— Нет, бабам нельзя давать на расправу, — покачал головой Мельников. — Жуткие они вещи делают… Мы вот в отряде были против жестокости. Полицаев мы просто вешали. Ну разве что какой-нибудь волостной староста попадался или повыше. Тогда-то конечно. Такие петлей не отделывались. Но потом другая установка вышла — кто из полицаев сам перебегал, того брали в отряды. Мы, правда, не брали. Но мы вообще мало кого брали.
— Элита, — усмехнулся Копелян.
— Вроде того. У нас командиром был пограничник, у него не забалуешь. Зато и воевали мы… Пленные немцы говорили — они были убеждены, что мы — это заброшенная из Москвы элитная диверсионная часть.
— А немцы? Пленные? Что с ними делали, товарищ лейтенант? — спросил молодой рядовой Егоров, который сидел в сторонке и жадно слушал рассказы про войну, на которой он не успел побывать. Парень даже не представлял, насколько ему повезло…
— Какие пленные, парень? У нас, знаешь, тыла не имелось, отправлять пленных было некуда. Обычных солдат мы просто ставили к стенке. А вот каратели… Кто в руки к партизанам попадался — тот сто раз проклинал, что родился на свет.
Мельников потянулся к бутылке с вином, но передумал.
— Надоело мне эту кислятину пить. Рядовой Егоров!
— Я! — вытянулся солдат.
— К одноногому бегом марш!
— Я по-немецки…
— На слова «цвай шнапс» тебя хватит. И скажи еще «лейтенант». Он поймет, что для меня. Бегом, я сказал!
Но выпить не удалось. Молодой, выскочив, вскоре ворвался с вытаращенными глазами.
— Товарищ старший сержант! Там стреляют!
— Из чего?
— Да… — замялся Егоров. В самом деле, где б он умел научиться различать звуки выстрелов?
— Мать твою! Сколько раз стреляли?
— Два…
Мельников схватил автомат.
— Копелян, Никифоров, за мной! Егоров, показывай, где и что.
Они выскочили на ночную улицу.
— Где?
— Вон откуда-то оттуда.
— Егоров, не маячь посреди улицы, прижмись к домам, идиот! И бегом обратно в дом! — прикрикнул Сергей на салагу.
Трое бывалых солдат двинулись по разным сторонам улицы. Вокруг висела глубокая провинциальная тишина, которую нарушал только треск кузнечиков. Городок спал. Луна с неба таращилась на зрелище, казалось бы, уже ушедшее в прошлое — на трех людей с «ППШ», крадущихся вдоль стен. Никакого движения в домах не наблюдалось. Глухомань глухоманью — но война все-таки наложила свой отпечаток на местных обывателей. При звуках выстрелов люди старались не высовывать носа.
…Впереди показалась тень. Мельников вскинул автомат, но в последнюю минуту удержал палец, уже готовый нажать на курок. Он разглядел одноногий силуэт того самого инвалида, к которому не добежал Егоров.
— Фридрих, чтоб тебя… — Мельников загнул чрезвычайно многосложное немецкое ругательство. — Под Сталинградом тебя не убили, так хочешь, дома пулю получить?
— Я слышал — стреляли. Из нашей… Из маузеровской винтовки. Откуда-то оттуда, где развалины пивоварни, — Франц показал рукой в темноту в сторону низкого холма.
— Куда стреляли, не понял? — спросил между тем лейтенант.
— Я думаю, вон по тому дому. — Немец кивнул на строение, стоящее на краю городка. — Я слышал звон стекла…
— Поглядим, по кому это ведут огонь. Оганес, двигаем. Никифоров, прикрой.
Вряд ли, конечно, стоило ждать от этого дома каких-нибудь неожиданностей, но лучше уж перебдеть, чем недобдеть. Они перебежали к небольшому дому, похожему, как и все остальные, на красивую игрушку. Добежали до крыльца и прижались к стене. Следом подтянулся ефрейтор.
— Я думаю, оттуда стрелять не станут, — сказал он.
— Мне тоже так кажется.
Мельников резко дернул дверь. Она была заперта, но со второго раза что-то треснуло, а с третьего щеколда слетела. Сергей проскочил в прихожую и оказался в гостиной. На большом круглом столе горела керосиновая лампа. В деревянном кресле с высокой спинкой сидел человек — тоже немолодой, как и вчерашний убитый. У него была аккуратно прострелена голова. Оконное стекло было разбито.
— Дела… — покачал головой появившийся Копелян. — Еще один убитый старый немец…
— Посмотри лучше в стене, может найдешь вторую пулю.
Мельников взял лампу и принялся осматривать стену.
— Есть! Дай-ка твою финку.
Он поковырялся и достал пулю.
— Одноногий правильно сказал. От немецкой винтовки.
— Слушай, а я ведь помню этот холмик, возле города, где какие-то развалины. — Мельников по привычке изучил все подходы к городку. — Далековато. Разве что из снайперской… Да и то — удачный выстрел.
— Никифоров! За майором! Только поглядывай!
Ефрейтор выбежал, а Мельников закурил.
— Слушай, лейтенант, а ведь это уже становится интересным. Кто-то, похоже, начал планомерную ликвидацию пожилых герров, — подал голос армянин.
Между тем Мельников оглядывался. Что-то его беспокоило, но он не мог ухватить, что именно.
— Странный дом какой-то, — заявил между тем Копелян. — Как в гостинице.
О! Вот оно что! А ведь тот дом тоже производил подобное впечатление. Старший сержант огляделся получше. В самом деле, обычно в доме, где человек жил длительное время, есть какая-то «обжитость» — разные мелочи, безделушки, фотографии на стене, в конце концов. Даже в землянки солдаты старались внести какой-то уют. Что наши, что немецкие. А тут, в самом деле, было как в гостинице. То есть все чисто, по-немецки аккуратно — но никаких признаков индивидуальности. И ведь в том доме, Копелян прав, тоже пожилой герр… Интересно выходит. Мельников повернулся к старшему сержанту.
— Слушай, посмотри на улицу — там Фридрих не околачивается? Если да — тащи сюда.
Копелян вышел и вскоре вернулся с солдатом разбитой вражеской армии.
Он увидел труп и покачал головой.
— Ты знаешь этого человека? — спросил Мельников.
— Зовут Август Шахт. Он приехал, когда я был на фронте.
Оба оно как! И этот «чужак». В таких городках, что в России, что в Германии, новые жители появляются нечасто.
— Кто он?
— Чем он занимался, никто не знает. Но он, когда ваши пришли, снова исчез на некоторое время. Тогда многие в беженцы подались. Но он вернулся. И… Ведь вернулся-то он, когда ваша контрразведка уже основную работу сделала.
В коридоре раздались шаги, и появился заспанный майор. Выслушав доклад о случившемся, он коротко ругнулся.
— А я как чувствовал, что здесь дело непростое. Перед выходом позвонил в Линк. И мне сказали — пока, мол, сами разбирайтесь. Вот ты и разбирайся.
