Две пироги медленно скользили по глади озера. Гребцы погружали в воду лопасти весел, толкали лодки вперед и замирали, не вынимая их из воды.
Они внимательно вслушивались в предрассветный туман, не скрипнет ли где корабельный канат, не ударит ли медный колокол, не послышится речь пришельцев. С тех пор как бригантины стали выходить в дозор по одной-две, охотясь на лодки, доставляющие продовольствие в осажденную столицу, касики повелели устроить засады по всему озеру. Правда, первый успех повторить не удалось, но они надеялись, верили и ждали.
И вот — удача. Иглой протыкая вату тумана, показался длинный брус на носу плавучей крепости. Привязанный к нему парус. Следом нос, густо заваленный канатами, якорями и прочей корабельной утварью. Медленно выплыли округлые борта с уставившимися прямо на индейцев жерлами орудий. Но за ними никого не было. Никто не бегал по палубе, не кричал, не показывал на них пальцами, не бил тревогу. Неужели не замечают? А может, Уицлипочтли наслал на них глубокий колдовской сон, чтоб мешики могли перебраться на борт и перерезать бессильных teules? Но нет, боги teules тоже сильны и любят своих детей. Они в любой момент могут разрушить чары, и тогда заблестят стальные клинки, полетят, сея смерть, горячие капли металла. Уж лучше сделать как задумано.
Осторожно, стараясь не издать ни единого всплеска, индейцы развернули лодки носами к камышовым зарослям, где пряталась засада. Вскочили, закричали оскорбления, завизжали, подражая звериным крикам, замолотили веслами о борта. Крепость пришла в движение, замелькали тени, послышались взрыкивающие команды. Остров-крепость медленно поменял направление хода и двинулся прямо на пироги. Заметили! Поддались?!
Мешики налегли на весла, пироги понеслись по глади озера, оставляя в кильватере барашки белой пены. Даже если корабли teules не смогут набрать достаточного хода на тихом, ночном еще ветерке, разгоняющем по округе хлопья тумана, они не собьются со следа.
До спасительных камышей уже рукой подать. Вот уже и выскакивают навстречу пришельцам остроносые лодки. Размахивают копьями и лестницами с приделанными крюками воины в белых плюмажах. Еще немного, и они окажутся на бортах плавучей крепости.
Но что такое? Почему они замерли в остолбенении? Почему не бросаются на одинокий корабль? Почему не лезут на борта, не режут растерянную беззащитную команду? Мешики в лодках-приманках обернулись. Медленно, как в липком ночном кошмаре, появляются из тумана носы еще четырех кораблей, ощетинившиеся большими и малыми стволами. Расцветают огненными цветами борта. Стрелы вспенивают воду вокруг. Крепкие форштевни ломают хрупкие шпангоуты индейских пирог, переламывают долбленки. Длинные копья, свешиваясь за борт, находят остриями черные макушки.
Вода вокруг кораблей окрасилась алым. Хитрость мешиков обернулась против них.
Военный совет на «Сантьяго» был немноголюден, но представителен. На него явились начальники всех трех корпусов и несколько капитанов, прибывших из Вера Крус совсем недавно.
Ромке, как герою дня, придумавшему устраивать на озере встречные засады, отвели почетное место по правую руку от капитан-генерала. Марина примостилась на левом подлокотнике, Мирослав выбрал себе место подальше от нее, в темном углу, и жег ее оттуда льдинками голубых глаз. Ромка тоже как-то странно посматривал на донью Марину. Что-то совсем не детское читалось в его глазах. Что-то такое, чего Мирослав в них раньше не замечал. Но почему донья Марина, почему не какая-нибудь из ее смазливеньких фрейлин? Нет, понятно, если уж брать добычу, то золотом, а если любить, так королеву, но почему…
— Сеньоры, — начал Кортес, обрывая его размышления. — Все мы уже уяснили, что невозможно засыпать все проломы в дамбах, а мосты и каналы с водой, которые мы захватываем днем, мешики ночью возвращают. К тому же они сами начали строить баррикады наподобие наших. Огромный труд сражаться и наводить мосты, бодрствовать по ночам всем вместе, кроме того, были многие изранены, а более двадцати солдат и бессчетное количество союзников из индейцев мертвы. За полтора месяца боев мы не завоевали ничего.
Он внимательно осмотрел зал, подолгу задерживаясь взглядом на каждом из присутствующих. Все ли понимают? Судя по их потупленным взорам, понимали все, кроме того голубоглазого дикаря с востока, но на него Кортес давно махнул рукой.
— Посему я предлагаю идти на город приступом и пробиваться в район Тлателолько, где главная торговая площадь Мешико — огромная, такой нет и в самой Саламанке. На ней кавалерия, основная наша ударная сила, сможет развернуться в полную силу, не то что на узких дамбах. И фальконетам будет полный простор. — Меса согласно закивал головой. — К тому же отпадет необходимость в таком количестве задерживающих и выматывающих работ. Я думаю, — голос Кортеса окреп, когда он перешел к самой важной части, — для успеха нашего предприятия хорошо атаковать одновременно из всех трех лагерей, забыв о былых обидах и распрях. — Он многозначительно смерил взглядом сидящих за разными концами стола Олида и Альварадо. — Кто хочет высказаться по этому поводу?
— Это безрассудно, — сказал Сандоваль. — Мы уже пробовали взять город с наскока и только увязли в боях. А мешики стали сильнее. Теперь, даже если мы пробьемся к площади, за нашими спинами останутся несколько лиг дамбы, которую мы никак не сможем охранить. Им ничего не будет стоить обойти нас на лодках и высадить несколько тысяч воинов, способных заново отрыть каналы. Мы окажемся меж молотом и наковальней.
— А если мы зайдем в город, то окажемся отрезанными и от бригантин, которые так нам помогают, — добавил кто-то из капитанов рангом пониже.
— Пожалуй, и я соглашусь, — покачал головой де Олид. — Затея самоубийственная.
— А я бы попробовал, — выпятил грудь Альварадо. Но сказано это было скорее в пику обидчику.
— Господа, должен вас предупредить: от времени, за которое мы возьмем Мешико, зависит все. Касики прибрежных городов ропщут, видя наше бессилие на дамбах. Еще немного, и они могут встать на сторону Куаутемока. Тогда мы лишимся не только вспомогательной воинской силы, но и продовольствия. Даже преданных нам и королю Карлосу талашкаланцев.
Все понурились, вспоминая судьбу Шикотенкатля Младшего.
— Я бы тоже голосовал за прорыв, — подал голос молчавший до этого Ромка. — Пока вы бились на дамбах, моему отряду пришлось заготавливать фураж в ближайших поселениях. Настроения у местных самые скверные. Если мы отступим, нам и всем завоеваниям в Новой Испании конец.
— Тогда я тоже за, — по-студенчески поднял руку Сандоваль. — А вы дон Кристобаль?
— Конечно, я поведу солдат в бой, — ответил де Олид. — Но хочу, чтоб вы знали, — он взглянул прямо в глаза Альварадо, — затея мне не нравится.
— Решено, — подвел под разговором черту Кортес. — Завтра выступаем по всем трем направлениям. Поровну распределим пришедшее подкрепление, а касика Тескоко с его двумя тысячами воинов отрядим в помощь бригантинам. На время продвижения по дамбам они нам очень помогут, а потом снимем пушки. Дон Кристобаль, — обратился он к Олиду, — общее руководство вашим корпусом я возьму на себя, вы же по-прежнему останетесь командовать кавалеристами.
