— Не было печали! Теперь эти аковцы объявились и у нас… И это ведь уже не первые…
— То есть? — насторожился Мысловский.
— Несколько дней назад мы перехватили одну группу. Двенадцать человек. Тоже двигались на север. К сожалению, ребята у меня неопытные, живым никого не взяли, всех уничтожили. Никаких документов при них не нашли. Так что о целях этой группы нам ничего не известно.
— Глядите-ка, капитан, — обратился надпоручик к Елякову, пересказав ему беседу, — а ведь в самом деле: прут и прут на север. Прямо, миграция какая-то…
Глава 7.
НА РУИНАХ СТОЛИЦЫ
11 июля, Варшава
Столица Польши производила странное впечатление. Она была очень сильно разрушена — куда ни глянь, всюду руины. Особенно пострадал центр. От некоторых улиц остались лишь груды битого кирпича. Восстание длилось три месяца, и бои тут шли серьезные. К тому же, как сказал Мысловский, немцы при отступлении нарочно взорвали многие здания. Чтобы, так сказать, победителям жизнь медом не казалась.
Но все таки город жил. Достаточно большое количество домов остались целыми. Иногда странно смотрелся практически неповрежденный дом, среди пустыря, заваленного кирпичом. И что самое главное — по улицам ходили люди, проезжали велосипеды, иногда даже — машины. В большинстве, конечно, автомобили были военные — наши или польские. Но попадались и такие, где за рулем сидели паны, одетые в «гражданку». Кое-где виднелись ожившие магазинчики и даже — крохотные кафе. Порядок в Варшаве поддерживался объединенными силами советских частей и различных польских формирований. Довольно часто на перекрестках виднелась фигура милиционера — либо в форме Войска Польского, либо просто в гражданской одежде с повязкой на руке.
Но что самое главное — правительство и другие учреждения нового польского государства располагались в Варшаве. А ведь в Польше имелись большие города, которые были разрушены куда меньше. Взять тот же Краков — древнюю польскую столицу. Однако новая власть предпочитала ютиться здесь.
— Ничего, отстроим, — сказал Мысловский. — Главное, что немцев выгнали, а дальше уж как-нибудь разберемся.
Их путь лежал к большому дому на окраине, над которым развевался красно-белый польский флаг. Возле него стояла стайка машин, в подъезд входили и выходили люди.
Мысловский, отставив Оганеса вместе с шоферами, уверенно вел Елякова и Мельникова по коридорам. Из комнат доносился треск пишущих машинок, мимо пробегали озабоченные паны и пани. В общем, если бы не мрачный пейзаж за окнами, — это была бы самая заурядная большая контора, набитая бюрократами.
Поляк подвел офицеров к одному из кабинетов, возле которого теснилась довольно большая очередь, состоящая из желающих попасть за дверь. А оттуда раздавался крик:
— Да вы поймите, нет у меня их, нет! Откуда я возьму?
…В кабинете за столом сидел седой пан с лицом, украшенным косым шрамом. Перед ним мялся пан, помоложе. Увидев входящих офицеров, пан за столом вздохнул с облегчением и новой силой заорал на стоящего:
— Все! Зайдите позже! У меня есть дела поважнее!
Когда дверь за посетителем закрылась с той стороны, столовладелец устало бросил как бы сам себе:
— Вот ведь не угомонятся. Всем телефон нужен. А у меня только то, что русские провели. Своего телефона в Варшаве нет…
Тут он обратил свой взгляд на вошедших:
— Добрый день, пан Мысловский, добрый день, паны. Извините, я тут немного закрутился. Понимаете, никто не соображает, что у нас сейчас нет ничего своего. Чем русские товарищи поделятся — тем и богаты. А эти все требуют, требуют… Впрочем, простите. У вас наверняка более серьезные дела, чем выслушивание моих жалоб.
— Да уж, пан Пинский. Вот эти паны — мои коллеги. Они с севера. И очень интересуются Черным лесом. Как и я. Так что, я прошу вас рассказать все, что вы знаете.
Пан помрачнел. Видимо, этот вопрос пробудил в нем не самые лучшие воспоминания. Однако он стал говорить:
— Я, как многие, попал в плен в тридцать девятом, когда немцы разбили нашу армию. Дальше — понятно. Лагеря военнопленных, работа в немецком лагере. Честно говоря, я не выдержал, устал катать тачку на подземном заводе в Кенигсберге. А тут… Немцы тщательно отбирали специалистов — им предоставляли лучшие условия и лучший паек. Я по специальности инженер-строитель. Стыдно, но я пошел к ним работать по специальности… Я много чего строил. А в конце сорок третьего года нас привезли в этот проклятый Черный лес. Мы строили там какие-то подземные сооружения. Я лично принимал участие в сооружении длинного тоннеля. Широкого, автомашина может пройти. Он тянулся аж до опушки этого чертова места.
Еляков напрягся. Он вспомнил о машинах, которые появились ниоткуда. Что-то начинает вырисовываться… Беда только, что по-польски Еляков не говорил — приходилось воспринимать все в пересказе Мельникова.
Поляк продолжал:
— Там, на строительстве, было много людей. В основном военнопленные. Поляки, русские. Охраняли нас исключительно эсэсовцы. Как я понимаю, никого из них за пределы объекта никогда не выпускали… Кроме больших начальников. Все было очень секретно. Но это явно был не какой-нибудь подземный завод. Заводы-то мне видеть приходилось. Это было нечто другое. Что — я так и не понял. Но вот что интересно — при строительстве старались максимально сохранить деревья. А это ведь не нужно для простой маскировки от самолетов. Закрыли бы сверху сеткой — и все. Такое впечатление, что все там возводили на долгий срок.
— Пан Пинский, вы не слыхали о таких людях: Феликс Йорк, Август Шахт, Отто Хансен? — спросил Еляков.
— С Йорком я встречался. Он был добрым человеком. Конечно, как может быть добрым немец-нацист. Хотя, наверное, он и не был нацистом. По крайней мере, он старался облегчить жизнь заключенных. Хотя бы специалистов. Всегда ругался с охраной, говорил, что ему нужны нормальные работники, а не ходячие трупы. Правду сказать, он меня и спас. Невольно. Однажды явился на работу очень пьяный. И вдруг мне сказал:
— Никто из вас отсюда живым не уйдет.
И я ему поверил. Уж больно все было секретно. Я подумал — а ведь он прав. Я до того уже насмотрелся, во что немцы ценят нашу жизнь. Мы были для них просто мусор под ногами. Теперь-то, когда я знаю больше про лагеря смерти и прочие ужасы, полагаю, что не ошибся. Всех рабочих скорее всего уничтожили после завершения строительства. А я… Я решился бежать. До этого, честно говоря, трусил. Но тогда решил: все равно помирать! Нас было четверо — трое поляков и двое русских. Но уйти удалось лишь мне одному… Остальные погибли. Мне же потом удалось встретить красных партизан.
— Но все-таки вы строитель. На что мог быть похож этот объект?
— На многое. Возможно — на какое-нибудь тайное хранилище. Кто-то мрачно шутил: немцы метро строят… Я ушел, когда строительство только начиналось. Да, я же вам не сказал очень важной вещи! Ведь ко мне приходили недавно люди и спрашивали о том же.
