— Когда-то, — сообщила Айша, глядя в окно, — много споров было по поводу пуска трамвая. Раньше вода стекала к середине улицы, ее специально делали немного вогнутой, а оттуда в канализацию. Пришлось все перестраивать. Не ездить же по лужам. Переделывали покрытие, значит, и канализацию. Дорогое удовольствие. Да ладно, — сказала, подмигивая, — не строй из себя съевшего лимон, должна я производить впечатление очень умной и всезнающей?
— Замуж не возьмут. Чем жена образованнее, тем меньше за нее платят. И это правильно. Меньше претензий.
— У нас нынче свобода, — хихикнула она. — Сама выбирать буду. Слышал про новый указ о правах женщин?
Пожилой сосед напротив в крестьянском чапане нехорошо глянул и зашевелил губами беззвучно. Легко можно было догадаться, что не молитвы читает, а матерится.
Постепенно вагон пустел, люди выходили, нередко не забывая вежливо попрощаться. На улице уже темнело, и фонари, как положено, в последние месяцы не работали. То ли экономят, то ли продают топливо налево. На знакомой остановке Ян спрыгнул и подал руку девушке. Локоть кренделем, как заведено воспитанным людям прогуливаться.
— Так что не так с Радогором? — спросил он, оставшись наконец без лишних свидетелей.
— Я правда не знаю, как объяснить. Не понравился мне братишка. Вроде ничего ужасного, но уж больно сильно изменился. Я понимаю, война… Все равно. Глаза у него… нехорошие. Зима внутри. Смотрит, как взвешивает, и вместо зрачков дуло. Да оно и неудивительно, если видоки не врали. Даже в газетах открыто писали. Сначала бои, когда артиллерия по людям на улицах палит и из пулеметов по толпе. А потом во Владимире вешали сотнями. Прямо на деревьях вдоль бульвара. Мятеж — да, но сами они не такие? Власть скинули силой и сами уселись. — Айша запнулась и искоса взглянула. Сказанное вполне можно было отнести и к Яну.
— Если победили — не мятеж, — усмехаясь, сказал он. — Законное правительство. А у меня с глазами как?
— Нормально. Я тебя не боюсь. Напротив, спокойно себя рядом чувствую.
— Это ты меня раньше не знала. Как бы на меня дома рты не поразевали. Я ведь на год больше Радогора хлебнул. Ты просто подумай, что значат обычные фразы «снял часового» или «пошли в атаку». Это ведь самое страшное. Сидишь в окопе — прекрасно знаешь, вот-вот команда прозвучит, но вдруг отменят? А потом: «Взвоод! Приготовиться к атаке!» И наступает полная тишина. И ты уже знаешь — сейчас. Под пулеметы по пустому полю. А пойдешь. Все идут. И все дрожат. И привыкнуть невозможно. Кто реально смерть видел, очень не любят рассказывать подробности. Кто хвастается подвигами, дальше дивизионного тыла не присутствовал и австрияков только пленных видел.
Девичьи пальцы осторожно сжали ему руку. Успокаивает. Не побывавшие в этом аду никогда не поймут, что такое война. И нет слов передать чувства. Да и не хочется. Неприятно душу выворачивать наизнанку.
— Мы все от рождения оружие, — сказал вслух. — В обычной жизни предохранитель предусмотрен. Воспитание, законы, традиции, чужой авторитет. Большинство редко срывается. А сейчас все подряд имеем разболтавшийся предохранитель. У кого больше, у кого меньше, но стоит стукнуть посильнее — запросто выстрелим. И не холостыми. Иные потом жалеть будут, а иные и нет. Наступит спокойствие, постепенно назад прикрутится, разве что ночью кошмары приснятся, но все со временем проходит, а пока лучше заранее готовиться к… к неадекватной реакции.
— А Арсан?
Опа, а не так она и равнодушна.
— О, — делая бесстрастное лицо, сказал Ян, — Гусев из моих знакомых самый спокойный, правильный и устойчивый. Вот за ним прятаться — как за каменной… нет, железобетонной стеной. В лепешку расшибется, но жене жизнь хорошую обеспечит. Только его направлять надо. В умной хозяйке нуждается.
— Скажешь тоже, — воскликнула Айша, — а то я не понимаю к чему!
А щеки-то покраснели, отметил Ян. Может, и сладится.
Радогор сидел у стола в окружении всех родственников и, судя по радостному виду, с которым он вскочил, мечтал поскорее удрать из теплых семейных объятий. Сцена очень напомнила Яну его собственное первое посещение данного дома. С тех пор он уже слегка привык и перестал заикаться, навещая, но этому еще предстоит. Парень так старательно культивировал образ героя, что и сам поверил, а дома его помнят совсем другим. И не гаркнешь, как хочется, на близких людей. И не пошлешь по известному адресу. Так что Ян совершенно не удивился, когда его после объятий срочно поволокли в другую комнату. Удивительно еще, что капитан на шею со слезами не бросился. Ян не забыл слов «мой мальчик» при знакомстве.
Захлопнув дверь, Радогор довольно вздохнул и рухнул на кровать. Сапог, между прочим, в доме не носит. Воспитанный. Правда, носки совсем новые. Натурально только что врученные. Раньше наверняка портянки грязные были.
Ян с любопытством осмотрелся. Здесь он ни разу не был. Тесная комнатка. Узкая койка, стол, стулья и старые учебники. А пыли нет. Старательно убирали — и неудивительно, если регулярно.
— Ну как?
— Я думал, вы живете богаче, — сознался Ян. — Видно же, самоцветов и рысака с коляской и раньше не нажили.
— На один заработок врача трое детей. Не сказать не хватает, но не зажиреешь. Вечно отец частных пациентов принимал, а потом еще в государственную больницу мчался. Но я не про это. Как чувствуешь себя с офицерскими погонами?
— Да мне по хрену. Ничего не изменилось. Я ведь и раньше у тебя заместителем фактически был. Без погон со звездочками ответственности меньше. Развернулся и пошел.
Радогор сел и уставился на него.
— А мне другое рассказали. Большой человек стал. Незаменимый.
— И кто на меня клепает, господин капитан?
— Да много кто. Начиная с Морозова и заканчивая Юнаковым.
— Ого. Ты запросто с генералами беседуешь! А чего тогда… — Ян показал вокруг себя. — Вызвал бы официально.
— Непочтительным ты всегда был, — неизвестно кому пожаловался Радогор. — Помню, приехал я из училища, горя желанием совершать подвиги, а ты меня в сторонку отвел и крайне нагло посоветовал не лезть вперед опытных людей. Делай как я, сказал, и учись. Обидно-то как было — я ведь так старательно усваивал воинские науки от преподавателей. А тут рожа какая-то неумытая. Хорошо, хватило ума послушаться. Теперь я понимаю, когда можно на «рывок», а когда и неделями смотреть все варианты отхода и изучать каждую складку местности перед поиском. Ничего не изменилось. Просто вместо австрийских окопов нас ждут ничуть не меньшие сложности. И убивать здесь тоже станут всерьез. Уже происходит. Люди хотят все сразу — или вообще ничего не менять. Пришло мое время воспитывать. И лучше это с глазу на глаз обсудить.
— Я внимательно слушаю, — подтаскивая стул и садясь на нем наоборот, так чтобы спинка была спереди, согласился Ян. — А вот хватит ли у меня ума последовать совету…
— Да не поучения это. Гораздо хуже. Предложение. Я ведь чего первоначально хотел. Забрать тебя с собой. Мне проверенные и обстрелянные вот так нужны. — Он провел рукой по горлу. — Ты же представляешь, что вокруг творится?
