Двуглавые орлы будто ожили, их лапы, держащие скипетр с державой словно разили невидимого врага. Именно знамена поймали первый луч света, поднимающегося из-за горизонта солнца. Пули и стрелы летели в них, но пролетали мимо, в место знамени они впивались в тела наступающих. Но солдаты упорно бежали вперед. Вот добежали воины с лестницами и рогатками. Дзынь! Звонко щелкнула тетива осадного скорпиона – древнее самой башни на века. И откуда он тут взялся? Полутораметровая стрела навылет пробила двух воинов поднимающихся по лестнице на вал.
— Поднажмите братцы! Кидай гранаты! — кричали спешащие забраться наверх солдаты.
— Взвод на месте стой! В две шеренги становись! — в это же время офицеры получили приказ прикрыть взбирающихся наверх собратьев, и теперь сержанты выстраивали подчиненных для огня по мельтешащим на стенах защитникам.
— Первая шеренга… товсь! Целься! Пли!
— Вторая шеренга… товсь! Целься! Пли!
Сверху на поднимающихся по лестницам пехотинцев начали падать раненые и убитые слитными залпами степняки. Большая часть в страхе укрылись за земляными насыпями- бортами, но стоило бомбардирам занять удобную позицию как наверх полетели вонючие дымящиеся гранаты. Одни затухали в полете, другие прогорали и не срабатывали, но даже одна взорвавшаяся бомба из трех сеяли панику в ряды крымчаков, привыкших грабить и уводить в полон, а не сражаться с регулярными войсками.
И все же при всем превосходстве русских войск бой шел жаркий, юркие кривоногие степняки били из луков почти в упор и редко промахивались. К тому же каменная башня, одиноким великаном возвышающаяся над сражающимися постоянно огрызалась картечным и фузейным огнем. Янычары, засевшие в ней с остервенением били по наступающим. Вдруг в одной из бойниц раздался грохот, и на головы солдат посыпалась каменная крошка, кому-то не повезло, и его зашибла раскуроченная часть древнего бронзового орудия.
— В штыки их! — вот, наконец, первый солдат взобрался на вал и теперь с фузеей наперевес бросился на огрызающихся хлипкой стрельбой лучников. Но, не пробежав и пары шагов, муромский богатырь упал с двумя стрелами в груди. Перед смертью он успел взглянуть на чистое голубое небо сердце наполнилось небывалой радостью, но Костлявая уже выдернула душу воя, лишив его послдених мгновений счастья. Следом за убитым на вал попрыгали его товарищи, а за ними уже с других лестниц начали перепрыгивать и пермяки.
— Ломай дверь! — седовласый сержант, ветеран не одной войны оглядев позиции крымчан, едва слышно фыркнул, и со своим взводом подхватив свежее, недавно срубленное бревно бросился к дверям башни. — Раз, два взяли! И р- раз! И д-два!
Луженная сержантская глотка с легкостью перекрикивала стрельбу и грохот битвы.
Янычары, засевшие в башне, продолжали отстреливаться, но уже не так остервенело, скорее по долгу службы. Взращенные из славян воины поняли, что битва за Перекоп проиграна, им сверху было лучше видно, как середина вала медленно продавливается русскими войсками, а край уже взят, вон на крайней башне трепыхается на слабом безвольном ветру зеленое знамя.
Солдаты продолжали биться, они не могли видеть как сотни и сотни крымчаков бегут к коням в панике вскакивают на них, устремляясь как можно дальше от русского воинства. Настегивая нагайкой бедных ни в чем не повинных животных, они неслись прочь от Перекопа вглубь обжитых земель Крыма.
* * *
Конец октября 1712 года от Р.Х.
Карасубазар.
Девлет-Гирей с двадцатитысячной армией отступал к Бахчисараю, вторая половина армии должна была сдержать русских под Перекопом. Причина отступления была проста – Кафа и Керчь больше недели находились в руках неприятеля. Треклятые подлые урусы обманули хана, они посмели использовать против него его заклятых врагов – черкесских князей…
В 1707 году он ходил на них в поход, но видно не сумел обуздать ненавистный дух и теперь они мстили крымским стервятникам и падальщикам за былые обиды. Вместе с черкесами на русских транспортах переправился отряд калмыков. Весь карательный корпус степняков насчитывал меньше шести тысяч всадников. Мало для полноценного рейда, но из-за того, что хан, уходя в набег на Россию, в стойбищах оставил только дряхлых стариков и мальцов, толком не умеющих держать саблю, участь прибрежных городов была решена.
Непредупрежденные крымчаки пропустили сдвоенный удар калмыков и черкесов. Словно бесы они налетали на стойбища рубили, сжигали все на пути, не оставляли никого: ни старух, ни стариков, разве что молодых дев закидывали на круп и оглушив визжащую добычу увозили с собой. По договору с царем, русский флот под командованием генерал-адмирала Апраксина должен был сопровождать транспорты и помогать им во всем, в том числе бомбардировать Керчь и отгонять сильно ослабленную флотилию турок, большая часть которой отошла к Стамбулу. Видимо султан решил перестраховаться, и собрал под руку любые орудия: наземные и морские. Впервые за историю Азовская флотилия, строившаяся в Воронеже и затонах Волги, имела превосходство над врагом. Русский флот стал полноправным хозяином моря, и не важно, что море это Азовское, важен факт этого.
— Кучум, ты видишь впереди этих собачьих детей? — хан, скакавший в центре войска, с удивлением заметил на краю горизонта мелькающие фигурки всадников.
— Да, мой господин.
— Прикажи тысяче Пархана выступать, остальным готовиться к бою.
Девлет-Гирей не делал опрометчивых поступков. Он давно был бы владетелем обоих азовских Берегов, если бы Высокая Порта помогла в свое время янычарами и орудиями, но, увы, султан был занят другими делами и не видел на сколько усилилась Русь.
Все чаще в голову Девлет-Гирея закрадывалась мысль о том, что этот год станет для него последним. Не помогут ни орды буджаков, ни единсеейские вассалы. Их самих загнали в угол, да султан к тому же их ополовинил, забрав большую часть воев в войско.
Между тем стоило крымчакам отдалиться от основного войска, как мелькающие на горизонте всадники бросились в сторону побережья. Тысяча Пархана не смогла их догнать, а только зря загоняла лошадей и через полчаса крымчаки возвратились назад. Но как только они вернулись, на горизонте опять показались всадники. Хан вновь приказал прогнать их, на сей раз всего лишь одной сотней, хотя понимал бесполезность приказа – степняку сложно угнаться за таким же степняком, будь он калмыком, ногаем или черкесом.
Вражеские разведчики постоянно следили за войском Девлет-Гирея, до тех пор, пока он не оказался у предместий Кафы. Здесь он увидел сожженные предместья города, черные от копоти стены и повсеместную разруху. Хан проклинал подлых черкесов, но поделать ничего не мог. Да и что тут сделаешь, если половина нападавших находятся в вассалитете у Москвы, а вторая половина, некогда просившая ханского соизволения поступить на службу, теперь обратила сабли против него?
— Беда, о солнцеликий! — под ноги сидящего в шатре хана бросился один из сотников, оставленных недавно под Перекопом.
— Вышли прочь, — негромко сказал столпившимся возле входа в шатер приближенным, кто-то из них хотел, было что-то спросить, но Гирей вновь повелительно бросил:- Прочь я сказал!
