— Не писал ничего такого!
— Ну это мы уже совместно восстановили не договоренное честным и постоявшим за честь Руси репортером… под вторую бутылку. Под тосты о вашем здоровье, и пусть знают наших. Мне особенно понравилось искреннее негодование в статье, описывающей отвратительную подготовку полицейских и незнание ими необходимых процедур. Вроде предъяви они правильно оформленные ордера на арест — и вы бы не стали нагло бить в растерянные лица. Покорно бы позволили себя связать и препроводить в кутузку. Гы. Да я бы таких ухарей в военное время непременно к стенке поставил. Просто на всякий случай.
— Мы не стали дожидаться подхода дивизии, — скорбно сообщаю. — Срочно уехали. А то и среди турок попадаются любители отрезать головы.
— Обычай у монголов такой, — сразу понял. — Ничего не поделаешь. Кто доложил?
В дверь постучали, и, не дожидаясь разрешения, заглянул Красильников.
Благодаря ему я пристроился на полное довольствие. Даже личную койку отхватил. А что? Старый хороший знакомый. Успевший закончить артиллерийское училище по первому разряду
[19]
до войны и командовавший артдивизионом еще во времена, когда я только попал на фронт рядовым, после тяжелого ранения перевелся в формируемые бронеавтомобильные подразделения.
Сблизились мы, конечно, гораздо позднее, во время его командования наиболее боеспособной частью добровольческой бригады — бронепоездом. Стрелять они умели виртуозно, и не последняя заслуга в этом командира.
С виду простоватый, с совершенно не идущими ему маленькими усиками, вечно ходил в каком-то старом комбинезоне, иногда попадая из-за отсутствия признаков формы и знаков различия в дурацкие ситуации. Для нас важнее было умение точно попадать. Не раз бывало, «Забияка» накрывал мятежников первым же залпом. Видимо, неплохо учили артиллеристов в Саратовском заведении.
Зато и пили на бронепоезде по-черному. Это вообще была занимательная особенность добровольцев. Большинство не просто успело повоевать — основная масса состояла из офицеров или юнкеров. В бою вели себя очень грамотно, однако вне строя не считали важным соблюдать признаки дисциплины.
— Японцы прибыли, — доложил Красильников.
— Пошли, — сказал мне Тульчинский, поднимаясь. — Поможешь.
Перед штабным вагоном выстроилась шеренга молодцов при полном параде с выпученными от усердия глазами. Винтовки «на караул», на фланге офицеры во главе с Красильниковым. Оркестра вот не наблюдалось. Как-то не догадались с собой притащить.
Напротив почетного караула стояли трое в форме японской императорской армии. Даже с желтыми околышами на фуражках — вблизи никак не спутаешь с нашими доблестными хазаками. Совсем другой тип лица. Один чуть спереди, и по этим странным полупогончикам на плечах — майор. Какого шайтана нам в учебном полку в свое время кроме австрийских знаков различия вбивали еще и японские, мне и через годы не понять. Потенциальный противник. Однако пригодилось.
Майор подчеркнуто поклонился и застрочил по-английски. Я правильно сообразил, в чем помощь должна выражаться. Английского Тульчинский не знает. Запросто.
— Его зовут Окумура, — принялся бодро толмачить. — Он из Седьмой дивизии, стоящей в Люйшуне и Даляне. Он говорит, действия русской армии были блестящими, и по поводу разгрома китайцев японцы плакать не собираются. Однако они хотели бы уточнить, не полезем ли мы дальше и насколько далеко простираются наши претензии. Железная дорога на юг построена японским правительством, принадлежит ему, и имущество тоже. Да и вообще не мешало бы обсудить кой-какие хозяйственные и политические вопросы. Пока неофициально.
— Очень ворный перевод, — сообщил Окумура на почти нормальном русском языке. До меня не сразу дошло, что «ворный» — это вольный, он «л» не выговаривает. — Смысл тем не менее передан верно.
Японец оскалился, показывая мелкие кривые острые зубы.
— Русское командование стремится к скорейшей нормализации обстановки в этих районах, — с еще более широким оскалом сообщил Тульчинский. — Пожалуйте в штабной вагон — я вижу, переводчик нам не понадобится. — Он изобразил поклон, и воистину безупречно. Градусы наклона выверены абсолютно точно. Буквальное повторение японского.
Те дружно зашипели что-то непонятное. Не по-русски и не по-английски, но вроде довольно, и гуськом направились ко входу в вагон.
— Смирно! — дурным голосом заорал Красильников. Рожа у него была страшно довольная, и смотрел он на меня. Откуда мне было знать, что Окумура понимает русский? Чего вдруг его понесло на островном наречии объясняться, если прекрасно может по-нашему?
— Чего смешного, Иван? — зло спрашиваю Красильникова.
— Да не дуйся ты! Все вышло прекрасно. Я, как начальник автоброневого отряда, выношу личную благодарность за правильную атмосферу начала переговоров. Они теперь непременно пройдут в теплой дружественной обстановке. Пойдем хлопнем. У меня во фляжке натуральный французский коньяк… Соглашение о порядке охраны железной дороги на юг и нашем участии в эксплуатации, впрочем, как и о границах Монголии, было заключено еще правительством Китайской империи. Она не первый год отсутствует, — наливая по новой, сказал Красильников. — Заметил, мы рельсы старались не трогать? Никакого ущерба иностранному имуществу. Да и своему. Там русской доли не больше десяти процентов, но все же.
— За твое здоровье!
Чокнулись. Настоящий коньяк. Выдержанный.
Мы сидели прямо на подножке вагона, и не сказать про особое удобство. Зато лишних ушей рядом не имеется.
— Рано или поздно японцы все равно введут войска — якобы для охраны своих интересов. А там недолго и до оккупации всей провинции. Русь просто сыграла на опережение. Мукден нам выгоднее в качестве буфера. Генерал Фэн Юйсян получит власть…
То-то его войска даже не пошевелились, понял я.
— И в придачу наших советников. Но вот Токио оккупация не понравится. Потому они и приехали. Предварительные переговоры. И уровень такой. Наш майор Окумура — начальник разведки японской Северной армии. Той, что достаточно самостоятельна в действиях и имеет влияние на правительство. Выходить на более высокий уровень — показать заинтересованность. Зачем? Это Восток. Тут важно не потерять лица. Мы уйдем только после подписания договора об аннексии Внутренней Монголии. Фэн легко и сегодня подпишет, но нам нужна подпись Пекинского правительства. Для снятия в дальнейшем всех вопросов. Иначе потом китайцы в одностороннем порядке потребуют вернуть все к первоначальному состоянию. А так — правильно. Не чья-то марионетка подмахнула, а правильная печать стоит. И вот здесь начинаем давить на Пекин вместе. Мы и они. — Он кивнул на место, где раньше стоял Окумура.
— А что они получат?
— Вот этого мне не докладывали. Я человек маленький. Три бронепоезда, десяток броневиков и грузовики. А высокая политика не по моей части. Может, отдадим свою долю в Южной железнодорожной компании. А может, что другое. Я верю, — подмигивая, сообщил, — в добрую волю договаривающихся сторон и доброжелательность.
