынул иглу из шеи Локо.
«А ведь купился! — усмехнулся младший сын ведуньи, пряча тоненький стержень вместе со склянкой морозящей отравы в карман. — Поди решил, что я уже матушкиным искусством овладевать начал. Ну да ему это только на пользу будет!»
Северный ветер принес в долину свежесть. По утреннему холодку на гнедом красавце жеребце к Вире выехал высокий широкоплечий мужчина. Если бы не длинный меч, выглядывающий из-под черного плаща, его можно было бы принять за священника, странствующего по запутанным дорогам грани, проповедуя и обращая язычников в истинную веру с именем Единого на клинке. Не был он и тем, кого называют бор-От
[1]
. Ему было еще далеко до мастера боя, да странник никогда и не стремился им стать.
Прошедшую ночь он провел в седле, но, несмотря на опыт подобных ночевок, сейчас ему больше всего хотелось вытянуться на свежих простынях поверх мягкой постели и забыться до тех пор, пока священное светило не разбудит на следующий день.
— Потерпи немного, Гнедыш, и тебе воздастся. — Мужчина успокаивающе провел рукой меж ушами жеребца. — Надеюсь, как и мне, — усмехнулся он, слегка тронув уставшего коня, направляя его к завидневшейся из-за холма деревне.
Фыркнув, конь, мерно переступая копытами, поплелся в сторону изб.
Едва они поравнялись с первым домом, навстречу вышел дородный селянин с косой на плече.
— Не поздновато ли для косьбы? — Всадник остановил гнедого, сверху рассматривая крестьянина. — Роса уже сошла, только косу испортишь.
— А что делать, мой господин, — остановился крестьянин, смахивая со лба выступивший пот, — поздно или рано, а косить-то надо. Скотинка ведь зимой голодной сидеть никак не может. Жрать ей, понимаешь, давай, а то молока вовсе не буде, а глядишь, и того хуже — отела. А вот про «косу спортишь», здесь вы правду казали, да уж поделать нечего. Всю ночь с мужиками Аргию, девку соседскую, по лесу искали да вот только-только на огородах нашли. Страсти… Не приведи, Ушедший!
— Может, миловаться бегала? — улыбнулся всадник, — дело-то молодое!
— Да не кажи, господин… если б с парнем каким была, энто одно, конечно, а здесь… — почесал в затылке мужик, воровато оглядываясь, — дело-то нечистое.
— Нечистое? — чужестранец с трудом подавил зевоту.
— А как же иначе?! — селянин в сердцах бросил косу наземь. — Мы нашли ее на грядках помидоров всю в крови, еле дышащую!
— Может, ей просто плохо стало, а кровь из порезов… — еле сдерживаясь, чтобы не заснуть прямо в седле, выговорил мужчина.
— Но ведь кровь шла… — селянин перешел на шепот, — …кровь шла у нее из… ну, между ног.
— Наверное, просто выкидыш…
— Выкинул?! Кого выкинул? Зачем? — замотал головой почтенный отец семейства.
— Выкидыш, отторжение плода… — Видя полное непонимание, пришелец в который раз возмечтал о мягкой желанной постели. — Бывают случаи, когда беременная женщина не может выносить ребенка и… теряет его.
— Не, это не так все… — бросив размышлять, поднял свою косу мужик. — Как она может быть брюхатой, если даже не замужем? Это вы, господин, меня разыгрываете! Вы уж меня звиняйте, но мне давно пора, — махнул рукой на прощанье деревенщина, — насмешили вы меня, честное слово!
— Конечно… конечно… — наконец тронул коня один из Круга Двенадцати, мастер Скорпо, или в миру — Девин Каяс, сын Докорпа.
Первый попавшийся мальчишка указал магу общинный дом, и после короткого торга и выдачи старосте задатка Каяс наконец вытянулся на долгожданной постели.
Разгоняя густой полог недолгого сна, в комнату ворвался негодующий гомон толпы.
— Деревня дворов пятьдесят, а шуму на целый Гольлор в ярмарочный день! — с досадой открыл глаза Скорпо, прислушиваясь к шуму.
В основном женские голоса требовали кого-то наказать, убить, растерзать, «покарать, чтоб неповадно было».
Опустив ноги на холодный пол, колдун попробовал проснуться окончательно. По мере пробуждения гул с улицы становился все громче и громче. Ворча, как древний старец, он добрел до стоящей в углу комнаты лохани для умывания.
Холодная вода разбудила его окончательно. Уже вытираясь, он прислушался к звукам, идущим с улицы. Крики не прекратились, наоборот, они усилились, стали настойчивее и злее.
— Интересно, а обед здесь предлагают или его надо требовать? — Он аккуратно повесил полотенце на вешалку.
В отличие от трактиров, в общинных, или гостиных, домах не было кухни, где могли бы накормить прибившегося на ночлег путника. Но из опыта Скорпо знал, что за дверью его наверняка будет ждать стол, накрытый неприхотливой деревенской едой.
Приведя костюм в порядок, мастер Двенадцати вышел из своей комнаты. В просторном зале его действительно ждали. Полноватая девушка в залатанном рубище пялилась в окно, не обращая внимания на вошедшего колдуна.
