Ведь в чем преимущество партизана? В том, что лес укроет тебя от врага. А если уж и лес не укрывает… Нет, так быть не должно.
По его предложению десяток партизан стали набивать новую тропу. Ходили туда-сюда по направлению к одному очень важному стратегическому мосту. Конечно, «партизанская тропа» не имеет ничего общего с обычной тропинкой. Лесные бойцы всегда ходят, стараясь не оставлять следов. Но опытный человек поймет…
Долгое время он думал, что все это зря. Но вдруг, в очередной раз проверяя ложную тропу, — обнаружил возле нее кленовый лист. Вокруг были березы — и такому сочному кленовому листку упасть было неоткуда. Оба на! Кленовая роща была ближе по тропе. Может, конечно, лист зацепили на сапогах партизаны — но для этого он был слишком свежим…
Сергей приблизился к кленовой рощице со стороны мохового болота. По мху мог ходить так, что никто не услышит. Сергей залег на краю болотины и стал наблюдать. Долгое время все было тихо. Но! Когда солнце склонялось к вечеру, одна из кочек, на которой рост небольшой клен, зашевелилась. Мельников, не теряя времени, тут же всадил в эту кучку всю обойму. Перезарядив винтовку, Сергей подошел к этому месту.
Все оказалось правильным. В яме, искусно прикрытой ветками — так что создавалась иллюзия куста, лежал мертвый парень. Две винтовочные пули его настигли в голову, одна в шею. Парень был одет в необычный маскировочный комбинезон. В нем были специальные ячейки, в которые егерь воткнул веточки, листья и прочую лесную мишуру. Эдакое лесное чудище. Мельников глянул на убитого — мускулистого блондинистого парня, который теперь лежал в яме, истекая кровью, — и почувствовал к убитому им немцу большое уважение. Грамотно парень воевал…
Потом с такими охотниками приходилось не раз сталкиваться. Собственно, именно один из них влепил Сергею пулю в грудь, из-за которой он временно вышел из игры и был вывезен в тыл. После чего воевал уже как и все — с погонами на плечах.
9 июля, Алленштайн
В комнату вошел Еляков.
— Ребята, кончай гулять, у меня сейчас будет серьезный разговор с лейтенантом.
Дождавшись, когда Копелян и шофер выйдут, капитан начал без предисловий:
— Дело, в которое мы ввязались, обещает быть очень ответственным. Гораздо серьезнее, чем мы думали. Но я получил приказ продолжать работу, раз уж взялся. Но вопрос не обо мне, а о тебе. Честно говоря, мы давно к тебе, лейтенант, присматривались. Я уже говорил — у нас после войны с кадрами очень непросто. Слишком многие с нее не вернулись. Но мы думали — куда торопиться? Дождемся, пока тебя демобилизуют, потом привлечем. А тут вот вышло — очень даже есть куда спешить… В общем, если ты был пока к нам прикомандирован, то теперь я предлагаю тебе у нас работать. Я не хочу тянуть тебя силком, по приказу. Хотя бы и мог такого приказа добиться. Но — теперь не война. А у нас не просто «государственная безопасность». Я занимаюсь, скажем так, очень тонкими делами. Это не просто «ловить и догонять». Это куда интереснее. Так вот, ты хочешь и дальше работать со мной? Скажу честно — скоро вашу армию отведут в тыл и полностью демобилизуют. Ты в кадрах не останешься. Поверь. Такие лихие разведчики нужны на войне. В мирное время им в армии делать нечего… А что ты еще умеешь, кроме как воевать?
Мельников усмехнулся. Это уж точно. Есть люди, которых ценят потому, что без них никак, но которых начальство при этом сильно не любит за особенности характера. Мельников был как раз из тех. Его постоянно упрекали в «партизанских привычках».
