Моя беда в том, что я честный. Если уж друзья попросили меня: «Славик, слетай в Немогарду», — заметано. Умру, но до Немогарды доберусь. Потому что я — кремень-парень. Мужчина-крендель. Слово мое — гранит. Совесть моя — кристалл. Не в смысле «Кристалл», а в смысле — как слеза. Глаза — как два яхонта, клюв железный! И нет во мне страха к летучим сапогам!
Как вы догадались, это был аутотренинг. Просто я мужался. Помужавшись еще минуты три, бесстрашно крякнул, достал из-за пазухи плеть и хлестко вдарил по висящему в воздухе мокасину. Вжиииххх! Красивый звук, правда? Судя по звуку, можете догадаться о моих успехах. Вжихххх! Опять мимо.
Вжиххх! До Будулая мне далеко. Вжиххх! И кто придумал эту идиотскую технологию: кнутом по сапогу хлестать? Вжихх! Ой… извини, мальчик… не плачь! Какие еще гуси? Иди-иди. Не время для гусей. Вжих. Совсем сдурели. Гусей пришел пасти. Вам, вжих, фермерам, только дай — вы и космодром морковкой засеете. Здесь, вжих, можно сказать, взлетная полоса! Военно-воздушные Мстиславы готовятся к старту! Заправлены, вжих, в планшеты космические карты! Дери их… Вжих… Вжих…
На пятой минуте упражнений из чащи вышел лось и с тоскливым раздражением глянул сквозь ресницы. Кажется, я его разбудил.
— Вот… улетаю, — виновато улыбнулся я. — Небо типа зовет.
Лось презрительно цыкнул Зубом. Он не верил в меня. А зря. …Вжи-хлоп!!! Йес! В натуре, попал! Сапог дернулся и заурчал. Стартер сработал, алые шнурки зашевелились. Я гордо посмотрел на лося, затем осторожно приблизился и потрогал вибрирующий железный каблук. Аэролапоть слегка нагрелся и уже начинал потрескивать. Чувствовалось, что таится в нем злогремучая летучесть небывалой подъемной силы. Поэтому и не хотелось вот так, бездумно, засовывать в чужой волшебный сапог собственную ногу (мягкую и ранимую). Решено было для начала провести пробный запуск мокасина в автономном режиме — без пилота.
— Начинаем стартовый отсчет, — торжественно сказал я, отступая на шаг. Все вокруг замерло, предчувствуя близость эры воздухоплавания. Сапог нервно заныл. Я тоже волновался. Как ни крути: я — Земля, я своих провожаю питомцев, — Пять… Четыре… Первая мачта отошла… Типа три…
Сапог рычал, пуская струйки перегретого газа. Трава в радиусе трех метров скуксилась и пожухла. Два… Один… Я утер слезу и взял под козырек:
— Ноль… Пуск… Поехали типа того!
Хоть бы хрен. Мачты отошли, но зверский сапог даже не дернулся. Глухо подвывая, мелко трясся на месте, словно разгоряченный болид на стартовой черте. Неужели мы позабыли нажать некую кнопку? Повернуть сокровенный рычажок? Коснуться нежной струны? Сказать волшебное слово? Точно-точно… Я вытер с большого пальца грязь и осторожно приложил к сапогу — чтобы сапог отсканировал отпечаток. Прильнул к подошве глазом, дабы невидимый сканер прочитал рисунок моей радужки. Никакого эффекта. Может быть, надо назвать фамилию?
— Бисеров, — молвил я с надеждой. Лось в кустах фыркнул и затрясся, хихикая. Задница рогатая.
Багровея, я терпеливо перепробовал почти все распространенные пароли. Тщетно. Сапог не отреагировал даже на «славянский шкаф», «Кронштадт» и «мэйфлауэр».
— Три креста. Дюнкерк. Касабланка, — шептал я, медленно раздражаясь, — Megabit. Goobers. IDDQD… L135uow02fme9Pz…
Взбеленение произошло на шестой минуте. Последний верблюд переломил хребет соломинке. Утробно взревев, я наотмашь врезал плетью по непокорному сапогу. Сразу попал! Сапог взвизгнул и… стартовал.
Мы с лосем так и осели.
