Мельников уже начал опасаться, что бургомистра хватит удар. Наконец он несколько пришел в себя. Но дело решила его жена. Она вошла в комнату и сказала с порога:
— Гюнтер, скажи им все!
— Господа, никакой связи с этими бандитами у меня не было! Я клянусь! Я про тех трех людей… Я точно ничего не знаю, я только догадываюсь. А ваши контрразведчики про это даже не спрашивали. Я так думал — если они получили документы, значит, ваши люди и так узнали все, что нужно. Поймите, я мирный человек, я никогда не сочувствовал нацистам, я всегда старался держаться подальше от этих игр. Я просто выполнял свою работу. Я так же выполняю ее и при новой власти…
— Так о чем вы догадывались?
— Эти люди работали не в Алленштайне. Они были как-то связаны с секретным объектом на востоке.
— В России?
— Нет, я имею в виду окрестности. Восточнее нашего городка, точнее, юго-восточнее, была запретная зона.
— Туда ведь нет дорог!
— Туда есть дорога. Ее нет на карте.
— Что было на объекте?
— Это никто не знает. Запрещено было даже туда приближаться. Жители нашего города вообще боялись ходить в ту сторону.
Мельников усмехнулся. Дело знакомое. Из разговоров с немцами он понимал, что многие из них, если не большинство, старательно закрывали глаза на то, что происходило при нацистах. Старались этого не видеть и об этом не думать. Знаете, как это бывает: пьяный хулиган дебоширит в трамвае, а люди сидят и смотрят в окна. Делают вид, что ничего не происходит. Так получалось и в Германии: никто ничего не знал! Конечно, нацисты обожали всякую секретность, но для того, чтобы не видеть очевидное, надо постараться. Что-то я отвлекся, оборвал себя Мельников. Если там был военный объект, то тогда, конечно…
— А когда там все перекрыли? В смысле — устроили запретную зону?
— В конце сорок третьего. Но, видите ли, туда всегда ходило мало людей. Там нечего делать. Лес и болота. Безлюдные места… До войны окрестности озера посещали исключительно любители утиной охоты.
Вот те на! Мельников, конечно, не особо знал Восточную Пруссию, но кое-что повидал. Ему казалось, что здесь всюду население кишмя кишит. А оказывается, не все так просто. Но бог с ним, с этим объектом. Не нашего это ума дело. Вернемся к убитым и самоубийцам.
— Господин бургомистр, кто были эти люди? Они были военные или «черные». Я хотел сказать — эсэсовцы.
— Этого я не знаю. У одного была выправка явно военная. Двое остальных на военных не были похожи.
Больше ничего путного добиться не удалось. Мельников долго думал, брать бургомистра под арест или нет? Но потом решил ограничиться полумерами. Послал Копеляна, тот привел еще одного бойца, которого и поставили охранять дом. Так сказать, домашний арест. Приедут серьезные люди, пусть они и решают.
Когда они наконец расправились с делами, уже рассветало. Мельников пересказал товарищу содержание беседы.
— А то, что, все это мне сильно не нравится, — подвел итог старший сержант.
— Да уж чего хорошего…
— Я не о том, я об этом объекте. Немцы, конечно, любили создавать всякие запретные зоны. Но сам посуди. Война кончилась, а людей убивают. Зачем?
— Постой, в первом случае же все вывернули, а во втором…
— Может, они и хотели замаскировать все под ограбление? Мы ведь и поверили. А второй раз не вышло. Этот самый Шахт был начеку. А убить его было надо.
— Получается, мы помогли каким-то гадам, сами того не желая?
— Выходит, так. Слушай, а как это ты его так мастерски разговорил? Я, конечно, по-немецки через пень колоду понимаю, но интонации-то чувствуются…
— Видал я в партизанах, как наши особисты работают. Да и у фрицев тоже учился. Были у нас люди, которые попадались к фрицам, а потом им удавалось уйти. Их всегда подробно расспрашивали, как говорили, да что им говорили…
— А я-то думал, в гестапо сразу пытать начинали.
— Не сразу. К тому же чаще нашими не гестапо занималось, а тайная полевая полиция
[11]
. И они не всегда сразу с мордобоя и пыток начинали. Но что мы узнали? Да, в общем, ничего. Хотя… Поняли, что дело действительно серьезное. Нам остается для начала — доложить о результатах.
Глава 3.
О ПОЛЬЗЕ СТУКАЧЕЙ
6 июля 1945 года, Зенебург
— Слушай, может, закончим эту нашу самодеятельность? — спросил Оганес, прихлебывая чай. — Тут явно должны разбираться серьезные люди, которым это по службе положено.
— Это верно. Но только понимаешь… Вдруг эти люди крутятся где-то рядом. Уйдут — и с концами. Я же не предлагаю лезть искать тот самый объект. И даже знаю, кто нам поможет. Фрау Эрна. Что она не знает, я думаю, в этом городке не знает никто.
И ведь как накликали. Городская стукачка появилась сама, как из-под земли. На этот раз выражение было не скорбно-торжественным, а просто гордым — как у кошки, несущей в зубах мышь.
— Доброе утро, герр лейтенант. Я к вам. Вы ведь расследуете убийства?
Оба оно как! Тетка уже все знала. Впрочем, деревня есть деревня. Что наша, что немецкая. Копеляна фрау совершенно игнорировала. Что, в общем, понятно. В немецкой армии была иная иерархия, нежели в советской, — и офицер стоял неизмеримо выше какого-то там обер-фельдфебеля. Офицер — это была уже совсем иная каста. И перепрыгнуть через эту разделительную черту было весьма непросто. Это не в Красной Армии, где Мельников после трех месяцев курсов надел офицерские погоны. Немцы любят и понимают чины и звания. У них с этим строго.
— Доброе утро, фрау Эрна, — приветливо улыбнулся Мельников. При желании он умел быть чрезвычайно обаятельным. — Я как раз хотел расспросить вас об убитых.
Удивительно, но на этот раз фрау Эрна сделала нетерпеливый жест. Но противоречить не стала.
— Эти… Они работали в Черном лесу. Это секретный объект. Там вот, — фрау показала на восток. — Его строили пленные. А эти — эсэсы. Инженеры-строители. Они занимали там какие-то большие должности…
Вот вам и сверхсекретность! Простая стервозная тетка знает больше, чем бургомистр. А чем черт не шутит — может, она знает, и что там такое строили? Так и спросил. Фрау Эрна сделала еще более нетерпеливое движение. Да что с ней такое? Понос разобрал?
— Там возводили какие-то подземные сооружения. Но, герр лейтенант, я могу сообщить вам нечто гораздо более интересное. Я знаю, где скрываются люди, которые натворили безобразий вчера и ночью. Или, по крайней мере, скрывались.
