Тропинка больше напоминала сплошную грязевую ванну, в каких богатенькие до Австрийской норовили полежать, якобы лечась. Морды кривили на иноверцев, а сами ездили. Стоило мотаться на заграничные курорты, когда дома грязюки огромное количество. Он с чавканьем переставлял ноги, тщательно следя, чтобы не поскользнуться. Упадешь — утонешь. А уж извозюкаешься наверняка. Грязь неохотно отпускала, с новыми силами цепляясь за сапоги. Ну ему не привыкать. Пехота тем и занимается, что постоянно топчет землю в отвратительных условиях, а разведка еще и на пузе старается. Пожалуй, ползком больше выйдет, чем ногами. За эти годы он наверняка намотал путь вокруг земного шара. До Тихого океана и обратно — точно.
Понемногу дорога становилась все лучше. Появились тротуар и замощенная проезжая часть. Дома тоже подросли. Маленькие невзрачные хаты почти как в деревне — на глазах превращались не в особняки, но приличные дома. Заборы стали прочнее и выше, уже не все серо и уныло. Их семья тоже жила в похожих условиях. Не нищета, люди нормально зарабатывающие проживают. Понятно, не из образованных, но квалифицированные.
Впереди двое мальчишек выясняли отношения. Наскоки, крики и не особо приличная речь. Без особой злости, просто возраст такой. Зачем дурью маяться, если спросить можно? Он и так бы нашел, но в незнакомом городе не стоит бегать по улицам. Можно и нарваться, а документов нет. Ян махнул рукой, подзывая, и они, моментально забыв про разногласия, охотно подошли.
— Где улица Садовая, знаете?
— А кто нужен? — спросил более худой, шмыгая сопливым носом.
— Четырнадцатый дом. Нуялисы.
— Знаю, — согласился мальчишка. — Это врач, — пояснил он приятелю.
— Вот-вот, — обрадовался Ян. — Покажешь?
— За сигарету, — звучно высморкавшись, согласился тот.
— Пророк тебя не поймет, — усмехнулся Ян, — он завещал людям помогать.
— Главное — чтобы мать не поймала, — очень логично заявил тот.
— Махорки отсыплю, а сигарет нема.
— Пойдет, — согласился второй, хитро блестя глазами и протягивая руку: — Давай!
— ?
— Два квартала прямо, поворот налево. На воротах написано «Приемная». Раньше на дому лечил. Он вообще в госпитале, но жена должна быть дома.
— Вы проводите — тогда и получите, — сердито сказал Ян. Так проколоться. Ведь правильно шел!
— Запросто, — довольно сказал худой, в очередной раз шмыгая носом и вытирая сопли рукавом. — Мы же не мазурики, и совсем не трудно. Пять минут — и будет Садовая!
…Ян старательно вытер подошвы от налипшей грязи и позвонил. В глубине дома задребезжало, но пришлось несколько минут подождать. Дверь распахнулась, и маленькая худенькая женщина вопросительно посмотрела на него.
— Я… это… — сообщил с изрядным удивлением Ян, пытаясь понять, как у такой матери мог родиться этот огромный жлоб. — От Радогора.
Больше он ничего сообщить не успел — был цепко схвачен за рукав, с неожиданной силой затащен внутрь и препровожден в залу. Даже снять шинель не дала, волоча его за собой и громко сзывая дочерей. В его представлении они были малявки, во всяком случае лейтенант, тьфу, капитан, никак не привыкнет, еще одну звездочку дали перед самым отъездом, так говорил, а оказались уже взрослые девицы. Шустрые до невозможности и энергичные. Старшую вроде Айша зовут, а имени младшей он не запомнил. Одна, не дожидаясь подробных объяснений, поспешно кинулась звать отца, другая пихнула на стул.
Он осторожно приземлился на краешек, стараясь не касаться чистой скатерти на столе и не запачкать стул. И так не сильно чистый и, возможно, вшивый, да еще двое суток в угле возился. В прошлом году завалились они на постой к местной помещице переночевать. Единственный на всю округу сохранившийся дом. Та была само радушие, пока по рукаву не промаршировала батальонным строем колонна вшей. Надо было видеть ее побледневшее лицо и как она шарахнулась.
Ян достал из вещмешка письмо и сверток с деньгами и протянул матери.
— Вот, — сообщил с облегчением. Что еще сказать, не знал. Задача выполнена, пора смываться. Еще на станцию топать.
Никуда его не отпустили. Сначала было прочитано немногословное письмо, с обычным набором — «жив, здоров, чего и вам желаю». Потом начались расспросы. Ян косноязычно отвечал, стараясь говорить поприличнее, не срываясь на мат, и тихо изумлялся странным представлениям о фронте вообще и солдатской жизни в частности. Вопросы были изумительные:
— Откуда столько денег? Да у нас тратить не на что. Все за государственный счет. И еда, и одежда. Вот и собралось. Да ему еще что-то за награды положено.
У начштаба полка в карты выиграл. Ну не сообщать же. О, «мальчик». Надо же. Наш бывший лейтенант ребенок. На самом деле старший лейтенант раньше был, но никто так не говорит. Все младшие просто лейтенанты — и старшие автоматически превращаются в просто лейтенантов. Как подполковники и подполковники в полканов. И ведь для матери именно так. Наверное, и я для своей представляюсь невинным теленком. Тот еще Радогор перец. Мы же даже не штыками работаем — руками. Ножиком под лопатку. А ту немчуру он вообще руками удавил. Посмотрела бы мать в этот момент на личико своего мальчика — испугалась бы. Тут кто хочешь испугается. Рожа перекошенная и очень неприятная. Интересно бы на собственную в схожий момент посмотреть. Видать, ничуть не красивее.
— Как нас кормят? Прекрасно. Все по штатным нормам. Особенно когда, как сейчас, в окопах сидим.
На память перечислил полный список норм. Такие вещи он прекрасно помнил. Читали с голодухи приказ и ухохатывались. Звучало прекрасно. Правда, паек здорово урезали в прошлом году, но им откуда знать. Про пшенку, что из горла назад лезет, и вороватых интендантов распространяться не стал. Как и про убитую снарядом лошадь, из которой вырезали куски на морозе. Та еще работенка. Как дерево пилишь. Рассказать в подробностях про продсклад — так ведь не поверят. Если мясо не поступает вовремя, его по специальным таблицам заменяют по весу один к трем рыбой. А можно и консервами или колбасой. Где, интересно, водятся интенданты, способные оторвать от сердца колбасу, а не затхлые сухари по той самой таблице взаимозаменяемости и калорийности, в которой ведро воды запросто замещает котелок каши? Или недоброкачественная рыба списывается в отходы (а ее уже выдали взамен мяса), и тот самый окорок уходит налево? Нет, лично их роту не обижали. В каком-то смысле на привилегированном положении, всегда приварок есть, но когда в поиске, горячего не увидишь. Тогда и сухарь — лакомство. Сухой паек на сутки-двое, а иногда приходится и больше сидеть. Тут и копыто за еду сойдет. Объяснять? Да ни за что! Питаются почти как в ресторане. Пехтура гораздо хуже живет. Что да, то да. Все в сравнении.
— Шерстяные носки?
Ян попытался вспомнить, есть ли у Радогора шерстяные носки, но в памяти не отложилось. Хватало других забот.
— А как же! — подтвердил, не краснея. — Имеются. Офицер все-таки. Не в портянках ему ходить.
