В детстве, начитавшись книг из библиотеки князя Андрея, Ромка часто воображал, как он сам садится на коня, берет в руки копье и выезжает на ристалище биться за честь прекрасной дамы, и сердце его сладостно замирало. Увы, в конном строю ему сражаться пока не довелось, и оставалось только завидовать товарищам, которые, уже миновав площадь, гнали мешиков по дамбе, выцеливая копьями касиков в ярких плюмажах и давя копытами мелкую сошку.
Но что это? Лошадь одного из рыцарей, вырвавшегося далеко вперед в погоне за очередным касиком, оступилась. Копыта ее заскользили на разъезжающихся досках, и вместе с всадником она рухнула в озеро, сразу скрывшись под водой. Ромка вскочил. Как?! Там воды-то курице по колено! Было. Еще один всадник, не успев остановиться, слетел в яму. Лошадь забила копытами, поднимая тучи брызг. Что-то тянуло ее на дно, не давало выбраться. Несколько рыцарей спрыгнули с коней и засуетились на краю, шуруя копьями во взбаламученной воде, надеясь, что скрывшиеся под ней ухватятся и их можно будет вытянуть на поверхность. Остальные сбились в кучу, испуганно озираясь. У одного не выдержали нервы, он развернул коня и поскакал обратно к баррикаде. Что-то темное и острое на миг высунулось из земли и ткнулось коню в незащищенное брюхо. Норовистый жеребец подпрыгнул, выгнув дугой спину. Всадник, взмахнув руками, вылетел из седла и упал на самый край дамбы. Высунувшиеся неизвестно откуда бронзовые руки потащили его вниз, под насыпь. Прямо под копытами одной из лошадей открылся люк, и она ухнула туда передними ногами. Забилась, пытаясь выбраться, да так и не смогла. Еще один всадник решил прорваться вперед, но под ним тоже открылась хорошо замаскированная ловушка. Вдоль насыпи к месту избиения кавалеристов потянулись мешикские лодки.
Ромка оглянулся на корабли. С них заметили происходящее, но не тронулись с места. Вокруг площади и дальше лежала огромная отмель, сплошь утыканная заградительными сваями. Пока обойдут, на дамбе уже никого в живых не останется. Бросил взгляд назад, на вторую и третью роты, копошившиеся внизу у отбитых орудий. Схватил за ворот ближайшего испанца и заорал ему в ухо: «Беги вниз, скажи, чтоб шли на выручку», и стрелой слетел вниз. За ним горохом посыпались солдаты его батальона.
Он мчался вперед, не чуя под собой ног, не замечая, что забыл нацепить обратно снятый после боя за баррикаду щит. Сбоку за левым плечом вдогон застучали сапоги Мирослава. Поравнявшись с Ромкой, он мотнул головой, мол, все на месте, мы с тобой, и чуть поотстал, формируя привычный боевой порядок.
Впереди творилось неладное. Повылезавшие из лодок мешики длинными, похожими на алебарды крюками тянули с седел бешено отбивающихся рыцарей, подсекали ноги коням, кололи их копьями в не защищенные доспехами животы и шеи. Стянутых бросали в лодки и отвозили подальше от берега. Кортес и еще десятка полтора всадников, поставив лошадей крупами внутрь круга, рубились как черти, но справиться с наседающим врагом не могли.
Всадники пошли на прорыв, одновременно рванув с места. Топча не успевших убраться с дороги мешиков, они понеслись к рукотворному провалу, отделяющему площадь от дамбы. Несколько кабальерос слетели с коней, будто натолкнулись на невидимую преграду. Одна лошадь споткнулась о брошенное под ноги копье и кувырнулась через голову, подминая под себя всадника. Кортес получил копьем в бок, пошатнулся, но кираса сдержала удар.
Его гнедая кобыла с бешено выпученными глазами взмыла в воздух и приземлилась на край пролома передними ногами, засучила задними, пытаясь удержаться. Расшатанные кирпичи обвалились, и капитан-генерал, взмахнув руками, исчез в проломе. Оттуда, снизу, раздались торжествующие крики.
