Книга Древнерусская игра. Много шума из никогда, страница 114. Автор книги Арсений Миронов

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Древнерусская игра. Много шума из никогда»

Cтраница 114

Данила вдруг вскочил, подбежал на миг к лошадям, выхватил из седельной торбы какой-то сверток…

— Слушай, дед! Ведь ты пасечник, травы хорошо знаешь! — Он вытряхнул из свертка на земляничный ковер с дюжину знахарских лепешек и подозрительного вида тряпичных мешочков с колдовскими порошками. — Научи меня, дедушка, как этим пользоваться… А то я насобирал у разных людей кучу всякого добра, а толку никакого… Расскажи, а я с тобой поделюсь.

Старик мелко покачал шляпой и уперся бородой в рукоять посоха.

— Вот смотри: это я у Данэила взял: трава какая-то, гвозди железные и щепоть черного порошка, — продолжал Данька, перебирая в пальцах магический реквизит. — А вот лепешки вонючие у Жереха на столе лежали — вместе с мазью и сушеными кореньями… Научи меня, дед!

— Я тебя научу, — кивнула шляпа. — Шлухай внимательно. Главно, не напутай. Собирай все свои порошки да травы в мешок и штупай по тропинке до штарого дуплистого дуба. Под тем дубом начинается живописный обрыв… Вот в ентот обрыв все твои шнадобья надобно швырнуть — метко и ошторожно. А опосля ворочайся назад, я табе ишшо меду дам.

Некоторое время Данила тупо глядел на трясущуюся от смеха бороду, потом сплюнул и расхохотался сам.

— Дед, ты не прав, — наконец заметил он. — Мне по долгу службы приходится встречаться с разными говнюками, которые так и норовят насыпать в стакан какой-нибудь порошок… А я совершенно без понятия — так нечестно.

— А ты их того-этого… веслом по темени, говнюков-то! И шразу честно будет! — мгновенно предложил дед, не переставая икать от смеха. — Ладно, шлухай: вот ето и есть петуния — на вид желтая и соплями пахнет. А ето железняк-порошок: единой щепоткой оземь бросив, можно лучших друзей-товарищей на время ворогами лютыми сотворить… Теперь запоминай: корень кровопивы от жуткого холода сохранит; зимнего чеснока цельный зубок от яду помогает. Лепешка с одолень-травой заику краснобаем сделает, поможет зубы заговорить. Кукушкины слезы — трава чудесная: одну горсть лошади в овес метни, и побежит втрое быстрее прежнего, да притом без устали. Лепешка с дурманом на вкус негожа, однако после нея ночью видишь как днем, будто зверь дивий. И, наконец, сон-трава: ежли одну щепоть пыльцы в лицо человечку бросить, тут-то его в сон и метнет. Ненадолго, но крепко.

Данька замер перед развалом порошков и лепешек, напряженно запоминая.

— Однако же лучше в обрыв метнуть, — подытожил тем временем пасечник. — Потому как добрый мед лучше любого ведьмина корня. И для богатыря целебнее. Вот, к примеру, можжевеловый медок на кулак силу кладет; черемховый ноги облегчает для дальней беготни. Вешний мед на бодрость и бессонье горячит, княжий — раны затягивает… А гвождичный для женатых мужуков в любое время весьма хорош — и с утречка, и к вечеру. Хе-хе.

— А ты бы у подруженьки швоей поспрошал про меды да травы, — добавил он, наблюдая, как Данька собирает обратно в сверток волшебные лепешки. — Она ведь у тебя медовая лихоманка… Все ведьмины тайны ведает.

— Это не моя подружка. — Данила невольно оглянулся на спящую девочку. — Я ее случайно встретил сегодня ночью… До сих пор не пойму, как все получилось.

— А шо тут понимать? — подмигнул старичок. — Очаровала она тебя, вот и весь сказ. Метанка-шметанка-добру-молодцу-приманка. Бона на руке школько бубенцов да колокольцев приговорных понавешено — один раз рукой махнула, и богатырско сердце уж горит-штрадает… У тебя небось от одного звона можги ражмякли?