Дело в том, что в порыве гнева я выкрикнул длинное многочленное сложносочиненное словосочетание, в котором в качестве подчиненного субъекта фигурировал гадский непокорный аэролапоть, а в роли доминирующих предикатов поочередно выступали йокарный мамай, йопонский йог, чур-байконур, не-пришей-кобылехвост, вся королевская конница, орбитальная станция «Мир», Красная Армия, бирманский генерал Сучинда Хиранпрыг и прочие противоречивые феномены окружающей действительности. Надо думать, в общем потоке информации промелькнули волшебные звуки позабытого пароля. В итоге — грохнуло, жахнуло, заволокло дымом. Беспилотный мокасин ломанулся строго ввысь, к солнцу.
Высоконько пошел, голуба. Я огорчился. Жаль, хороший был сапог. Зато — ура: теперь лично мне никуда лететь не надо! Так и доложим начальнику Старцеву: в ходе опытных секретных испытаний волшебного мокасина оный мокасин ушел в верхние слои атмосферы, где и был, очевидно, перехвачен вражескими орбитальными карлсонами.
Эмоционируя, я грациозно присел в траву. Готовясь писать отчет, достал из-за пазухи фляжечку, дабы освежить пересохший рот капелькой хорошего виски…
(Почему шум в зале? Ну хорошо, хорошо. Признаю: это был не виски, а самогон. Что? Не фляжечка, а канистра? Зануды! Кому нужна ваша историческая правда, дери ее! О’кей, уговорили: сейчас перефразирую. Начнем заново.)
Тихо радуясь удачному улету мокасина, я повалился под ближайший куст. Грязно выражаясь, шмыгая носом и потирая руки, достал из-за пазухи двухлитровую бутыль дешевой сивухи, дабы на радостях нажраться как последняя кладбищенская свинья. Однако — не успел. Совершил всего несколько глотков, и вдруг — отдаленный свист, перерастающий в рев! Ой, ма! Ща накроет… Точно-точно. А! Ложись! Бум! Вспышка слева! Трах-бах в кустах! Содрогнулась, мать, сыра земля…
Лось как стоял, так и рухнул. Вернувшийся сверху сапог сразил зверя наповал. Клево. Я вскочил и подбежал к остывающему животному. Дрожащей рукой выцепил черный дымящийся мокасин, глубоко насаженный на многоотраслевые лосиные рога. Немного обугленный, покрытый звездной пыльцой и стратосферным инеем, летучий кожисто-жестяной лапоть все-таки был целым. Пахло от него отвратительно. Я глотнул из бутыли и вытер навернувшиеся на глаза слезинки. Мой мокасинчик… ты все-таки вернулся к папочке… из верхних слоев атмосферки…
Странное дело. Теперь вовсе не было страшно. Может быть, потому, что я успел заправиться топливом. Я, знаете ли, работаю на жидком топливе, потому что я — мстислав жидкотопливный. Бывают, правда, и твердотопливные сверхзвуковые мужики, но они все плохо кончают. Известный колдун Черномор, тайваньский дракон Жо-жо-ба и наш отечественный Горыныч — все они были твердотопливные: работали, как правило, на красивых девушках, потому и прослужили недолго. А вот жидкотопливные модели, напротив, очень долговечны и всегда проявляют себя очень хорошо в самых экстремальных условиях. Вспомните того же папу Карлсона. Что может быть дешевле малинового варенья? А какая грозная боевая машина — до сих пор находится на вооружении шведских ВВС.
Трезвыми не летают, это я помнил с детства. Последний раз я был в воздухе трезвым в 198… году, когда летел с родной прабабушкой из Ейского аэропорта в санаторий имени Рылеева, дери его. В тот раз перелет дался мне с трудом; психологическая нагрузка была велика, да и «кукурузник» староват. С тех пор я всегда начинаю подготовку к воздухоплаванию, загодя появляясь в аэропортском барчке. Вот и теперь: принял в меру. То есть имелось в виду: принял меры. Поглатывая, мыслил о непредсказуемости бытия. Странное дело: я всегда гордился тем, что не являюсь испанским летчиком. Но вот — пришел и мой черед борозднуть бескрайний воздушный океан.
