— Безобразие… — проворчал я, отбрасывая тяжкие помятые блюда, — До чего неудобная технология! Пялишься в тарелку, как голодный зек Иван Денисович… Экранчик крошечный, помехи, искажения… А ну — мутабор! (Я вдохнул любексового смраду и щелкнул пальцами.) — Следите за технореволюцией! Вместо волшебных яблок появляются огромные, сверхплоские, черные, как галактическая полночь, мониторы «Эппл» с диагональю полтора метра! Ширше, еще ширее! Мигают научные лампочки… десятки мониторов проступают сквозь стены, пластично отвердевают… Вспыхнули экраны! Больше контрастность! А теперь… внимание — стереозвук!
Отлично… На верхний ряд «Эпплов» выводим изображение с всевидящего «рыбьего глаза» вилы Шнапс. Рядом — тепловизор Текилы и тактическая камера Зубровки. Кошачье зрение вилы Ром, всю эту трескучую мешанину черно-зеленых точек — на вспомогательные мониторы внизу. А это что за суперзум? Ах, понятно: прицельный объектив Ракии с 40-кратным увеличением… тоже пригодится.
Фронтальная стена офиса ожила: на экранах замелькали пятна соломенных крыш, колодезные журавли, столбики дымков — ага, мои девочки подлетают к Потатрову. Вот уж засверкали в солнечной пыли кривые шпили, золоченые флюгера, искрами блеснули шлемы охранников на невысокой крепостной стене… Уфф! Я поспешно отвернулся. Зубровке надо сделать замечание: ну зачем уничтожать поголовье вражеских коров, мирно тусовавщихся под мостом на водопое? Надо беречь зажигательные патроны…
Барышни сработали четко. Еще не успел остыть гранатомет Зубровки, флегматично окучивавшей твердыню центрального бастиона, как густо-черный столб вонючего дыма оповестил жителей о пожаре в княжеском тереме. Часовые на башне оказались легкой мишенью для умницы Ракии: она снимала их методично, с царственной грацией передергивая затвор длинноствольного черногорского карабина. На боковом мониторе я разглядел сквозь дым пожарищ хрупкую темную фигурку на крыше подвесной галереи — грустно склонив голову набок, вила Шнапс расстреливала суетящихся внизу дружинников из злобно чихающего «шмайссера». Неподалеку в трескучем облаке мятущихся гильз, в серо-оранжевом тумане пороховых газов бешено грохотал, содрогаясь и елозя штативом по черепице, крупнокалиберный станковый пулемет красавицы Ром. Даже теперь, закрывая глаза, я хорошо помню белозубую улыбку, сияющую на закопченной мулатской мордочке.
А в это время на главной городской площади творилось незабываемое шоу. Речь идет о казни сребрского парня Ракеты. К несчастью для устроителей зрелища, оно внезапно превратилось в бенефис заезжей актрисы по имени вила Текила. В ореоле аметистовых искр, пугая горожан фейерверками и петардами, легконогая латиночка спикировала к эшафоту как раз вовремя: жестокосердый палач уж воздел над бритой головой Ракеты недурно заточенное орудие казни. Хладно мигнув лезвием на солнце, топор взлетел в воздух — и толпа ахнула: палач замер в неестественной позе, тараща глаза в прорезях полумаски… Это киллер Текила, скромно потупясь, вышагнула на сцену и загадочно улыбнулась экзекутору. Бедняга палач. Не к добру повстречал он на жизненном пути эту загорелую тварь… Амур сразил его наповал. «Она любит меня», — успел подумать палач, неправильно истолковав волнующий взгляд девичьих глаз. Он ошибся. Текила не подмигивала — она прицеливалась.
