Красноармеец подсел рядом.
– Что известно? Начальство-то что думает? Долго тут будем, по лесам-то, прятаться?
– Наша задача остается неизменной, – Иван собрал перепутанные мысли вместе и попытался вспомнить, что там говорил генерал. – Мы должны гнать фашистских оккупантов, уничтожать их, чтобы освободить нашу Родину. Линия фронта выровняется! Я уверен в этом. И генерал мне вчера то же самое говорил. И тогда наша армия перейдет в наступление.
– Да это все понятно… – протянул красноармеец, как показалось Ивану, слегка разочарованно. – Вот только нам-то чего делать?
– Будем прорываться. Сейчас противник впереди нас. Мы ударим ему в спину…
– А чем ударим? – поинтересовался боец с легкой ехидцей. – Тут у каждого патронов раз-два и обчелся…
– Нет патронов, в штыковую пойдем… Прорвемся к нашим! – ответил Иван с неведомо откуда взявшейся уверенностью.
– В штыковую… – протянул красноармеец и вздохнул. – Можно, конечно, и так. Ты как к нам попал-то?
– Да так… Вот заплутали, с товарищем, – Лопухин кивнул на Колобкова. – Шли на Слоним, а вышли…
– К черту в зубы, – засмеялся боец. – А мы вот от Гродно пехом топаем. Мы в лоб, а они по нам с воздуха. Мы в лоб, а по нам с воздуха. И ни вправо, ни влево. Так и бросались, пока патроны были. А потом ясно стало, что делать нечего. Мы и дернули. Пограничники слыхал чего рассказывали?
– Нет.
– О! Это ты ничего не знаешь… Немцы по ним из орудий ка-а-ак дадут! И минометами! И с воздуха! Ты под бомбежку попадал?
– Ну, так… Было чуток…
– А они не чуток, они по полной получили. Запрашивают, мол, что делать?! Нас обстреливают! А им в ответ знаешь чего?
– Нет…
– Не поддавайтесь на провокации. Немцы их из пушек ломают. А им все одно, не поддавайтесь, мол, на провокации. У вас ложные сведения. Ну, когда немец попер в лоб, стало не до разговоров. Так застава и полегла, считай, вся… Вот ты, политрук, скажи… А как оно так вышло?
Нехороший это был разговор. И слова как слова, но за ними… будто ядовитая гадина притаилась.
– А еще, – продолжал боец, – немцы-то все с автоматами, с автоматами, а у нашего брата и винтовок-то… На трех человек одна! Как это так вышло, а? И где самолеты наши? Вроде как готовились с немцами воевать… Готовились-готовились, а в лужу сели! Пожрут нас теперь немцы-то, как есть пожрут! Ты танки их видел? А я вот видел… Как дали по нам, так только щепки полетели. А еще я слышал, что у них в плену тушенку дают. Вон, видал?..
И он показал Ивану скомканную бумажку. Черно-белый рисунок и надпись: «Штык в землю…»
– Откуда у тебя?.. – осторожно спросил Иван.
– С самолета бросили. Вместо бомбы. Так ко мне и залетела… А могли бы и гранатой швырнуть. Так-то.
– А ты в каких частях воевал?
– Да вот… – Ивану показалось, что боец слегка смутился. – Кухня там…
– А про винтовки откуда знаешь?
– Что про винтовки?
– Ну, что на трех человек одна?
Красноармеец кашлянул. Поправил пилотку.
– Говорят…
– Кто говорит? – Лопухин почувствовал, как напряглись скулы.
– Пойду я, – улыбнулся боец. – Ты товарища береги…
– Стой!
Но мужичок уже ушел.
Иван вскочил было, удержать, остановить… Но у Колобкова начались конвульсии.
– Сука, – цедил сквозь зубы Иван. – Гнида тыловая… Листовку он сохранил… Паскуда…
Димка, вроде бы затихший, принялся метаться около костра с новой силой, и Лопухин, чтобы удержать друга, наваливался на него едва ли не всем телом.
– Ну, ничего, ничего… Я тебя запомнил, зараза… Запомнил…
Колобкову стало легче к вечеру. Он открыл глаза и даже смог сесть.
Все тот же Юра-тунгус принес убитого олененка. Организованная на скорую руку кухня спешно варила суп и жарила мясо.
А к ночи вернулась разведка и доложила, что в окрестностях была замечена группа немцев, прочесывающая лес.
23
– Товарищи бойцы! – Голос у Болдина был с хрипотцой, простуженный. Говорил генерал негромко, но в притихшем лесу каждое его слово разносилось далеко. – Мы с вами находимся в непростой ситуации, когда от каждого человека требуется вся сила, все мужество, чтобы жить и сражаться.
Раненых было решено оставить под присмотром нескольких, немного знакомых с медициной красноармейцев. Остальной отряд уходил на боевую операцию.
– Мы должны вырваться из окружения! Этого требует от нас долг перед Родиной, перед Отечеством! Там, по ту сторону фронта, наши братья по оружию…
Прятаться в белорусских лесах было можно. Но долго ли? Без боеприпасов, без еды… Совершать набеги на окрестные деревни, по которым уже прокатились немцы? Появление в этих лесах карательных отрядов – вопрос времени…
– У нас есть только один путь. Одна цель. Бить фашистскую гадину на каждом шагу. Бить без пощады! Как это делали…
Главной проблемой было отсутствие патронов и оружия. Часть винтовок бойцы таскали с собой только из-за привычки к установленному порядку. Стрелять из них было невозможно. Один красноармеец держал при себе искореженную осколком «боевую подругу». Не выпускал ее из рук ни на минуту, даже спал с ней. Всем и каждому он рассказывал, как винтовка спасла ему жизнь…
– Каждый должен понимать, что советский народ вступил в тяжелую и кровопролитную войну, где нет места слабостям. Нет места панике, страху. Но каждый шаг советского солдата – это шаг истории. О нас будут помнить так, как помнят героев войны 1812 года, как помнят…
Вторая проблема заключалась в отсутствии медикаментов. Каждое ранение несло в себе реальную опасность. Не было медиков, и только Юра-тунгус своими отварами и какими-то травами вытаскивал людей. Однако он все чаще разводил руками: «Нужны лекарства».
И главное, чего боялся генерал Болдин, было моральное состояние отряда.
Усталые, измотанные и испуганные люди сейчас были очень близки к тому, чтобы поддаться панике, бежать, сдаваться в плен, что угодно, лишь бы не воевать, лишь бы вырваться из этого страшного ожидания, уйти как можно дальше… Хорошо быть смелым, когда враг впереди, когда за спиной тыл, обозы, когда все ясно и понятно… Но в окружении, когда враг может оказаться где угодно, когда нет никакой связи, когда твои товарищи умирают, а ты ничем не можешь им помочь… А что делается дома, в родных городах?.. То тут, то там, всплывали разговорчики о плене. О листовках, сбрасываемых с воздуха. О том, что воевать надо было не так…
Болдин понимал: еще немного, и он утратит контроль над солдатами. Еще чуть-чуть, и они из бойцов Красной Армии превратятся в банду мародеров или трусливо сдадутся ближайшему немецкому разъезду…
