Я пообещал Катоме, что спертая дочурка будет дома до захода солнца. Таким образом, времени на солнечные ванны было навалом. Пока я нежился в жирных потоках ультрафиолета, прочие топ-администраторы конторы были заняты делом. Гнедан, засучив рукава и вытирая пот, сосредоточенно околачивал груши в бассейне с живыми лебедями. Лито, усердствуя в самопожертвенном балдопинчестве, пинал балду за четверых, лишь изредка отбегая к столу за очередной порцией безалкогольного малинового кваса. Травень усердно мочил баклуши и валял каждого встречного дурака на нежной лужайке перед конюшней. Один только Гай занимался ерундой: добродушно ворча, жарил рябчиковое барбекю.
Пусть не надеется, что я буду это кушать. В жирненьких рябчиках слишком много калорий. Я теперь босс, а боссы мало двигаются и быстро набирают вес. Сегодня, когда Мстислав Лыкович достиг солидности в жизни, ему нужно думать о фигуре. Никаких медовых тортиков, все! Забудем о сале! Прощайте, пироги с визигой и бараньи легкие, запеченные в молоке с яйцами… Отныне — только иссохшие ягоды, фруктовый салат из репы с редиской. В лучшем случае — низкокалорийное Опорьевское пиво с обезжиренной калюжской таранкой…
Разве что изредка… раз в неделю… можно побаловать себя чизбургером из гречневых блинов, козьего сыра и ветчины со сметаной? Как вы думаете?
Почесывая грудь под шелковой рубахой, я нащупал за пазухой кучу всякой дряни. А чему удивляться? У нас на Древней Руси чуть что спер — сразу за пазуху. Вспомните фольклор:
Ванька-царевич, не будь дурак, молодильные яблочки хап — и куда? За пазуху. Тезка его, Ванек-горбунок жар-птицу за перья хвать — туда же… Далее: вспомним, где Добрыня Никитич хранил боевые трофеи, включая меч-кладенец? А Данила-мастер куда, по-вашему, хозяйку медной горы засунул? Хе. Пазуха — ключевой элемент национального прикида. Навроде кинжала у абреков. Пазухи у русских мужиков (в любой одежде, хоть во фраке) суть неотъемлемая часть тела — как у североамериканцев задницы, а у шведок — эти… ну типа… мягко говоря, бюсты. Точно-точно.
Вываленные из-за пазухи ценности состояли в массе своей из фальшивых монет, заначенных некогда кусочков таранки и забавных таблеток из плесени (ими откупился рыбоглазый чародей-недоучка Язвень, чтобы я не бил ногами). Имелись также яблоки из соседского сада (они вкуснее наших) и прочие предметы, плоховато лежавшие (или висевшие) у прежних хозяев. Наконец, в цветущую мураву выпал ярко-розовый Метанкин поясок. На мягкой тесемочке, расшитой веточками да плаксивыми солнышками, отчетливо наблюдались четыре сикось-накось затянутых узла. Помню-помню. Четыре желания полуденичка Метанка уже выполнила для своего любимого босса (меня). Вот эти два — за помощь в разграблении купцов; третий — за охмуряж конкурирующего Рогволода, четвертый — за наводку на Чурилу…
Я почувствовал, что во внешности розового пояска чего-то не хватает. Пальцы хапнули нежный, слабо пахнущий парфюмом поясок, безжалостно скрутили его, и — хоп! Есть. Пятый узел получился красивее прежних. Сейчас-сейчас прилетит грудастое сокровище в мини-юбке. Звезда без макияжа, ведьма без прописки, сиротинушка перелетная, ангелочек блед…
Кстати, вот кегли большие и сушеные. Я забыл, что девочка Метанка — натура поэтическая: противоречивая, безответственная и никогда не приходящая вовремя. Прошо десять минут… десять с половиной… гм. Главный мерлин Залесья не любит, когда посетительницы опаздывают на прием! Двадцатая минута… Не клево. А если эта медовая клава и вовсе не прилетит? Как я тогда буду смотреть в спокойную голубизну Катоминых глаз? Как вытерплю такое количество шпицрутенов?
Я гневно выбрался из шезлонга и, раздраженно пиная по пути нетрезвых сотрудников, потащился к дому. Кажется, летучая дрянь с титьками всерьез игнорировала узелок на волшебном пояске. Пинать хотелось практически вся. Кстати, вот спящий Гнедан храпит носом в клумбу… Обана! Извини, Гнед… я любя. Впрочем, ты даже не проснулся, задница бронированная. Кого б еще тюкнуть? О! Служанка старая… Признаюсь: чудом удержался, чтобы не пиннуть старушку, возившуюся на грядке с растительностью. Сухая старческая задница в драной залатанной юбке призывно торчала из тыквенных зарослей — но я воздержался, ибо уважаю старших. Даже когда зол.
— Хэй, уважаемая, — начальственно кликнул я. — Кидай свою мотыгу. Поди-ка лучше нагрей мне воду в бассейне. Да побыстрее, йокарный Йемен, дери меня, точно-точно. И так я зол, а тут еще ты.
Старушка не ответила. Видать, глуховата. Скрючилась на корточках, как ворох темного тряпья — медленно, сонно ползет по грядке. Из-под подола видны ржавые сморщенные ступни в мозолях.
— Слышь, клюка старая? Иди воду грей, а то уволю! — беззлобно рявкнул я (боссу надо быть строгим, иначе рухнет бизнес). — Да забудь ты эту грядку, родимая! Я в бассейн хочу!
Я успел сделать немного широких шагов, гневливо подгребая к нерасторопной служанке. И тут с бабцом случилось неладное. Видимо, апоплексический удар. Она вдруг протяжно застонала и — как начнет мотать головой, замотанной в бурый платок! Как давай ручонками сучить! Ну, думаю, надо звонить 911. Отходит старушка, точно-точно. Угораздило же ее гикаться на территории нашего предприятия! Сейчас начнется — проблемы, формальности, оплата похорон…
Я подбежал к агонизирующей бабульке и схватил за ветхий шиворот.
— Нет, родимая! Не смей, слышишь, — зашептал я, сгребая сухонькое тельце в объятья. — Ты должна жить, ты будешь жить! Я прошу тебя, слышишь?
Сизые птичьи пальчики вцепились в плечо — бабка ловко повисла на шее; из-под платка высунулся острый носик.
— Тихо, не ори, — сипло простонала старушенция. — И так башня раскалывается. Не видишь, даме плохо? Давай энергично тащи меня в терем, пока я не сдохла, йо-майо…
Голос был абсолютно незнакомый — сухой и надтреснутый, как у курящих пенсионерок. Однако кое-что в этом голосе заставило меня вздрогнуть… Ой. Я почувствовал, как холодеют ноги в расписных сапогах. Есть версия, что это — вовсе не бабка, а…
Я быстро заглянул под платок и нахмурился: нет, точно бабка. Сплошные морщины вокруг длинного носа, сизые сморщенные губы в бородавках… Тьфу, вот ведь каргища древняя! Висит на шее, как молодая невеста!
— Бабушка, отцепитесь! — вежливо предложил я.
— Я тебе ща отцеплюсь, кретин! — отчетливо прошипела бабка. — Не узнаешь, что ли? Неси давай в терем — и не ори, а то заметят! Меду, меду быстрее! Не видишь — мне абзац, подыха…
Головка дернулась и откинулась набок — бабушка потеряла сознание. Какая неприятность. Я уже хотел было кинуть размякшее тельце обратно на грядку — но вдруг налетел ветер, сухо врезал мне в рожу, высекая слезы, и дернул грязный платок на бабкиной голове…
Из-под платка со звоном вырвалось наружу ясно-солнечная прядь: летучие, витые спиральки золотых волос!
Вау-вау, подумал я и быстренько побежал к терему, таща бессознательную Метанку на руках — ее голова часто билась в мое плечо, отросшие волосы трепались на ветру, как перепутанный пучок тонкой соломы. Я бежал и ужасался. Моя подруга сильно изменилась, дери ее… Надеюсь, это просто камуфляжный макияж…