…Уже через четверть часа тренировочная миссия типа KK&D была с блеском завершена. Разрушив городские укрепления и обратив гарнизон Потатрова в постыдное бегство, зверские барышни с триумфом повернули назад, на базу. Сопровождаемый восторженным Би-Джеем, я лично вышел на балкон подземного офиса, чтобы приветствовать героинь. Мои убийственные ласточки возвращались с богатой добычей: вила Зубровка была нагружена трофеями, как боевая верблюдица. Кроме ящиков с золотом, она волокла, кажется, несколько цельных говяжьих туш…
Перед самым замком вилочки устроили озорную игру в догонялки — весело визжа, начали закидывать друг дружку награбленным золотом, колючими брызгами самоцветов… Престарелый Би-Джей смотрел на девичьи забавы и томно вздыхал: бедняга всю жизнь имел дело со старухами… И вдруг такие цыпочки! Вьются над водой, как нежные стрекокозочки: хохочут, царапаются, шутливо палят в воздух…
Медленно, натужно гудя, подлетела Зубровка — и я осознал: она нагружена не говяжьими тушами. Это были… военнопленные.
Могучая троллица тащила сразу троих насмерть перепуганных пассажиров. Вглядевшись в бледные физиономии, я несдержанно заулыбался. Старые знакомые. Вот этот, голый и поцарапанный, — сребрский юнак Ракета (сидит у Зубровки на шее, вцепившись в толстую, похожую на канат, желтую косу). Гремливая совокупность обмороженных железяк — это знаменитый витязь Акундин. А сбоку висит… ха-ха! приятная неожиданность! Рад вас видеть, герр барон! Читатель, вы слышите эти звуки? Это жестоко израненный прусский рыцарь икает от ужаса, зажатый у Зубровки под мышкой.
— Мой фюрер! Миссия выполнена, — негромко звякнул голос вилы Шнапс (она подлетела к балкону и села на парапет, аккуратно складывая за спиной прозрачные сетчатые крылья). — Герр Ракета доставлен на базу. Его здоровье удовлетворительно.
— А этих двоих псякревцев мы знайшли в пещерах, пан Штефан, — загудела, подлетая, вила Зубровка. — Они заблудились. Они пытались сопротивляться, но недолго.
— Кажется, дас ист все, что осталось от армии Потравницы, — равнодушно заметила Шнапс, доставая из-за голенища губную гармошку.
— Отличная работа, девочки. — Я потрепал Шнапс по бледной щеке. — Хозяин доволен. А теперь — осторожно отнесите пленных в джакузи. Пусть немного отмокнут. Кажется, семарглы их крепко покопали.
Мне тоже захотелось в джакузи (тело еще побаливало после томления в бочке). Вилы подхватили железный трон и доставили на третий этаж «Децебал билдинг». Здесь, в довольно неудачном соседстве с пивным рестораном и кондитерской, находился оздоровительный центр. Я, помнится, колдовал его наспех, и повсюду виднелись недоделки. Джакузи был огромный и мраморный (почти бассейн) — но почему-то бледно-розовый, как в дорогом публичном доме. Зато с подсветкой, с мягким искусственным ветерком, с прозрачным дном, сквозь которое видно бильярдную на нижнем этаже… И с музыкой. Проклятие! Выбирая сиди в музыкальном ящике, чуть не включил Andante Scherzando… Нет, только не Рахманинов. Лучше — во! «Тридцать девятый портвейн» — новый сиди Ирины Богушевич.
Израненных гостей бережно погрузили в теплую бурливую воду. Парни по-прежнему пребывали в шоке. Ракета испуганно таращил красивые карие глаза; фон Кульбитц, напряженно озираясь, вздрагивал и глухо икал — а благородный Акундин и вовсе наотрез отказался снять остатки доспеха. Так и полез в воду в помятом панцире. Да… нелегко далась им битва с семарглами.
Сбросив клетчатое одеяло на огромный искусственный кактус, я осторожно положил любимый «маузер» на малахитовый столик и тоже спустился по лесенке в гудящее бульканье подкрашенной воды. О… о… лепота. Жмурясь в блаженной улыбке, подставил струям утомленное тело.
— Господа, не желаете мартини? — спросил я ласково и громко, чтобы перекрыть голосом ровный гул массажных водометов. Мановением пальца подозвал вилу Ром (отражаясь в золотистых зеркалах, мило повиливая поджарым задом, она подбежала с коктейлями — уже успела переодеться из кубинского хаки в коротенькое платье с кружевным передничком). — Может быть, кофе с коньяком?