Что было, то было. Разведчик живет по принципу «дальше фронта не пошлют, меньше взвода не дадут». Плевать он хотел на всех. Как-то Мельников взашей вытолкал с позиций какого-то шустрого товарища, который раскручивал «дело» на одного из его ребят. Тот для практики в немецком читал найденные немецкие газеты. Вот какая-то сука и стукнула. А этот, тыловая морда, явился копать на предмет «распространения вражеской пропаганды». В результате летел дальше, чем видел, подгоняемый смачными ударами сапог. Идти бы Мельникову за это под трибунал, да того типа тоже на чем-то прихватили. Но Сергею было понятно, что после общей демобилизации сохранить погоны ему не светило. Да и не особо ему хотелось служить в мирной армии. Шестое чувство подсказывали, что там все будет совсем иначе. И капитан тут полностью прав. Куда ему идти? Семья погибла, толком он ничего делать не умеет. Только воевать.
Тем временем Еляков продолжал:
— Ты пойми, лейтенант, после войны люди оказываются по двум основным вариантам. Одни стараются как можно скорее оставить ее в прошлом и заняться мирным делом. А другие, те, кто с войны никогда вернуться так и не смогут. Им в мирной жизни будет скучно. Так вот, ты — из вторых.
— Что ж, я согласен. Что нужно?
— Пока ничего. Пока ты ко мне по-прежнему официально прикомандирован. Сейчас нам надо это задание дожать. А там уж все сделаем как положено.
— А Копелян?
— С ним сложнее. Он не офицер. Да и у него явно нет склонности к нашей работе. Но он уже чересчур влез в это дело. Так что до демобилизации ему придется быть прикомандированным к нам.
…Оганес выслушал новость о своем новом назначении без энтузиазма. Ему явно хотелось тихо и спокойно дослужить до демобилизации в тихом и спокойном городке.
— Но, если подумать, не бросать же мне своего лейтенанта на произвол судьбы, — жизнерадостно сказал он. — Наше дело солдатское. Куда пошлют, туда и пойдем!
10 июля, окрестности Пшасныша, Польша
Дорога была, как водится, разбита, но не очень, поскольку шла поперек линии, по которой двигались войска при наступлении. Но все-таки штабному трофейному «опелю», на котором ехали поляк и пересевший к нему Еляков, было тяжело передвигаться по этой раздолбанной дороге, носившей гордое название шоссе. Шедшему сзади «виллису» приходилось куда как полегче. Да уж, что сказать… Конечно, танки у американцев были плохие — видали их «Шерманы», которые наши танкисты прозвали «гусеничными гробами». Они не шли ни в какое сравнение ни с нашими, ни с немецкими. Но вот машины — это да! Их «студики» и «виллисы» на голову превосходили как советские, так и вражеские транспортные средства. Вот и теперь шофер «виллиса» маялся от скуки, плетясь вслед за немецким «штабником».
Пейзаж вокруг был достаточно пустынный. Вокруг стояли редкие, не внушающие уважения леса, перемежающиеся с полями, которые в этом году вроде бы не засеивались. Но вообще-то местность сильно напоминала Белоруссию. А чего удивляться? До нее тут было всего ничего. Мелькающие за окном деревни были достаточно убогими, отличаясь этим от населенных пунктов в Восточной Пруссии, границу которой миновали недавно. Людей в этих населенных пунктах почти не наблюдалось. Немцы во время оккупации выселяли отсюда поляков, собираясь пристроить своих поселенцев. Поселенцы, те, которые успели приехать в начале войны, благоразумно сбежали еще до подхода наших. А теперь никого не было.
Граница с Польшей оказалась всего лишь линией, проведенной на карте. Никаких пограничников не было и в помине. Да и вообще… В Мышинце стояли наши войска. Что же касается дороги, то она была под стать окружающей местности — такой же пустынной. Каких-либо патрулей и прочего заметно не было. Как и движения. Лишь пару раз попались идущие навстречу грузовики с какой-то поклажей. Глухомань…
