В ратуше их встретил — на удивление — достаточно молодой человек. А то Мельников уже привык видеть в Германии лишь пожилых чиновников.
— Добрый день, товарищ капитан, — приветствовал он на русском, в котором кроме немецкого акцента чувствовалось еще и типично волжское «оканье».
— Здравствуйте, господин бургомистр. Мы говорим по-немецки. Нас интересуют транспортные железнодорожные перевозки через ваш город в последние годы.
— К сожалению, я на этой должности недавно. В последние годы я находился в русском тылу. Я — был членом комитета «Свободная Германия», — пояснил городской голова. И работал на… зву-ков-ках
[27]
, — произнес он трудное русское слово. А теперь вот — нахожусь тут. Прошлый бургомистр был убежденным нацистом, его ваши товарищи арестовали. Но, думаю, я могу вам помочь. Я слыхал, что тут происходили какие-то грандиозные темные дела. Мне об этом рассказывал Феликс Шахт, мой главный помощник. Этот человек работал на железной дороге. В свое время сидел в лагере. Если бы нацистам не понадобились железнодорожники — так бы там и остался. А сейчас он помогает мне с ремонтом. Война и ратушу не обошла… Но сейчас его нет. Я его отпустил до обеда к каким-то его родственникам. Тут, в окрестности. Сами понимаете, с продуктами плохо, а у фермеров все же побольше.
Городской голова усмехнулся.
— Как он говорил, они его раньше и знать не хотели. Рабочий! А теперь перед ним заискивают. Они хоть и небогатые фермеры, но боятся новой власти. Так что он для всех продовольствие добывает…
— К обеду, это часа два еще ждать. А не съездить ли нам к этому самому лесу? — сказал Еляков. — Но для начала давайте-ка поищем железную дорогу, которая исчезла.
— То есть, как исчезла, товарищ капитан? — не понял Копелян.
— А вот так. Шла в этот лес железка. А когда наши пришли — ее не обнаружили. Растаяла. Правда, ее у леса искали, а не тут. Но, судя по всему, начиналась она отсюда… Пойдемте-ка за станцию к запасным. Стрелка-то должна быть.
Они спустились с низкого перрона и двинулись по шпалам туда, где метрах в двустах виднелся тупик. Еляков внимательно осматривал рельсы. Но стрелки не было. Дальше тупиком виднелись мощные липы. И тут подал голос несколько отставший Мельников:
— Товарищ капитан! Я нашел, вон куда она уходила.
— И в самом деле. Все просто…
Вдоль железнодорожного пути с противоположной от города стороны были высажены какие-то невысокие деревья. В их зеленой шеренге четко выделялись несколько сухих.
— Точно! Все просто. Они убрали пути и копали сюда несколько деревьев. Маскировка известная. Но это ж было зимой. Тогда все деревья были голые. Что ж, подгоняем машину, поехали.
На той стороне виднелся кустарник, тоже сухой. А потом показалась достаточно четкая железнодорожная насыпь, по которой свободно шла машина.
Местность вокруг была пустынной, напоминающая Западную Белоруссию. Деревьев вокруг виднелось немного, все какие-то пустоши. Впрочем, от Биаллы до советской границы было рукой подать. А природа — она государственных границ не знает. Слева показалось озеро с берегами, заросшими камышом.
А впереди показался мрачный еловый лес. Из тех, которых в России называют «черными» — где ели растут так плотно, что солнечный свет слабо доходит до земли, а поэтому никакого подлеска в них нет.
— Вот, вроде как и он, — прокомментировал Еляков.
Когда приблизились, убедились, что опушку леса сплошь закрывают густые заросли кустарника — и по пути следования виднелась все та же полоса сухих растений.
— Все правильно. И тут натыкали лесонасаждения. Не нашли! — проворчал капитан. — Доложили бы честно: особо не искали. Тогда, конечно, все под снегом было, но захотели бы — нашли.
Перед зарослями кустарника красовалась деревянная табличка с надписью «Мины».
— Что ж, дальше мы не полезем, — подвел итог капитан. — Как говорится, на месте определились.
— Товарищ капитан, а минное поле так с опушки и начинается? — спросил Копелян.
— Нет, дальше, в глубине леса. Но кто ж определял его границы? Вот понатыкали этих столбиков и успокоились.
— Значит, возможно, где-то есть и проход?
Тут встрял Мельников.
— Оганес, если проход и оставляют, то его делают отнюдь не прямым как стрела, а наоборот — извилистым. И там должны быть либо метки, либо схема. Да и этот проход ведь могли в последний момент закупорить на входе. В самом деле, тыкаться наобум — дело дохлое. А разминировать — это работа не на один месяц.
— Все, поглядели и ладно. Разворачиваемся! У нас дел по горло.
Когда они вернулись в ратушу, в кабинете у бургомистра сидел седой человек, не уступающий по комплекции Мельникову. Более всего он напоминал сознательных рабочих из советских фильмов про дореволюционное время. В том, что он принадлежал к немецкому пролетариату, сомневаться не приходилось — об этом говорили огромные натруженные руки. Впрочем, такие же пролетарии в сорок первом увлеченно перли «нах остен» — и никакая классовая солидарность их не останавливала.
— Товарищи, вот это и есть тот человек, о котором я вам говорил, — сказал бургомистр.
— Герр Феликс, русские товарищи интересуются перевозками в последние годы войны…
— А я все жду, когда вы за это приметесь, — неторопливо сказал железнодорожник. — Я два года ломал голову — что это там коричневые строят, в районе Спирдинг-зее? Движение по дороге было сильное. Эшелоны шли в основном по ночам. В начале везли людей. Наверное, заключенных. Или пленных. Точно не знаю, к вагонам старались никого не подпускать. Потом повезли разные грузы в закрытых вагонах. Но военной техники — танков и прочего — я не заметил. А вот бензиновые цистерны были… Какую-то крупную железную арматуру везли. Все это продолжалось до начала сорок пятого. А вот людей оттуда обратно не вывозили. Это точно. Я специально устроился ночью работать. Мне ж, сами понимаете, наци любить не за что.
— Простите, а за что вас посадили?
— Я был профсоюзным активистом. Когда Гитлер пришел к власти, в профсоюзах стали говорить о всеобщей забастовке. Наши-то лидеры в итоге струсили. А я агитировал за нее. Не дурак ведь, понимал, что добром все это не кончится. Вот и посадили меня… До тридцать восьмого года сидел, а там им люди понадобились по случаю войны.
— Но вернемся к делу. Куда все это везли?
— На северо-восток от города кинули временную ветку. Она шла в сторону болот…
— К Черному лесу?
— Возможно. Гражданских туда не пускали. Вообще запретили ходить в ту сторону. Да и никто и не стремился туда ходить. Временная ветка была ненадежная, поэтому часто прибывшие вагоны скапливались на запасных путях. Тогда там всегда стояла охрана — одни эсэсы. А в начале года… Ветку разобрали солдаты железнодорожных частей. Но… Оттуда, из леса, выходили машины. Не здесь. Они выходили на грунтовую дорогу, западнее Биаллы. Это было, когда уже ваши войска подходили. Уже канонаду было вовсю слышно. Их видел соседский мальчик. Так вот — из леса выехали штабной легковой автомобиль и два грузовика. Но только им не повезло… Я их тоже потом видел. Они там, на дороге на Линк, и сейчас стоят.
