— Оганес, ты свою ракетницу не прихватил?
— Так точно.
— Ракеты есть?
— Пара штук.
— Давай сюда!
— Оганес! Вот ты лично паси окно.
— А ты?
— Я попытаюсь заняться иллюминацией.
Мельников выскочил из леса, по нему из дома врезал автомат. Но Копелян и Коваленко знали свое дело. Из окна стреляли как-то неуверенно. До дома оставалось метров двадцать. Мало — но только если у тех, в доме, нет гранат. Мельников залег за какую-то кочку, достал из-за пояса ракетницу, старательно прицелился в окно и нажал на курок. Тихо хлопнул выстрел — и через секунду Мельников убедился, что не промахнулся. Ракета, оставляя дымный шлейф, влетела в окно. Было слышно, как из дома послышался какой-то шум и гром.
— Оганес! Вперед!
Мельников вскочил и бросился к дому. Оттуда уже не стреляли. Судя по звукам, внутри происходило черт-те что. Он добежал до двери, которая так и осталась полуоткрыта. За ней был небольшой тамбур, а дальше — проход внутрь. Мельников всунулся туда — и тут же отпрянул назад. Лезть туда не имело смысла. То, что он мельком увидел, свидетельствовало, что он все рассчитал правильно.
…Из комнаты валил густой белый дым и тянуло резким пороховым запахом. Мельников представлял, что там происходит. Ракета, угодив в замкнутое пространство, стала метаться по комнате, отскакивая от стен. Зрелище это жуткое — особенно когда находишься внутри помещения. Тут уж ни о какой обороне речь не идет. Лейтенант, подняв автомат, ждал — если кто-нибудь, ошалев от тамошней невеселой обстановки, попробует вырваться наружу. Таких не было.
Тут подоспели Копелян и Никифоров.
— Что там?
— Фейерверк в отдельно взятом помещении. О! Кажется, наступила тишина. Порох в ракете прогорел. Добро пожаловать!
Они проникли в помещение, состоящее из одной большой комнаты. Сильно пахло пороховой гарью. Едкий дым мешал разглядеть подробности и отчаянно щипал глаза. Мельников увидел, что возле одного из окон спиной вверх лежит человек — судя по всему, мертвый. Он упорно пытался нащупать левой рукой рукоятку валяющегося рядом автомата.
Он был не ранен, но сильно пострадал от ракеты.
Зверобой с ходу отбросил ногой руку раненого.
— Хватит, приятель, постреляли.
И только тут посмотрел в лицо своего противника. Это был человек, заросший многодневной щетиной, которая, тем не менее, не могла скрыть его впалых щек. На голове у незнакомца было немецкое кепи, форма же — без знаков различия, какая-то серо-бурая. Впрочем, в последний период войны немцы одевали своих солдат во все, что находилось на складах. В ход шла даже советская зеленая материя, которую тогда еще победоносные части вермахта захватили в сорок первом. На ногах — подкованные австрийские ботинки. Но этот тип выглядел совсем не так, как те доходяги из леса. Все на нем было целым и достаточно чистым. Мельников перевернул второго. С причиной смерти все ясно — его достали с улицы. Форма была такой же невнятной, как и у первого. А вот на ногах были немецкие солдатские сапоги… Убитый тоже был давно не брит, но обмундирован чисто.
— Серега, что это он? — отвлек Мельникова от размышлений голос Копеляна.
Оганес стоял возле раненого. Тот судорожно выхаркивал какие-то отрывочные слова.
— Слушай, может, я чего-то не понимаю, но это не по-немецки… — сказал армянин.
Мельников прислушался. В самом деле, плохо различимые обрывки слов не походили на немецкую речь. И уж тем более — ни на что славянское. Зверобой хорошо говорил по-белорусски, мог объясниться на украинском и на польском. Это все было не то… Но — смутно знакомое. И вот тут он сообразил… Вашу мать! Это же литовский! В Литве они пробыли слишком мало, чтобы Мельников успел чему-то всерьез научиться. Но кое-что понимал. С десяток фраз. Хотя понимать было особо нечего. Что говорит русский мужик, если, забивая гвоздь, попадет молотком по пальцу? Вот примерно тоже говорил и этот тип…
— Оганес, это литовец.
— Откуда он тут?
— А что, до границы с Литвой верст пятьдесят, не больше.
— Нет, я о другом…
— Потом объясню! Что там с ним?
— Ожоги вроде. Серьезные. Но жить будет.
Между тем к дому подошли остальные бойцы. Никого не задело.
— Коваленко, как там немецкие пацаны?
— Ремня им всыпал и домой послал. Ох, ну тут и дымище…
— Перевяжите этого…
На опушке замелькали зеленые гимнастерки. Это подходил майор Щербина. Мельников стал собирать мысли в кучу для рапорта, но тут его отвлек Копелян.
— Слушай, лейтенант, а ведь тут трое были. Вон на столе три кружки.
— Да, я уже заметил, что один из них в сапогах. Значит, имелся еще один, в ботинках. Уйти он никак не мог.
— Получается, смылся раньше. О! А вот и винтовка.
Майор зашел как раз в тот момент, когда Мельников рассматривал вынутый из угла карабин KAR, снабженный оптическим прицелом. Хорошая штука, особенно в умелых руках.
— Из этого, что ли, стреляли в немца? — спросил майор, после того как зашел в помещение.
— Похоже. А вот хозяина, сдается мне, и нету.
— Почему ты так думаешь?
— Как вам сказать… Почерк не тот. Эти — так себе бойцы. На войне я бы их с двумя людьми успокоил. Просто рисковать ребятами не хотелось. А в городе был кто-то посерьезнее. Здесь вообще один, по крайней мере, — литовец, а не немец. А второго — поди спроси…
— А как вы его взяли?
— Из ракетницы в окно.
— Это мы в Сталинграде проходили. В самом деле — после такого уже не до сопротивления. Да, теперь я верю байкам про то, как ты «Красную звезду получил».
— Все. Транспортируем этого гаденыша. Ранение плевое, выживет. Теперь уже пора всерьез вызывать кого надо. Такие дела закрутились.
— Слушай, лейтенант, а что говорил майор про твою «Красную звезду»? Я ж историк все-таки…
— А, так это в самом деле весело вышло. Я ведь эту «звезду», по сути, за лень получил. Дело было так. Перед наступлением надо было установить контакт с партизанами, которые базировались в прифронтовой полосе. Меня по старой памяти и послали. Сходили. Установили. Все бы хорошо — но обратно надо двадцать верст на своих двоих пилить. Дождь, слякоть… Лень. Ну, мы и угнали немецкий штабной бронетранспортер. А в нем оказался не менее штабной майор. Майора мы успокоили, толстый был, чтобы его переть через линию фронта. А портфель с документами прихватили. Передали куда надо. И все. А потом — нам всем награды. Ребятам — «За отвагу», мне как старшему по званию — «Красную звезду». Ребята мне потом говорили, я случайно нарвался на сведения, за которыми фронтовая разведка гонялась две недели. Три группы положили. А нам вот повезло. Может, если бы не поленились майора того тащить, чего-нибудь и повыше схватили бы…
