Отпрыгнув от борта, я бросился туда, где торчит за лавкой хищная лука арбалета. Кажется, я разбудил Леванида — тот быстро спросил что-то спросонья, но я уже возле борта — жесткие зубчики прицела впиваются в кожу скулы. А на перевозе ничего не разберешь! Куда там стрелять? Из-за лошадиного крупа блестит разом взмокшая веснушчатая спина рыжего пастуха, гладкий полудиск разбойничьего топора разом отщелкивает в сторону кусок каната, а кольчатый княжич, сверкая в солнечной игре бликов, с усилием извлекает острое полотно меча откуда-то из шеи старого Александроса Оле… Пальцы стискивают ложу арбалета, и сама собой отослана тяжелая стрела в это мельтешение тел на плоту… Деревянная ложа в уголках кованого серебра туго уходит вбок, увиливая от горячего вектора выстрела, и в полуста метрах впереди, где-то сильно сбоку от точки прицеливания крупным темным пятном плюхает в потный зад роскошной мышастой кобылы. Мелькает багровое злое лицо рыжего пастуха — он прыгает к раненой лошади, рассекая невидимым ножом ремни под седлом…
И совсем рядом в поле зрения врывается выброшенная вперед рука царя Леванида, я слышу: он возбужденно кричит что-то по-грузински. Оборачиваюсь за второй стрелой и вижу его посеревшее лицо — теперь короткая фраза на греческом бьет мне в лицо:
— Там! У пастуха на перевозе! Меч Константина!
Пока тело десятника Оле медленно сползает с мостков в реку, я снова оборачиваюсь и вижу, как нестерпимо желтеет, выглядывая из грязного седельного мешка огненное перекрестие рукояти. Рыжий пастух хватается за оперенный конец моей стрелы, увязшей в лошадином мясе, — скатываются мышцы на голой спине, рядом снова мелькает зеленая рубаха длинноволосого парня, притворявшегося девушкой, — а я смотрю, как из седельной сумки торчит рукоять драгоценного меча.
И отбрасываю арбалет куда-то вбок: прогремев по доскам, он ускальзывает к другому борту. Напрасно ты озираешься на меня, разбойник Посвист, княжич Опорьевский и Жиробрегский. Напрасно косишь темным глазом, карабкаясь через перила на брод. Я не буду стрелять. Я буду воевать тебя.
* * *
АЛЕКСИОС ГЕУРОН ДОРМИОДОНТУ НЕРО:
«1. С рассвета сего дня передаю тебе командование десятком покойного Оле. Если исправно послужишь три дня, увеличу жалованье до гривны в день! Советую постараться.
2. С рассвета же мы находимся в состоянии войны с язычниками из соседнего княжества Опорьевского. Доведи cue до всадников, разъяснив необходимость непрестанной борьбы против нехристей. Сообщи также, что князь Геурон поклялся лично отомстить беззаконному княжичу Рогволоду-Посвисту за смерть десятника Александроса Оле.
3. Военные действия открываются занятием пограничной деревни Межа на противоположном берегу реки Керженец. Вражеского гарнизона в Меже нет, поэтому полный сбор объявлять ненадобно, достаточно просто перевезти катафрактов вместе с лошадьми на лодьях через реку.
4. По занятии Межи немедленно приступаем к сборке алыберских метательных орудий. Для синтеза катапульт привлекай местное население Межи, оплачивая каждый час работы ногатой из тех запасов, что найдены на алыберских лодьях. Также задействуй всех алыберских воинов, оставшихся в живых, — пусть руководят работой. (Это не означает, что им нужно вернуть оружие.) Даю тебе два часа, чтобы полностью тончить сборку.
5. У местных жителей нужно купить тягловых лошадей по цене, которую сами назначат (деньги возьмешь там же). Если не ошибаюсь, требуется не менее четырех здоровых лошадей на каждую катапульту, не считая свежей пары для ротации.