Не раздумывая, Ромка спрыгнул в кипящую воду, занося над головой меч. Прежде чем враги, облепившие долговязое тело Кортеса, как муравьи гусеницу, отшатнулись, несколько успели упасть с рассеченными головами, один — согнуться в три погибели, собирая выпущенные кишки. Еще один отлетел к стене, отброшенный молодецким пинком ноги. Мирослав ящерицей соскользнул по почти отвесному склону пролома и заметался между врагов, разя саблей и жаля коротким кинжалом. Еще несколько испанцев, сверкая обнаженными мечами, спрыгнули сверху, подняв фонтаны брызг. Кортес тоже не плошал: хватая за ноги, он валил мешиков в грязь и вис на ногах, не давая сопротивляться. Наконец в живых не осталось ни одного врага.
Победной музыкой над их головами загрохотали выстрелы, давая понять, что подоспела помощь. Ромка с Мирославом подсадили вывалянного в грязи капитан-генерала, потом вылезли сами. Огляделись. Дамба перед ними была сплошь залита испанской и мешикской кровью, истыкана дырами, ямами и провалами. Построить на ней баррикаду было решительно невозможно. А с той стороны этой полосы отчуждения уже собирались новые орды мешиков.
— Кто-нибудь спасся? — спросил Кортес дрогнувшим голосом.
— Из вашего отряда, сеньор капитан? — переспросил кто-то. — Человек пять. Остальные полегли или были захвачены живьем.
— Сорок пять христианских душ?
— Только кавалеристов, да пехотинцев еще не менее двадцати, — в голосе говорящего послышалась злая дрожь.
Кортес пошарил глазами по окружающим его людям и наткнулся на окровавленное, перекошенное лицо Олида.
— Но вы-то выжили.
— Да и вы выжили, сеньор командующий, — бросил дон Кристобаль и, опустив плечи, побрел обратно к полуразрушенной баррикаде. За ним потянулись остальные. Ромка и Мирослав помогли Кортесу утвердиться на ногах и, поддерживая его с двух сторон, повели следом. Капитан-генерал был подавлен. Таких потерь его армия еще не несла никогда.
С высот главного си, посвященного Уицлипочтли и Тескатлипока, раздавался гул огромного барабана, инструмента дьявольской мощи, слышного за две лиги. Его глухому подземному ритму вторили рога и флейты. На вершине чадили видные даже в свете дня костры. Едва заметные фигурки копошились наверху, сортируя пленников, что длинными колоннами тянулись по огромной лестнице на фоне белых стен. От тех, которых уже привели на верхнюю площадку, требовалось поклоняться стоявшим там статуям. Многим надели на головы уборы из перьев и заставили танцевать с какими-то веерами перед изваянием Уицлипочтли, а затем, после окончания танца, помещали спинами поверх узких камней и вырывали бьющиеся сердца, а тела сбрасывали по ступеням вниз. А внизу уже ждали их другие индейцы, отрезали руки и ноги, а с лиц сдирали кожу для последующей выделки. Лица вместе с бородами сохраняли для развлечения на празднествах, а мясо посыпали перцем чили — заготовляли для пиршеств.
Мешики съедали ноги и руки, сердца и кровь предлагали богам, туловище, животы и внутренности бросали ягуарам, пумам, ядовитым и неядовитым змеям, что находились в постройке для храмовых животных. Краем глаза следя за происходящим через высокое стрельчатое окно тронного зала, Куаутемок диктовал писцу указание, прихлебывая горячий шоколад:
— По всем селениям надлежит разослать гонцов со строгим приказом — немедленно покориться и отстать от союза с teules. В крупные же города надлежит взять им с собой руки и ноги, кожи с лиц вместе с бородами убитых пришельцев и головы убитых лошадей. Отправляться немедленно.
