Но это была всего лишь усталость тела, полностью подвластного его разуму. Генерал был счастлив. После падения последнего заокеанского врага его жизнь стала предсказуемой, стабильной, расписанной на годы вперед… и бессмысленной.
Сейчас он снова жил, он творил историю и определял судьбы миллионов. Он пил жизнь полной чашей, наслаждаясь каждой минутой, каждым поступком, и перед этим полным, всеобъемлющим счастьем телесная усталость была ничем, бесплотным прахом.
Ему хотелось разделить эту радость, это счастье со всем миром, со всей вселенной! Как тридцать лет назад, во время «окуривания» Москвы, когда они, молодые, полные сил и надежд, возвращались с вылетов и веселились, радовались, перебрасывались шутками прямо на грунтовых полосах у еще не остывших поршневых «Лоттеров».
Но это было тридцать лет назад.
Теперь же генерал лишь улыбнулся миру сдержанной улыбкой, едва затронувшей уголки губ.
Завтра, подумал он, завтра…
* * *
Солнечный луч ловко проник в окно, прокравшись в щель между шторами, скакнул на спинку кровати и тонкой спицей уколол спящую. Тихое пощелкивание таймера электрочасов громко отозвалось в тишине квартиры. Повинуясь сигналу, включилась электрокофеварка на кухне, забулькала нагреваемая вода.
Семь часов утра, время вставать.
Ютта Карлссон затуманенным сном взором бездумно смотрела в потолок, задрапированный паутинной тканью, балансируя на грани между подъемом и сонным забытьем. Еще со времен школьного детства она была твердо уверена, что вся мировая история — это эпическая битва «жаворонков» с «совами». С однозначным результатом.
Надо было вставать.
Вставать категорически не хотелось. Работа, важные мероприятия сегодняшнего дня, все это казалось совершенной мелочью в сравнении с еще часом, может быть даже двумя, утреннего — самого сладкого — сна.
Однако Ютта вечерняя, собранная, деловая женщина двадцати пяти лет, прекрасно знала, что Ютта утренняя будет совершенно иным человеком, поэтому подготовилась заранее. В пять минут восьмого свирепо залаял армейский казарменный будильник, предусмотрительно поставленный в ванной. Он также был подключен к сети и мог гавкать часами напролет. Игнорировать эту сатанинскую машину было уже невозможно.
Встаем.
Быть деловой женщиной нелегко в век господства мужчин. Быть одинокой деловой женщиной-юристом и переводчиком, выходцем из Скандинавского Содружества, в Барнумбурге — нелегко вдвойне. Но Ютта справлялась, и справлялась неплохо. Впрочем, настоящее испытание ее деловых качеств было еще впереди.
Личным примером Ютта опровергла расхожее среди мужчин мнение, что утренний туалет женщин по времени стремится к бесконечности, и без четверти восемь села на своей маленькой кухоньке, пить кофе.
Она любила зеркала, во-первых, потому что эти чудесные изобретения зрительно увеличивали объем ее жилища, маленькой однокомнатной меблированной квартиры в доходном квартале северного округа. Во-вторых, она не без оснований считала себя красивой женщиной и просто любила смотреться в зеркало. И сейчас, отпивая мелкими глотками ароматный напиток из «наперсточника», Ютта придирчиво вглядывалась в свое отражение, отвечавшее ей взаимностью из прямоугольной дубовой рамки. Отражение безмолвно подтвердило, что она молода, красива, рыжеволоса и, несомненно, очарует этого Айвена Тайрента, чтоб его Фенрир съел.
Еще один глоток, и кофе, прекрасный и чудовищно дорогой, с африканских плантаций Шустова, закончился. Ютта с сожалением отставила чашку. В ее доме было не так много красивых вещей — доход был неплох, но и жизнь в вольном городе печатников и финансистов стоила дорого. Кофейный набор из лакированных раковин очень редких глубоководных моллюсков стоил почти триста европейских марок и был самым ценным предметом в ее жизни. Она доставала его тончайшие, невесомые чашечки редко, только в особенные дни, когда необходимо было проникнуться достоинством и толикой ощутимого снобизма.
Потому что сегодня она будет представлять права самого Айвена Тайрента.
На самом деле он не был ни Айвеном, ни Тайрентом. Звали этого человека Иваном Терентьевым, но такая сложная комбинация звуков оказалась труднопроизносимой для нерусскоговорящего. Иван не возражал, за время партнерства с «Гуттенберг и юридическое сопровождение» он вообще зарекомендовал себя как натура весьма эксцентричная, безразличная ко множеству условностей, но весьма нетерпимая к, казалось бы, суетным мелочам.
Месяц назад умер старый опытный юрист, бессменно ведущий все литературные дела Айвена-Ивана. Увы, сердце.
Руководство «Гуттенберга» после долгих дебатов и совещаний выбрало новую смену, по общему мнению — идеальную кандидатуру, готовую достойно представить одного из известнейших фантастов мира. Айвен отверг его с ходу, даже не дослушав резюме, ограничившись кратким «он мне не нравится». И в ответ на немой вопрос ведущих партнеров «Гуттенберга» указал в сторону приемной, где томилась недавно принятая на работу девушка-ассоциат
[12]
с толстой стопкой документов, требующих подписи и визирования.
Желание клиента — закон, и сегодня Ютте предстояло сопровождать Айвена на переговоры в «Фалькенштейн и полиграфические услуги».
Восемь часов. Как опытный бухгалтер, она перебрала в уме основные пункты предстоящего дня. Полчаса на сборы, выбор достойного гардероба, макияж. Полчаса на такси, с запасом времени, до отеля. В половине десятого сама встреча.
Придирчиво выбирая украшения, она задумалась — а что же оденет Айвен? Вопрос был интересный. Около двух десятилетий назад начался закат эпохи мундиров и строжайшего этикета одежды, который в Центральной Европе называли «Le code vestimentaire». Наследие Мировой войны и всеобщего милитаризма конца минувшего века не сдавалось без боя, но новое неумолимо теснило старое. Считалось, что авангардная мода расходится по всему миру из Европы, рождаясь в соперничестве Парижа и Берлина. Но в начале пятидесятых свою могучую ноту в симфонию модельного бизнеса вплела Североамериканская Конфедерация. И вот уже не первый год на улицах мировых столиц строгая мужественность заокеанского стиля не на жизнь, а на смерть боролась с легкомысленной феерией беззаботной «европейскости».
Айвен был из России, это все-таки континент, следовательно, от него можно было ожидать пиджака «колокола» в мелкую клетку и галстука в форме очень широкого ромба. Ну и, конечно, рубашка прозрачного шелка, почти полностью закрытая галстуком. С другой стороны, может быть, в душе он ближе к американцам с их деловой назойливостью и расчетом? Тогда следует ожидать классических форм, серых и коричневых оттенков, узкого черного галстука и плотную белую рубашку.
Проблема была в том, что от этого напрямую зависел и ее выбор. Спутница должна соответствовать спутнику, даже если их отношения никогда не выйдут за рамки строго деловых. Нет ничего смешнее и несуразнее делового человека и его правоведа-консультанта, одетых не в унисон.