6. По завершении сборки катапульт дружину распусти на отдых, выдав по куне на седло. К полудню собери всадников на главной площади Межи в походном доспехе. Туда же следует согнать алыберских воинов, всех здоровых гребцов с обеих лодий, а также человек полета славян мужеского полу, да помоложе. Ровно в полдень выступаем в направлении города Опорье, находящегося примерно в двух часах пешей ходьбы по дороге на запад».
Чтобы отомстить за любимого десятника, катафракты готовы были напасть на кого угодно. Особенно теперь — сытые и отдохнувшие, вдоволь набегавшись за деревенскими девками, они взлезли на посвежевших лошадей, спрятав в седельные сумки тяжелый доспех и подставляя смуглые плечи ласковому северному солнцу. Хоп-хоп! Пошевеливайся, толпа славян с топориками и рогатинами — выдвигайся вперед по дороге на Опорье! Щелк-щелк! — ожили под кнутом сонные приземистые тяжеловозы — и неловкие, колченогие башни камнеметов сейчас дернутся, тронутся… Вокруг снуют молчаливые злые алыберы в своих красных халатах — хрипло ругаются на непонятливых возниц. Два часа эти горцы собирали свои адские машины — что за страсти, право слово! — похоже на сухопутных василисков: плоские, многоколесные железные скорпионы ожили! Затрещали и будто лапами шевельнули — ох! аж шарахнулась прочь крестьянская толпа! Сухо полязгивая сочленениями, страшновато подминая дорогу под занозистое брюхо, под толстые колеса — поползли, звери… Что там сумрачно холодеет сквозь вороненые ребра, под шипастым панцирем — какие-то зловонные внутренности… А сверху, туго притянуты книзу, едва удерживаются на цепях скорпионьи хвосты, камнеметные рычаги с когтистыми лапами. Ух, проклятые алыберы — напридумывали всякой дряни убийственной, а еще христиане! Слава Богу, эти железные чудовища сейчас на нашей стороне!
Стоит ли говорить, как легко население Межи приняло новую власть князя Лисея! Такого заморского ужаса тут еще не видывали — волей-неволей подчинишься. А потом, по слухам, молодой Рогволод не больно-то ловко сходил накануне в разбитву. Говорит, он ранен… А даже если жив — разве одолеть ему греков?
Нет, не одолеть — в этом не сомневался и сам князь Лисей. Двадцать два отдохнувших супермена-катафракта, шестеро алыберов (перед битвой выдам им арбалеты), заслон славянского ополчения… Плюс камнеметы — если с такими силами я не возьму несчастное Опорье, постригусь в монахи, и пусть в Вышграде процветает купеческая республика.
Посвист сам подарил мне долгожданный casus belli
[84]
. Как удачно пересеклись наши пути с тремя переодетыми разбойниками, возвращавшимися домой после неудачного дела! Теперь не надо объяснять царю Леваниду, почему я обращаю его катапульты не против Чурилы, а против Рогволода. Необходимо заполучить назад волшебный меч Константина! Без меча не остановить Чурилу, а потому наша дорога пока лежит на восток, к Опорью. И дело тут не в моих эгоистических интересах: разумеется, я нападаю на соседнее княжество вовсе не потому, что хочу новых земель… Вперед, моя маленькая армия! Ползите веселей, тупые железные пауки! — сегодня для вас найдется работа.
Дормиодонт Неро оказался чудесным десятником — едва дружина вышла за околицу, вышмыгнул на легконогой темной кобылке вперед, зубасто улыбнулся: хороша кавалерия! Тряхнул рукой ближнему катафракту: песню! Походную песню — Испола-а, испола-а-а, ангеле василеуса! Хоп-хоп! и вы подтягивайте, славянские пешцы, — учите песни великой Империи… Что за чудное, легкое солнце в этих краях — нежно греет, бережет мою конницу! И царь Леванид повеселел, поскакивая на белой лошади покойного десятника Оле. Щурится на солнце и уже почти улыбается. Не грусти, добрый царь Леванид: вернем твой меч. Так и будем вместе бить поганых — с Богом на восток выступим… И далеко пойдем — вот увидишь.