Данила молча отошел к лошадям, тщательно уложил в седельную торбу сверток с травяными зельями. Потом, не глядя на старого пасечника, подошел к Метанке, склонился над ней… осторожно выпутал из звонкой россыпи волос безвольную теплую ручку с дюжиной узких браслетов на запястье. Отцепил единственный крючок и сунул сонно брякнувший ворох бубенцов за пазуху.

Бледная ручка беззвучно упала обратно в траву, поникла в землянику.

— Ну-ну… Шовсем обидели дивчинку, — грустно протянул борода. — Сперва один молодчик поясок похитил, а нонче другой детина опястье украл. Помирать ей теперя придется. Из нечисти прогнали, а в людях обманули…

— Я не украл, — тихо сказал Данька. — Я обменял, а не обманул.

Он стащил с руки неширокую медную пластинку, изогнутую на манер браслета и исчерканную летучей резьбой гравировки: по металлу струился сложный орнамент из перевитых гадов, крылатых чудовищ и невиданных растений. Поднес этот грубый браслет к самому носу и на всякий случай повторно провел внимчивым взором по вычурной ленте узора: какие-то каленые стрелы, горячие наковальни и золотые жуки увиделись ему на этот раз. Это была та самая ТАБЛИЦА ЖЕСТЯНА С УЗОРАМИ, которую зачем-то упорно разыскивал стольный боярин Окула. Вчера, едва очнувшись в подвале сгоревшей кузни, он отыскал ее на дне своего сундука с сокровищами — именно ради этой полоски металла Даньку-коваля надлежало УПРАВИТЬ В ЖЕЛЕЗАХ в Престол на допрос к Окуле.

— Не навсегда, а только на время, — сказал он. Зацепив пальцами девичью кисть, приложил прохладную медь к бледной коже… концы обруча легко обвили ведьмину руку. — Вполне равноценный обмен.

И пошел к лошадям, на ходу поправляя расслабленную за ночь воровскую перевязь, удерживавшую на спине под плащом короткий меч. По пути зацепил сапогом железную маску, которую обронил ночью, — кратко нагнулся, подхватил и приложил к лицу. Едва слышно щелкнули в прорезях шлема бронзовые клапаны личины.

— Фу-ты ну-ты! И штой-то к тебе вшяка дрянь липнет? — по-прежнему грустно поинтересовался старый пасечник. — То лихорадки с петуньями, а теперь вона чего на рожу нацепил! Точно стал как те богатыри из Малкова починка. До чего ж жлобная харя на личине намалевана, просто жуть. Штупай-ка, паря, к дуплиштому дубу. Такой живописный обрыв тама, прошто загляденье! Покидай в один мешок и лепешки с порошками, и личину ету, и обереги свои недобрые…

— Я так и сделаю, дед. Чуть позже. Обещаю. — Данила выпрямился в седле, разбирая в пальцах перепутанную узду. — Вот эту кобылу, дедушка Пошух, я тебе оставлю. Усталая она и чужая, а мне с ней возиться недосуг. Продай ее.

— Продать? — От удивления дед даже привстал с пригорка. — А на шо мне штолько грошей? Меду и без того на триста ртов хватит: За всю жижнь штолько не шкушать…

— Сходи на рынок и купи себе земляники. — Данька улыбнулся под маской. — Или нет: ты на эти деньги девчонку мою обогрей. Самого вкусного меду дай, чтоб на всю жизнь наелась. А я через пару дней к тебе в гости наведаюсь, можно?

Он уже почти ударил Волчика пятками в пах — и вдруг оторопел, увидев старика совсем рядом, под самой лошадиной грудью. Ловко увернувшись от страшного копыта, дед схватил Даньку за отворот сапога:

— Ты с личиной-то ентой ошторожней, паря! — Круглые глаза серьезно глянули из-под шляпы. — А то ведь прираштет к роже, потом отдирать придется!

— Добро, деда Пошух! Жди меня в гости! — проорал, удаляясь, железный всадник. Лесной пасечник сорвал с плеши огромную шляпу, троекратно помахал вослед громыхающей пыльной туче. Постоял немного, нахлобучил на место головной убор и заковылял обратно к земляничному пригорку, бормоча под нос невнятное. Во всем мире в тот миг только Метанка могла бы угадать сказанное, но — она крепко спала, подложив под теплый затылок белую ручку с неудобным и жестким браслетом на запястье.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация