Венчание должно было пройти через неделю после окончания Московского Аэродесантного офицерского училища, в ожидании первичного назначения. Он выбрал момент и сообщил родителям радостную новость накануне свадьбы.
Отец понял, так до конца и не простил, но понял. Мать не поняла, не простила и оставшиеся ей годы жизни посвятила злословию и безуспешным попыткам разрушить брак.
Даже после ее смерти Марина, ожидавшая второго ребенка, категорически отказалась переселяться в дом, где ее так скверно приняли, и Виктор не нашелся, что ей возразить. Они жили в Подмосковье, снимая меблированную квартиру, пока однажды тихим летним вечером к ним в дом не пришел Таланов-старший, один, без предупреждения. Он подарил трехлетней внучке леденец и попросил сына оставить его наедине с Мариной.
Виктор так и не узнал, о чем Савелий Сергеевич говорил с невесткой почти час. Но после разговора жена изменила отношение к свекру и со временем даже согласилась переехать в фамильную резиденцию Талановых. Теперь двухэтажный дом красного кирпича стал оплотом сразу трех поколений семьи, возрастом от шести до шестидесяти.
— Я рада, что ты вернулся. — Марина всегда была немногословна, но в ее глазах Виктор читал гораздо больше, чем слышал в словах.
— А теперь — на посадку! — сообщил он Диме.
«Боевой гироплан» окончательно приземлился и сразу же начал рассказывать о том, что соседский кот залез на дерево и пришлось вызывать пожарных, в подаренной на прошлый день рождения машинке сломалась пружинка, и игрушка перестала ездить, что в новом выпуске «Механики для самых маленьких» есть чертежи парового двигателя из консервной банки для самодельных корабликов, и его можно сделать, а еще соседский Витька сказал, что подключаемый скаф гораздо лучше автономного, и пришлось с ним подраться, потому что…
— Рядовой Дмитрий! — сурово провозгласил Виктор.
Сын замолчал и подтянулся, поддерживая их старую игру.
— Что говорит Устав Семьи относительно ведения военных действий против сопредельных соседских государств? — грозно вопросил Виктор особым командирским голосом.
— Допускается только по особо значимым поводам… — понуро протянул Дима, глядя в пол.
— Является ли вопрос скафандров таковым?
Самым трудным было не рассмеяться, сохраняя в голосе металл, а во взгляде орлиную строгость. Марине было проще, она стояла за спиной сына, и в ее взоре плясали веселые чертики.
— Да! — воскликнул Дима, даже притоптывая ногой для большей убедительности. При этом он был до смешного похож на маленького бодливого барашка из известной сказки. — Является! Потому что его папа сказал так, а ты говорил совсем по-другому. А мой папа самый паповый!
Виктор нахмурился, стараясь скрыть за этим жестом некоторую растерянность. В самом деле, что здесь можно ответить? И капитан предпочел отступление.
— К этому вопросу мы еще вернемся, — строго пообещал он и взъерошил непослушные вихры сына, чтобы сгладить суровость тона.
— Идемте завтракать, — сказала Марина, — мальчишки… — И в одном этом слове была вся мудрость женщин всех времен, твердо знающих, что самый-пресамый суровый и могучий воин — в душе такой же мальчишка, как его шестилетний сын.
Таланов слегка удивился, обычно дочь всегда встречала отца вместе с братом, но гадать пришлось недолго. Мария корпела на кухне над праздничным завтраком. Ее Виктор обнимать не стал, памятуя, что его девочке уже девять, она вошла в возраст обостренного чувства «я» и болезненной самоуверенности. Ограничился приветствием, постаравшись вложить во взгляд всю отцовскую любовь, и с удовлетворением прочитал в ответном взгляде понимание и радость.
— Садись, папа, будем есть, — сказала Мария, стараясь держаться степенно, с достоинством хозяйки семейства и повелительницы завтраков.
Столовая издавна была главным местом в доме Талановых, командным пунктом, залом совещаний и игровой комнатой. Хотя это было очень серьезным нарушением традиций, архитектор спланировал первый этаж по новой в ту пору европейской моде — объединив обеденную залу и кухню. Получилось непривычно, необычно, нетрадиционно, но на удивление удачно и хорошо.
Именно в этой большой комнате с огромным окном во всю стену было как-то по-особому уютно и по-домашнему тепло. Здесь собирались за совместными обедами и проводили праздники, играли в настольную игру «Захват колоний» и читали по вечерам. Даже Таланов-старший, который предпочитал работать в своем большом кабинете, обставленном по последнему слову техники, включая частный изограф, вечером спускался в столовую. Там он зажигал маленький газовый камин, садился в любимое кресло-качалку, раскрывал «Вечерние ведомости» или «Бюллетень Мореводства» и пытался читать. Ему, конечно, не давали, требуя рассказать сказку, вспомнить какую-нибудь уж-ж-жасную морскую легенду или историю. Он возмущался и грозно требовал от младших Талановых порядка, призывая громы и молнии на головы неслухов и обормотов. Но Виктор хорошо знал, каким по-настоящему грозным мог быть отец, и понимал, что старик счастлив.
Жаль, что сегодня старшего нет с ними, но это поправимо. Всего несколько дней, и за столом соберется семья Талановых уже в полном составе, и это будет славно.
— Чем сегодня кормят голодных мужчин? — осведомился он.
— За стол. — Мария строго указала поварешкой, Виктор невероятным усилием подавил улыбку, настолько комично смотрелась его девочка в роли суровой домоправительницы.
Жена незаметно для дочери подмигнула Виктору, легким наклоном головы указывая на плиту и тумбу у плиты, заставленные кастрюлями, баночками со специями и прочей атрибутикой вкусной и здоровой пищи. И Марию, колдующую над этим невероятным кавардаком.
— Кто же это сегодня кухарничает? — показательно удивился Виктор.
— Я! Я! Я скажу! Я знаю! — Дима, конечно, был тут как тут, зная ответы на все вопросы, даже те, которые еще даже не пришли на ум этим тугодумным взрослым. — Машка вскочила ни свет ни заря, увидела, что ты вернулся, и сразу как начала рецепты искать и готовить…
Разъяренная Мария развернулась, подобно фурии, все с той же поварешкой наперевес, и быть бы беде, если бы мать семейства не вступила в свои права.
— Маша, тише. — С этими словами Марина опустила руку на плечо дочери, усмиряя порыв негодования. — А вы, молодой человек, ищете неприятностей, — негромко, но очень внушительно сказала она сыну.
Восстановив несколькими словами мир и любовь в кругу семьи, Марина рассадила мужчин по разные стороны стола и, накинув поварской фартук, сделанный ею собственноручно из старой скатерти, помогла Марии накрыть завтрак.
Стол был хороший, знатный, Савелий Сергеевич сделал его собственноручно, когда женился и построил дом. Брак оказался неудачным, а вот стол верой и правдой служил уже много-много лет.
Виктор ощутил укол совести. Время идет, дети растут, а он видит их так редко, слишком редко… Ему повезло с семьей, особенно в наш прогрессивный век, когда рушатся старые традиции и распадается каждый десятый брак. Далеко не каждая современная девушка согласится терпеливо ждать мужа, который бывает дома от силы пять-шесть месяцев в году, а все остальное время — непонятно где, отговариваясь служебным долгом. Но изображать гарнизонную крысу у него не очень получалось. И однажды, когда Марина заметила тонкую нить шрама на пояснице, она перестала задавать вопросы о работе.
